Август 1996-го

[Роман Сливин]

http://www.kulichki.ru/moshkow/MEMUARY/CHECHNYA/butow.txt

 

* Денис Бутов. Чеченские дни *

 

 

 

 

В АВГУСТЕ 96-ГО

 

 

 

Памяти всех российских солдат,

погибших в Чечне.

Земля вам пухом, ребята.

 

 

 

День первый.

 

Гранатомет - вещь серьезная. Рацию снесло первым же выстрелом. Вместе с

радистом. Хорошо, что осталась рация в бэтре. Плохо, что бэтр зажгли на

пятой минуте боя. Спросонья все действо воспринималось мной как-то

дискретно, рывками.

Вот я трясущимися руками пристегиваю очередной рожок к автомату, потом

прицеливаюсь, - рожок отваливается и падает на пол. На второй раз

пристегнуть получилось лучше. Наверное. Не помню. Вот, всхлипнув, съезжает

по стенке и съеживается клубком лейтенант Садыков. Вот у меня кончаются

патроны, я переворачиваю Садыкова на спину и начинаю лихорадочно обшаривать

его разгрузку в поисках рожков. Судя по развороченной груди и остекленевшим

открытым глазам, помощь ему уже не нужна. В общем, он был не самым плохим

лейтенантом из всех, кого я видел. Вот оскаленно-бородатая камуфлированная

фигура на мушке и длинная-длинная, патронов на двадцать, очередь. Ладони,

измазанные садыковской кровью, липнут к цевью.

Было нас на этом блокпосту ровно двадцать шесть человек. С утра еще. А

потом нохчам зачем-то понадобились раздолбанные и провонявшие мертвечиной

остатки города, когда-то называвшегося Грозным. И нас за неполный час атаки

чехов на блок осталось десять, из них боеспособных - восемь. Вряд ли,

кстати, чехов поначалу было больше чем нас, просто они грамотно использовали

фактор внезапности. Да и бойцы у них поопытнее наших. По крайней мере,

просто так не подставляются под пули. Не то, что Саня Криволапов, который

лежит сейчас с разнесенным черепом возле Садыкова и еще нескольких ребят, из

тех, кто был в здании.

Блокпост наш расположен удачно. Относительно удачно, конечно. Удачно

для нас, если уж совсем точно. В здании какой-то бывшей конторы. Одноэтажное

небольшенькое здание, построенное из бетонных плит, комнат на пять-шесть.

Много окон, большинство из которых мы заложили мешками с песком. Те, что

остались - неплохие амбразуры. Хороший обзор. Ближайшее здание - метров за

полтораста. Руины метрах в пятидесяти тоже когда-то были зданием, пока не

поработала САУшка. За руины мы не очень опасаемся, - они неплохо минированы.

Почти все МОНки ушли туда, поэтому в здании - в основном растяжки на

гранатах. А это есть не очень надежно. Поэтому у нас кто-то постоянно за

зданием этим наблюдает. И перед атакой наблюдали. Проворонили. Теперь в

здании - две чеховские пулеметные точки. Может и больше, но две мы засекли

точно. И с этих точек по нам неслабо работают пулеметы. Судя по звуку - ПК.

Снайпера нашего посекло осколками в самом начале боя. Так и истек

кровью в обнимку с эсвэдэхой. Я стреляю неплохо, так что решил попробовать

себя в роли снайпера. Занятно. Раньше я думал, что снайпером быть просто -

смотришь в прицел, наводишь перекрестие в область сердца, или там, в лоб,

короче, куда хочешь, вражеская фигура-то - во весь прицел, да и лупишь.

Потом зарубку на прикладе делаешь. Оказалось - хрен так все просто. И

перекрестия нету как такового - какие-то уголки, деления... С кривой с этой

я разобрался вроде. Дальномер, однако. Так на четыреста метров даже если

стрелять - фигурка маленькая получается, хоть куда-нибудь попасть, не то,

чтобы в лоб или в сердце. А как за восемьсот метров выцеливать? Человек-то

не больше гниды получается. По размерам.

Несмотря на такие трудности, все же потихоньку высунулся и решил

пулеметчиков этих заснайперить. Смотрю в прицел - вроде вижу одного. Стреляю

- мимо. Еще - опять мимо. Раза четыре стрелял, и все мимо. Как дал он по мне

из ПК - никакой снайперки не надо. Еле успел по полу расстелиться. Решил,

что горек, однако, снайперский хлебушек. Отложил эсведэ, взял автомат.

Попали мы в осаду. Чехи штурмовать больше не штурмовали, все-таки

огрызнулись мы неплохо - человек восемь у них положили. Я сильно подозреваю,

что даже мусульмане, за исключением совсем отмороженных, к гуриям не

очень-то стремятся. Да и не сильно-то мы им мешали, судя по всему. Так что

оставили они эти гнезда пулеметные, еще человек несколько с другой стороны -

и свалили. А нам валить некуда. Город мы не знаем, где наши - представления

не имеем. Везли нас сюда в бэтре. Водила вместе с бэтром догорает, летеха с

развороченной грудью вместе с остальными двухсотыми в углу лежит. Где

наводчик - никто вообще не знает. Снаружи несколько наших из граника

накрыло, наверное, там лежит. Карты нет. У лейтенанта нашли схему местности

вокруг блокпоста. Нам она сейчас нужна как рыбе зонтик. Короче, робинзонада.

Раненых у нас было семеро, но ранения более-менее легкие почти у всех,

за исключением Рашида Хуснутдинова. У того живот осколком разворотило, кишки

наружу. Перевязали его, промедолом обкололи, да только он все равно часа

через два умер. По-татарски чего-то сказал, улыбнулся и умер. Из оставшихся

самое тяжелое ранение у Малого - один глаз вышибло, второй ослеп. Сидит в

углу, молчит и плачет. Утешать его некому, некогда, да и незачем. Без толку.

У остальных - совсем мелочи. Задетая пулей рука, поцарапанное бедро...

Что делать - никто не знает. Пулеметчики периодически постреливают по

окнам. Благо, здание то стоит не очень для них удачно, есть мертвые зоны.

Остальные чехи, те, что зашли с другой стороны, расположились более

грамотно. Мы это поняли, когда Мурза словил очередь в грудину. Как

говорится, "...И их осталось восемь". Малой - не боец, Мурза пока живой, но

чувствуется - ненадолго. Вкатили ему предпоследний тюбик промедола,

перевязали, положили возле Малого.

Собрались на совещание. Планерка, блин, такая... Напряженная. Четверо

присутствуют. Остальные по окнам сидят, чехов караулят.

- Ну что, - спрашиваю, - делать будем?

Саня Кикин, по прозвищу Кика:

- А хуй ли делать, надо в город прорываться, своих искать.

- А ты знаешь, где свои?

- Найдем.

- Хуй ты найдешь, а не своих, баран!

Это Вагиз нервничает. Они с Рашидом десять лет за одной партой

просидели в Набережных Челнах. Вместе призвались, вместе служили. Один

сейчас - двухсотый, второй - в глубокой жопе, как и мы все. Все мы

нервничаем.

- Карта есть у тебя? Город знаешь? Куда ты искать собрался?

- А хуй ли здесь сидеть?

- Здесь, бля, хоть шанс есть. На связь мы не выйдем вовремя, в бригаде

зашевелятся. Вытащат.

- Ага, это если бригаду еще не раздолбали нахуй.

Задумались. Никто, пожалуй, всерьез не верит, что бригаду могут "нахуй

раздолбать", но обстановка к оптимизму не располагает.

- Заебутся бригаду долбить. Короче, я за то, чтобы здесь сидеть и не

дергаться.

Это Бычок вставил свое веское слово. Оптимист у нас Бычок.

Впрочем, я с ним согласен полностью. Лучше сидеть с невеликими шансами

на знакомой территории, чем ползти хрен знает куда вообще без шансов. Больше

всего меня пугает возможность попасть в плен. Лучше уж как Рашид. А еще

лучше как Садыков. Чик - и ты уже на небесах. Пацаны с бригады рассказывали

- стояли вот так же на блоке, с местными общались. Мирными местными. Ага.

"Ты гранаты не бойся, она совсем ручная". Местные эти мирные им золотые горы

обещали - мол, домой отправим, денег с собой дадим, бросайте воевать... Вот

два дурачка и поверили. Ушли, дебилы, ночью с поста, и автоматы с собой

прихватили. Одного потом чехи обратно подбросили. Нос и губы отрезаны, глаза

выколоты. Это если чехи так обращаются с теми, кто им сам сдался, что ж нас

тогда ждет, если, не дай бог, к ним попасть? Нафиг нафиг.

- Согласен, - говорю.

- Я тоже согласен, - Вагиз говорит.

Кика только плечами пожал.

- Ну и бараны. А ночью что делать будем? А воды до хуя ли у нас? А

патронов? А жрать что будем? Сколько сидеть вообще?

- До упора, - отрезал Бычок. - А насчет всего остального, надо

посмотреть.

Посмотреть я первым делом пробрался на кухню - там у нас стояла

здоровая фляга, которую наполняли раз в несколько дней. Кухня окном своим

выходила точняком на то самое злополучное здание, и самая нижняя из десятка

пробоин во фляге была сантиметров на восемь-десять выше дна. Пол вокруг

фляги был обильно мокрым. Я, стараясь не подставляться, подполз к фляге,

качнул ее. Из пробоин выплеснулась вода. Значит, наполнена она как раз

сантиметров на десять. А это всего литров шесть-семь. Если на всех раскинуть

- даже фляжку не зальешь. Хреново.

Психология... Как только стало ясно, что воды у нас совсем даже

немного, сразу захотелось пить. Я побулькал водой в своей фляжке. Полфляжки

точно есть, а то и больше. Подумал, и решил потерпеть. Подполз в угол, к

ящику с тушенкой. Тушенки у нас банок двадцать, не так и плохо.

Увлекся я. Высунулся неудачно. Чех влупил из ПК, чудом не попал. А,

может, и не по мне целился. Просто так влупил. Но не попал. Вообще, здесь

поневоле начнешь верить в судьбу. Рожденный быть повешенным не утонет. На

растяжке подорваться еще может, а вот утонуть - навряд ли.

Пришлось, скорчившись в углу и по мере возможности, прикрывая автоматом

голову и яйца, пережидать всплеск чеховской активности. Благо, что не

угловая комната. В угловых от второй стены бетонной рикошетит будь здоров. А

здесь перегородки то ли саманные, то ли фиг знает. То ли кирпич такой

самодельный. Крошится, пули в себя берет.

Приполз обратно в центральную комнату, штаб наш... Рассказал, что и

как. Вагиз с Бычком притащили еще несколько фляжек. Я говорю:

- Надо флягу как-то сюда притаранить, а то если этот пидор так и дальше

палить будет, мы совсем без воды останемся. А ее у нас и так меньше, чем у

него патронов.

Притаранили. В общем, и несложно. Кика дал пару очередей с другого окна

и залег за мешками с песком. Пока пулеметчики то окно обрабатывали, мы флягу

и вытащили. Правда, не меньше литра расплескали по дороге. Тушенки несколько

банок еще захватили.

Сел я, к стеночке привалился, банку тушенки уже приноровился штык-ножом

вспороть. И вот тут-то меня и затрясло. Тушенку уронил, штык-нож тоже,

руками себя за плечи обхватил. Трясет как малярийного. Еще и срать

захотелось до невыносимости, а подняться не могу. Кузя заметил, в разгрузке

своей покопался, и протягивает мне чекушку. Взял я ее и машинально вспомнил,

где у нас водка заныкана была. По всем моим расчетам, водки у нас ощутимо

больше, чем воды. Хоть какая-то радость в этой говенной жизни.

Сорвал колпачок зубами, сделал пару длинных глотков. Отпустило почти

моментально. Вернул чекушку Кузе, подобрал тушенку, вскрыл. Чехи

постреливают изредка. Нехотя так. Народ сидит вокруг, жует. Я тоже жую, хотя

не очень и хочется. Хлеба нет, воды нет. Точнее есть, но мало. Практически

нет. Хрен его знает, сколько нам тут сидеть. На тушенку тоже налегать не

стоило бы так. Я говорю об этом пацанам, они со мной согласны. Но жрать

продолжают. Отставляю свою банку в сторону, там еще почти две трети. Тушенка

на удивление хорошая, не те жилы и желе, которое нам привозили в последнее

время.

Пошел посрал. Со стороны, наверное, смешно смотрелось - подтер задницу

и в той же позе до двери. Заглянул к раненым. Точнее, к раненому. Мурза уже

не раненый. Мертвый уже Мурза. Малой без сознания. Тела тут же лежат. А на

дворе август - далеко не самый прохладный месяц в Чечне. Скоро запах пойдет.

Пригибаясь, пробрался к Бычку. Тот наблюдал за пулеметчиками. Наблюдаем

мы парами. Четверо караулят - по двое в каждой угловой комнате. Пятеро

отдыхают.

Закурили.

- Мурза умер, - говорю.

- Сам виноват. - Бычок глубоко затянулся. - Нехуй было разгуливать, как

на параде.

Мурзу у нас никто не любил. Был он жадным и тупым, даже земляки-татары

с ним не общались. Даже имени его никто из нас не знал. Мурза и Мурза.

Фамилия у него Мурзаев была, кажется.

- А все равно боец не помешал бы.

- Базара нет, - согласился Бычок. - Не помешал бы. Только не Мурза. Как

там Малой?

- Отрубился.

- Малого жалко.

Малого действительно жалко. Хороший боец, и парень неплохой. Хреново

ему теперь слепому будет.

- Ладно, - сказал я, - иди похавай. Я посижу.

Бычок, пригнувшись, ушел, а я остался с Васей-Алтайцем. Раньше я

наполовину всерьез думал, что Вася-Алтаец не умеет говорить по-русски.

Теперь я почти уверен, что он вообще говорить не умеет. За те две недели,

которые я его знаю, ни разу от него не слышал ни одного слова. Вот и сейчас

молчит. Я тоже молчу. Чехи тоже молчат. Всеобщее такое молчание. Бурое

безмолвие.

 

День вторый.

 

Ночью застрелился Малой. Снес себе полчерепа. Я как раз сидел на посту

- наблюдал за зданием. Услышал очередь внутри блокпоста, кинулся в ту

комнатку, где лежали трупы и Малой. Уидел, как мозги Малого сползают по

стене. Теперь в той комнатке одни только трупы.

Чехи молчат. Даже на эту очередь не откликнулись. Может их там и нет

уже вовсе, только сходить проверить желающих не нашлось. Часа через три

стало ясно - чехи на боевом посту. Обкуренные, наверное. Начали хлестать из

пулеметов как угорелые. Каждый по коробке извел, не меньше. У них-то с

патронами проблем нет, судя по всему. У нас тоже. Только у нас и пулеметов

нет. Автоматов - помойка, хоть весь обвешайся. А потяжелее - только

эсвэдэшка, из которой никто грамотно стрелять не умеет.

Так и сидим. Я снял разгрузку, броник, подложил под голову и лег. Рядом

прилег Кузя, свинтил крышку с фляги, глотнул водки сам, протянул мне. Я тоже

глотнул пару раз, вернул фляжку обратно.

- Жопа, - сказал Кузя, завинчивая крышку и мечтательно глядя куда-то в

угол.

- Точно, - согласился я.

Кузя, завинтив фляжку, тут же опять открыл ее и глотнул еще раз. Опять

протянул мне. Так мы с ним допили всю водку во фляжке.

- Я где-то читал, - сказал Кузя, - что каждая война - это, типа,

репетиция глобальной войны добра и зла. Ну, там, - бог и дьявол бьются между

собой. Вот, например, Великая Отечественная - это дьявол был за немцев, а

бог - за нас.

- А сейчас? - спросил я, - За кого бог? За нас или за нохчей?

- А сейчас, по моему, вообще бог ни при чем. Это вообще два чертенка

обкуренных на бабки шпилятся.

- И кто выигрывает? - я расхохотался.

- А никто. Они мухлюют оба не по детски. И, по ходу, никто и не

выиграет. Набьют друг другу морды и все.

Жара стоит прямо-таки угнетающая. К вечеру мы выпили почти всю воду,

которая у нас еще оставалась. Из комнаты, где лежат трупы, ощутимо потянуло

мертвечиной. Прорвало Васю-Алтайца - с час он матерился по-русски и

по-нерусски. Потом опять замолчал.

 

День третий.

 

Не сплю третьи сутки. Под утро прикемарил было - чехи открыли бешеную

пальбу. Я очумело подкинулся, не сразу понял, что палят чехи не по нам, там

явно шел бой. А кто там может с чехами драться? Только наши.

Я рванул в угловую комнатку, выходящую окнами на то злополучное здание,

где засели чехи. Решили поддержать наших, хотя бы морально - влупили со

всего имеющегося в наличии оружия по окнам, где раньше сидели пулеметчики. Я

высадил два рожка, захлопал по карманам разгрузки - а патронов-то больше

нет. Пришлось бежать в мертвецкую - там у нас лежали еще и лишние автоматы,

и эсвэдэшка, и разгрузники, снятые с трупов. Дашать там было возможно только

через рот.

Пока бегал за патронами, бой закончился. Из-за здания выскочила

бээмпэшка и газанула к нам. Я еще успел подумать, чем будем отбиваться, если

это чеховская коробочка, но БМП, подлетев, развернулась боком, из люка

выглянул чумазый боец и заорал: "Кто такие, блядь?!"

Как оказалось, это были мотострелки-федералы, которые ехали на выручку

своему блокпосту, а нарвались на нас. Точнее не на нас, а на нохчей, которые

нас блокировали. Повезло нам, короче говоря.

 

День пятый.

 

Лечу из Ханкалы в Моздок. Оттуда, говорят, - домой. На борту кроме

техники, пяти десятков вэвэшников и федералов - еще тридцать мертвых ребят.

Скоро мы полетим домой. Все вместе.

 

 

Примечания:

 

Бэтр, бэтээр - колесный бронетранспортер БТР-80 (БТР-70)

 

Разгрузка, разгрузник - разгрузочный жилет

 

Чехи, нохчи - чеченцы

 

Саушка, САУ - самоходная артиллерийская установка

 

МОН, МОНка - мина осколочная направленного действия

 

СВД, эсвэдэ, эсвэдэха - снайперская винтовка Драгунова

 

ПК, ПКМС - пулемет Калашникова модернизированный станковый

 

Двухсотый, груз 200 - убитый солдат

 

БМП, бээмпэшка - боевая машина пехоты

 

Федералы - солдаты войсковых частей, относящихся к Министерству обороны