Поиск

АхремчАлександр Апальков-Курский Возвращаясь с охоты, зашел в крайний в деревне брошенный дом. Постройка семидесятых годов прошлого века, еще крепкие стропила, латник. По комнатам разбросаны вещи: старые газеты, открытки, почетная грамота. Это дом Ахремча. Комаревцева Ивана Ефремовича. Я лично знал его и дружил с ним. Хороший мужик был, труженик, шутник. С детства любил его.Первое моё осознанное слово было «Ахрем» - так я называл резинового кота в сапогах. Наверное он напоминал мне Ахремча. Идет с работы, а мы, ребятня, навстречу: «Ахремч, какой сегодня праздник?» Знаем, что сейчас непременно как-нибудь пошутит. Тот останавливался, снимал с плеча вилы, опирался на них одной рукой, другой, при абсолютно серьезном выражении лица, лез в карман штанов. Покопавшись там, извлекал мятую пачку папирос и, посмотрев на рисунок Беломорско-Балтийского канала, не менее серьезно отвечал: «Иван Креститель нынче». Был ли в этот день действительно праздник Иоанна Предтечи, мы не знали, но сочетание «Иван-Креститель» казалось нам настолько потешным, что мы, хохоча, довольные разбегались, чтобы пока не забыто, пересказать это своим не присутствовавшим друзьям. Или, увидев Ахремча сидящим на крыльце своего дома, подъезжали к нему на велосипедах послушать какую-нибудь байку. Он не хохмил как подобает шутам, его лицо всегда было серьезным, но когда чего рассказывал, всегда это казалось смешным. «А что ж, Сашк, воробьи у вас хорошо вывели?» - спросит. А лицо серьезнейшее. Засмеешься в ответ – знаю, шутишь. «У меня в этом году, Бог дал, хорошо, - на полном серьезе продолжит он, - Штук по восемь, должно быть, в гнезде». Увидев недоверие, покажет пальцем в сторону крыши: «Слышишь, пишшать». И действительно, из-под волн шиферной крыши со всех сторон доносится чириканье молодых воробьев. И чувствуешь себя попавшим впросак – с тобой на полном серьезе разговаривают о хозяйственных делах, говорят о простых вещах, а ты не знаешь. Недолго думая, под каким-нибудь благовидным предлогом срываешься домой. «Ма-а-ам! У нас воробьи вывелись?» «Да кто ж их знает! Мне только за воробьями и смотреть!» «А по скольку примерно у нас их вывелось? Штук по восемь есть?» «Да зачем тебе это?» «Да Ахремч спрашивает». «Ну, нашел, кому верить! Он же пошутил с тобой! Это ж Ахремч!» Может и пошутил, но мало ли – и на всякий случай по лестнице, ручонкой под крышу: один, два… Эх! Крыша длинная, и те ушли. В другой раз на вопрос «Что ж у тебя собаки такие злые, дядь Вань?» степенно ответит: «Так они ж породистые. Да-а. Холин, покойник, с Лондона привёз». Знали, что в деревне жил еще один шутник по фамилии Холин, но был ли он за границей и привозил ли собак с Лондона – кто его знает. И опять же, лицо серьезнейшее. «А это и видно, - затянется Ахремч папиросой, - Видишь, навалил возле будки, - кивнет он, не глядя, цигаркой в сторону собаки, - Ложит-то как – строго калачиком, а сверху пупушек. И всегда так. А это – только породистые. Вот у тебя Пушок, - обратится он к самому сомневающемуся пацану, - Небось на весь двор растягивает? А этот нет. Аккуратно, красиво – порода, брат». Через какое-то время, увлеченным ребятишкам кивнет опять же зажатой в пальцах папиросой на спешно удаляющегося мальчишку: «Проверять поехал». Потом выясняется, что так оно и было. Да мало того, что лично проверит, так еще всю родню поднимет со своими вопросами о признаках породистости собак. Пойдешь на речку купаться, там Ахремч с удочкой. Речушка маленькая, пескари да плотва. А у него, смотришь, в ведре пару карпят, карасик, окуньки. «На что ловишь, Ахремч?» «На вывертушки» (1) - безразлично ответит он. Рядом на газете, действительно, разложены вывертушки, кусок сала, пустая стопка. «Ага, и наливаешь, небось?» «Ды эт я ховрашку (2) приносил. Во-он на горке норка его, - ответит, - Еле ушел, - много ему надо..." Невольно посмотришь в сторону пригорка, нет ли там пьяного суслика? Когда подросли, узнали, что Ахремч воевал. «Дядь Вань, - пристанем, - Расскажи, как воевал?» «Воевал», - отмахнется он. «А что ж ты, хоть одного фашиста убил на войне?» Отмалчивается. Если всерьез к нему пристанешь, скажет: «Эх, ребята, не такая она, война, как в кино показывают…» И вздохнет тяжело. «Страшно было, дядь Вань?» - не унимаемся. Уверены, сейчас чем-нибудь отшутится – не тот это человек, чтобы страшиться на войне. Он же, помолчав, ответит: «Страшно, ребята… Не дай вам Бог...» С появлением Интернета из наградного листа узнал: «Комаревцев Иван Ефремович, разведчик 135 Минометного полка 2 Минометной Краснознаменной бригады 6 Артиллерийской Мозырьской Краснознаменной дивизии Прорыва РГК (3), воевал на Западном, Центральном и Белорусском фронтах, был ранен, дважды контужен, награжден медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды, 10 марта 1945 года в районе деревни Люхентин, южнее 1 километра побережья Балтийского моря обнаружил группу немцев, перебежками приближающихся к нашим боевым порядкам. По его донесению минометным огнем было убито 25 гитлеровцев. 11 марта 1945 года противник численностью до 2000 солдат и офицеров атаковал наблюдательный пункт командира полка в районе деревни Люхентин. Товарищ Комаревцев принял активное участие в отражении контратаки противника и убил лично 7 немцев. При попытке обхода немцами справа он выдвинулся им навстречу и автоматным огнем уничтожил еще 4 немцев. В боях на западном берегу реки Одер на плацдарме в район Ной-Барним 16 апреля 1945 года, находясь в боевых порядках пехоты, обнаружил две 81.4 миллиметровых минометных батареи, пять пулеметных точек противника, которые были уничтожены огнем наших минометов, что дало возможность нашей наступающей пехоте без потерь овладеть деревней Ной-Барним. 16 апреля 1945 года на Берлинском направлении в районе Шульцендорф противник начал сосредотачиваться для контратаки. Товарищ Комаревцев, находясь в боевых порядках пехоты, вовремя обнаружил скопление противника и передал целеуказания командиру полка. Огнем наших минометов противник был рассеян, потеряв только убитыми до 60 солдат и офицеров». Вот так воевал Ахремч! Вот о чем молчал старый разведчик, о чем вздыхал. И дело даже не в том, сколько он убил врагов, а в том, сколько спас своих товарищей: пехота без потерь овладела деревней. Спас свою Родину и вернулся победителем. За эти подвиги он награжден орденом Отечественной войны 2 степени и высшей солдатской наградой – Орденом Славы 3 степени. Повзрослев, стали захаживать к Ахремчу по другому поводу. Иногда вечером, по пути в клуб, хотя Ахремч жил и в противоположной стороне, заходили к нему с другом Серегой «за между прочим». Тот, сидя на кухоньке у плиты с папиросой, предложит: «Чайку, ребят?» «Да можно», - заговорщески переглянемся. Он брал с подоконника заварочный чайничек с отломанной ручкой и наливал в стопки прозрачной жидкости – свойского самогону. «Потянешь, Лёнькь?» - обращался он к взрослому сыну. Тот, под два метра росту, косая сажень в плечах, молча загребал ладонью-ковшом мелкую стопку и ловко опрокидывал её содержимое в рот. «Как кобель муху», - прокомментирует отец. И вот уже давно нет Ахремча. Дом опустел, обветшали постройки, зарос бурьяном двор. Вместо выдранных соседями полов (чего добру пропадать) кучи мусора. Копнул ногой торчащую доску. Из-под пыли блеснул белым боком знакомый сосуд. Боже! Да это ж тот самый чайничек! Цел и невредим. Только нет ручки. Так ее и при хозяине не было. Найти бы еще крышечку. Поворошив мусор, нашел и её. Всё цело. Оглянулся в сторону кухоньки. Ощущение, что сейчас увижу и Ахремча. Но нет его. Только ветер в выбитых окнах. Чайничек забрал, отмыл. Пусть стоит как память о хорошем человеке, о старом друге Ахремче…