Алексей Федоренко

Вот такой вариант

Что характерно, лица в основном славянские

Фото №6

Фото №5

Фото №4

Фото №3

Фото №2

Несколько фото 1931 -1932 года. Известно, что участник событий - Акутин Сергей Тимофеевич, 1931–1932 – командир топографического отряда Кавказской Краснознаменной армии. Есть на снимках. Возможно еще кого-нибудь опознаем общими усилиями. 

Фото №1

Из дневника Андрея Евгеньевича Снесарева " Письма с фронта 1914-1917 г".  Пишет жене о своем награждении и о том, что П.Т. Акутин подарил ему своего казенного "Георгия".

Дополнительные фото ордена Акутина П.Т.

Из письма внучки Акутина Павла - Mne ochenj interesno byla prochetatj

pismo na anglijskom jazyke polkovniku Akutinu ot 11.9.1919. Ja pomnju
Mama moja rasskazyvala o Generale Ironside, kotoryj Pavlu vruchil DSO
krest (Distinguished Service Order), on takzhe polushil zvanie Sir, a
moja babushka byla Lady Olga itd.

Еще один русский офицер, Акутин Павел Тимофеевич, кавалер Ордена за выдающиеся заслуги (D.S.O. - Великобритания) - с 23.04.1919 - Приказ по войскам Северного Русского Экспедиционного корпуса от 28.04.1919.

ОК, Спасибо.

На групповом фото сидит Акутин С.Т. военный топограф. Вернулся с фронта в Петербург в марте 1918 в чине штабс-капитана и в апреле вступил на службу в РККА.  Предполагаю, что фото сделано в весной-летом 1918 года. Что за знак на одиночном фото у его соседа? 

Справа на фото выпускник ВТУ 1911 г. Акутин С.Т. (есть в теме). Предполагаю, что остальные два, тоже топографы. Первый на мой взгляд похож на офицера из ранее выложенного в этой теме фото. Как считаете?

 

 Виктор Леръ - Лер Борис Александрович, 

 

 Ошибочка, конечно Лер Виктор Александрович

Вот фото почтовая карточка из личного альбома семьи П.Т Акутина. 

Отправлено 27.9.14 года. 

 

"Привет Вам от меня и Горбушки. Каравайка просит Вас увидеться, когда получите эту карточку.
Мой привет Ольге Александровне и Вере Михайловне Ж и Л.Сиробитовой.
Передайте Шуре Маркеловой, что Виктор Леръ обижается невниманием.

Он послал ей открытку, а она не ответила. Пока живы и здоровы. Ранен лишь Печенов (--- в ногах)
Пишите. Ваш П.Акутин"

 

"Каравайка" - Караваев Василий Степанович, 

 Виктор Леръ - Лер Борис Александрович, 

 Печенов - Печенов Михаил Федорович, 

Горбушка -?

Из личного дневника Снесарева-

 

с 13 октября 1915 г. по 26 января 1916 г. в бытность командующим, а затем командиром 1-й бригады 34-й пехотной дивизии (134-й Феодосийский и 135-й Керчь-Еникальский пехотные полки) VII корпуса 8-й армии.

Если фото датировано верно, то шифровки 134 или 135, а не 133-го полка. Я разобрать не смог.

На 20 января 1916 Снесарев уже генерал. 

Из писем жене - 

От Кортацци получил телеграмму, что мое представление в генералы пошло в Петро[град] 22 ноября за № 51501. Могу только сказать: наконец-то. У вас оно, вероятно, будет 25–26 ноября, и теперь вопрос только в том, сколько времени оно удосужится пролежать еще там.

6 декабря состоялось производство в генералы полк[овника] Черкасова, а мое – хотя представления наши пошли одновременно – до сих пор где-то лежит. И выходит, что кроме Владимира 3-й степени (который до сих пор мне не выслан) все остальные награды (мое Георг[иевское] оружие возвращалось в штаб для пересоставления) Когда вчера телеграмма уведомила Черкасова, а меня нет, то даже и другие, которые знают о мытарстве моего Георгия, генеральства, ген[еральских] лент, всплеснули руками…) 

28 декабря 1915 г.

Позавчера, в момент моего вставанья, мне подали телеграмму Архангельского с извещением о моем

производстве в генералы. Пол[ковник] Люткевич ( возможно он на фото справа от Снесарева) еще накануне как-то сообразил и по телефону уже принес мне проект поздравления. После моего вставанья я отправился на «чай» в свой полк, где меня поздравляли и куда полетели телефонограммы от батальонов и разных лиц.

Старшинство я получил с 24 августа 1915 [года], т. е. 4 месяца. Это особенно удачно в нравственном смысле; офицеры говорят: «Пусть теперь кто-либо скажет о 24 авг[уста] недоброе… мы ответим: наш командир за этот день получил генерала». Теперь я поднимаю и другие вопросы: о моем первом генеральстве и о Георгии. О первом я буду писать Алекс[андру] Александровичу [Павлову]. К своему новому чину никак не могу привыкнуть; мне всё кажется или что рядом появился какой-то генерал, или говорящий со мною иронизирует. На это похоже тем более, что «Ваше Пр[евосходительст]во», чтобы не сбиться с «г[осподин]н пол[ковни]к», произносится с особым старанием

 

Воронцов Павел Васильевич, капитан, лейб-гвардии Егерский полк

 

Оношкович-Яцына Евгений Николаевич

 (1918,--1970.05.12) Александровский кадетский корпус, Пажеский корпус 1914. (из пажей прапорщиком в лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк) Штабс-ротмистр лейб-гв. Кирасирского Его Величества полка. Георгиевский кавалер. В 1918.01. чудом избежал расстрела в Киеве, мобилизован в Красную Армию, бежал в Польшу. Во ВСЮР и Русской Армии, с 1919.10. в дивизионе своего полка, с 1919.12. командир того же дивизиона в Сводно-гвардейском кавалерийском полку. В Русской Армии в Гвардейском кавалерийском полку до эвакуации Крыма. Ранен. Эвакуирован из Севастополя на транспорте <Корнилов>. В эмиграции в Константинополе, затем в Бельгии, с 1940 во Франции, после 1951 секретарь объединения лейб-гв. Кирасирского Его Величества полка, 1955 секретарь Союза Георгиевских кавалеров, к 1967 сотрудник журнала <Военная Быль>. Ум. 1970.05.12 в Париже. 

 

26 НОЯБРЯ 1915 г., ПО СЛУЧАЮ ВОЗЛОЖЕНИЯ ГОСУДАРЕМ НА СЕБЯ

Будучи тяжело ранен в бою 31 июля 1915 года в рядах лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка незадолго до Свенцянского прорыва, я был эвакуирован в Царское Село в очень трудных условиях и 4 августа был принят на учет Царскосельского эвакуационного пункта, в Дворцовый лазарет № 3. Государыня Императрица и Великие Княжны Ольга и Татьяна ежедневно проводили целое утро в нашем лазарете, помогая в перевязке раненых и всеми мерами облегчая их страдания.

Для ясности моего рассказа и для того, чтобы пояснить то значение, которое придавалось в Императорской армии награждению орденом св. Георгия, я вернусь несколько назад по отношению к описываемым событиям:

В октябре 1915 года я начал передвигаться с помощью палки и мне было разрешено посещать знакомых, но только в Царском Селе. 11 ноября, в гостеприимном доме Тимирязевых был большой обед и присутствовало много моих новых друзей, офицеров Сводного Его Величества пехотного полка. Вечер затянулся, и я очень поздно вернулся в лазарет, что не было предусмотрено правилами. Чтобы никого не будить, я разделся в ванной и на цыпочках, не зажигая огня, прошел в нашу «желтую» палату, которую разделял с двумя ранеными офицерами 8-го уланского Вознесенского полка, и в темноте лег в кровать. Здесь я почувствовал под затылком шуршание бумаги и что-то острое. Нащупав твердый предмет, я держал в руке какой-то крест. Взволнованный, я зажег ночную лампу и увидел приколотую к подушке телеграмму и орден св. Георгия. Не веря своим глазам, я читал и перечитывал телеграмму, посланную на имя нашего офицера, штабс-ротмистра Эвальда, за подписью адъютанта полка, князя Абамелика, поручавшую Эвальду купить мне орден и поздравить меня на основании приказа от 9 ноября 1915 года по 5-й армии, за №349.

Слова телеграммы прыгали у меня перед глазами, я не знал, что думать, как вдруг, как по сигналу, весь лазарет осветился и в нашу палату вошла целая толпа раненых, на костылях, с палками, и все выстроились передо мной, взяв «на караул» самыми разнообразными предметами. Внезапно раздалось подхваченное всеми «Боже, Царя храни», и я… расплакался, как ребенок. Оказывается, в мое отсутствие меня посетил Эвальд и приколол к моей подушке орден с телеграммой. Все меня целовали, поздравляли, а я не мог удержать слез… Я все нащупывал орден рукой, не веря моему счастью…

Признаюсь честно, что о награждении у меня не было и мысли. Правда, мой командир эскадрона, флигель-адъютант штабс-ротмистр Петровский, спросил меня перед посылкой в атаку на немецкий окоп: «Хочешь Георгия?», и я ответил ему: «Хочу!», но это было все. Вспоминая эти слова, мне трудно было принять их всерьез и я думал, что сказанное было лишь желанием подбодрить меня, и раз я остался жив, то трудно было требовать от жизни чего-либо другого.

Не буду говорить о почете, которым меня окружили… На следующее утро меня поздравили Государыня и Великие Княжны, а так как других кавалеров в лазарете не было, то, несмотря на мои неполные 19 лет, отношение ко мне совершенно переменилось, и многие мне, вероятно, завидовали.

Здоровье мое начало восстанавливаться гигантскими шагами, и мне разрешили ездить в семью в С.-Петербург. 22 ноября пришел в лазарет сильно озабоченный полковник Вильчковский, бывший Преображенец, начальник Эвакуационного пункта, и показал мне полученную из штаба Гвардейского корпуса телеграмму. Мне предписывалось отбыть в Могилев, в Царскую Ставку, принести Государю поздравление в день Георгиевского праздника 26 ноября от гвардейской кавалерии. Трудно описать мою радость и гордость, но телеграмма заканчивалась словами: «если его здоровье позволит», и в этом то и была вся загвоздка. Меня все еще продолжали перевязывать и одна из четырех ран не закрывалась. Хирург кн. Гедройц была против поездки, лейб-медик Боткин — за, если я буду «благоразумен». Третий доктор, Карпов, вилял, а у меня в душе была драма. Я мобилизовал в свою пользу весь персонал и умолял Государыню повлиять на хирурга. Все эти переговоры затянулись, но сопротивление было наконец сломлено, и вечером 24-го я знал, что еду. Началась суматоха с приготовлением литеры, командировки, предписания и только 25-го я выехал, совершенно разбитый этой борьбой с «медициной». Выехал я ночным поездом и в 9 часов утра был в Могилеве. Явившись коменданту станции и предъявив мои бумаги, я получил билет за № 96. Впоследствии я узнал, что от каждого армейского корпуса было по одному делегату, а от гвардии было два, от пехоты и кавалерии, но оказался еще и третий представитель — лично представлявшийся прикомандированный лейб-гвардии к Драгунскому полку корнет Ставский.

Когда я по снегу подъехал на извозчике к губернаторскому дому, Государь начал уже обход строя девяноста пяти офицеров и батальона Георгиевских кавалеров. Затем все прошли перед Царем церемониальным маршем и батальон кавалеров прошел много лучше, чем «рота» офицеров. Я стоял в стороне, опираясь на палку, и, конечно, мое опоздание было на пользу всем, да и мне самому.

Государь со свитой вошел в губернаторский дом, а мы, все делегаты, потянулись вереницей на первый этаж, в большой зал. Бальный зал был обращен в столовую, — перпендикулярно к стенам были поставлены столы, на 10 человек каждый, а под царским портретом был накрыт большой стол для генералитета и иностранных гостей. Рассаживались мы по столам как придется, и я попал на первый стол у двери. Рядом со мной оказался бравый капитан Сибирского стрелкового полка, имевший рядом с Георгием английский Милитари Кросс. От него я узнал, что до парада был молебен, и это дало мне понять, насколько я запоздал из-за конфликта с докторами.

Все стояли за столами, и наступила тишина, когда вошел Император, а за ним свита.

В продолжение завтрака было много тостов. После Царя, поздравившего нас с праздником и пожелавшего всем кавалерам здоровья и благополучия, много говорили о будущей победе над врагом — речи союзников и за союзников. Наконец завтрак окончился и по распоряжению старшего из присутствующих кавалеров, подполковника П. П. Богаевского, 57-го пехотного Модлинского полка, столы с помощью прислуги были составлены в сторону, а все кавалеры должны были выстроиться в одну шеренгу по порядку корпусов. Я оказался четвертым с правого фланга, — первым был Генерального штаба капитан Дюсиметьер (бывший Лейб-Гренадер), потом представитель гвардейской пехоты, корнет Ставский и я. Видимо, был заготовлен список представителей, и после некоторых перестановок наступила мертвая тишина: Государь начал обходить шеренгу кавалеров, начав с левого фланга, а дежурный флигель-адъютант называл по списку представлявшихся. Для каждого Государь находил ласковое слово, благодарил за службу, задавал вопросы, и это представление очень затянулось. Я начал бояться, хватит ли у меня сил достоять до тех пор, пока Государь дойдет до правого фланга! Непривычно долгое стояние давало себя знать, и я мысленно наметил обитый красной материей диван, на котором я отдохну, как только это будет возможно.

Наконец пришла моя очередь! Дежурный флигель-адъютант произнес: «Вашего Императорского…», но Государь остановил его жестом руки и сказал: «Я его знаю». Те, кто не имел счастья говорить с Государем не могут знать того чувства теплоты, доверия и спокойствия, которое обвевало того, кто видел чудные, добрые глаза нашего Государя…

Государь пожал мне руку и справился о моем здоровье, хотя, как он выразился, о том, что я уже поправляюсь, он знает от «девочек» (Великие Княжны Ольга и Татьяна). Затем Государь задал мне глубоко меня поразивший вопрос, доволен ли я получить Георгия по постановлению Думы, так как мой командир эскадрона штабс-ротмистр Петровский — флигель-адъютант — доложил Государю во время дежурства о моем подвиге и просил Императора о моем награждении. Государь мне пояснил, что он ответил Петровскому, что если Дума откажет мне в награждении, то он даст мне Георгия сам, но раз Дума мне не отказала, Государь считал, что я должен быть удовлетворен. Я был очень смущен и мне хотелось сказать любимому Царю, что я рад за него умереть, но не знал, как ответить на вопрос Царя! Государь меня помнил как фельдфебеля Пажеского корпуса, бывшего на двух дворцовых приемах, и потому обращался ко мне на «ты». Государь ласково со мной простился, поблагодарил за службу и заговорил с моим соседом.

Закончив обход, Государь стал в середине строя и произнес короткую фразу: «Господа офицеры, с целью ознаменовать сегодняшний торжественный день произвожу вас всех в следующий чин». Эта фраза, покрытая громким «ура», оказалась последней каплей в сосуде моего физического сопротивления: я закачался, и у меня потемнело в глазах… Так как вся царская свита была теперь на правом фланге, меня подхватил за плечи Великий Князь Димитрий Павлович и с помощью других довел меня до облюбованного дивана. По приказанию Великого Князя мне принесли большую рюмку коньяку, и я, молодой офицер, сидя отвечал на вопросы окружающих меня, в том числе английского и французского генералов. Пока я пил коньяк, наши союзники подвергли меня настоящему допросу: каково настроение на фронте? есть ли у нас все необходимое? верим ли мы в победу? Я отвечал им по совести и совершенно уверенный в том, что говорю сущую истину.

Затем в программе был кинематографический сеанс, после него — ужин, опера и т. д. Я решил все это пропустить, вызвал извозчика и с первым курьерским поездом поехал обратно. На следующее утро я был в Царском.

Е. Оношкович-Яцына

Ястребов, Ростислав Иванович,

подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка. Умер 30 августа 1915 г. от ран полученных в бою у посада Павлова 17 июля 1915 г. 

Выпускник Александровского лицея 1914 г.

QUOTE (term100 @ Nov 5 2014, 07:23 PM)

QUOTE (Алексей Федоренко @ Nov 5 2014, 03:50 PM) QUOTE (Николай Молитовский @ Nov 5 2014, 02:49 PM) Спасибо! Принадлежащий мне снимок не подписан и не датирован. Хотелось бы узнать в каком УЗ проходит обучение Шаповалов. Похоже на Николаевское Инженерное училище Вы ошибаетесь. Этот студент Никакого отношения к Николаевскому Инженерному Училищу иметь не может.Поскольку учится в Гражданском ВУЗе .А именно в Институте Гражданских Инженеров.Коллега надо немного подучить матчасть. Людям как известно свойственно ошибаться. Или здесь высказывать собственное мнение, пусть и ошибочное, возбраняется? Указали на несоответствие-спасибо. Будем знать. И еще обращаю Ваше внимание, что я в своих постах лишь предполагаю и ничего не утверждаю, так как мои познания в данном вопросе ограничиваются изучением фотографий из семейного архива. Best Regards

QUOTE (Монархист @ Nov 5 2014, 04:53 PM)

QUOTE (Алексей Федоренко @ Nov 5 2014, 04:33 PM) Топограф И что у них похожего? Я лишь предполагаю, ни в коей мере никого не хочу вводить в заблуждение

Топограф

Еще