Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

За чаем у нас шел оживленный разговор, в котором принимали участие несколько человек, понимающих русский язык.  Во время разговора я вновь спросил хозяина, не Абаз ли он? Он опять улыбнулся и ответил отрицательно. Оставалось прибегнуть к хитрости. Через некоторое время, среди разговора, я внезапно обратился к нему с вопросом, назвав его Абазом. Он машинально ответил, потом спохватился и говорит, что я его перехитрил. 
- Да, я – Абаз, – добавил он. Засмеялись и курды.
Почему Абаз не хотел сразу признаться, кто он, для меня оставалось загадкой. Боялся ли он испугать меня, по каким ли другим соображениям – об этом у нас с ним никогда не было разговора.
Время шло незаметно, и солнце уже начало склоняться к закату. На мой вопрос, не вернулись ли люди, посланные искать лошадей, он ответил отрицательно и сказал, что как только вернутся, он об этом скажет.
После некоторого молчания, Абаз попросил у меня разрешения посмотреть винтовку. Я приказал казаку принести ее. Абаз открыл затвор, вынул его и быстро разобрал. Я спросил, откуда он знает устройство нашей трехлинейной винтовки, и высказал предположение, что, наверное, он ее имеет. Но Абаз ответил, что служил одно время в России в управлении начальника Сурмалинского уезда, где и познакомился с устройством винтовки. И только после того, как я сказал ему, что у стражников при уездных начальниках не трехлинейные винтовки, а берданки, он сознался, что винтовка у него есть. Но на мою просьбу показать ее, ответил решительным отказом, мотивируя это тем, что винтовка у него русская, а я русский офицер и обязан буду ее у него отобрать; ему же не хочется ссориться со мною с первых шагов нашего знакомства.
После чая курды принесли жирного барана, зарезали его около чадры и повесили тушу на единственное дерево, росшее перед чадрой Абаза, быстро разделали ее и приготовили куртинскую каурму. Делалось все это на виду у нас, чтобы мы знали, что пища свежая и чистая.
Вскоре нам подали в той же невысокой, широкой медной кастрюле, в которой и приготовлялось мелконарезанное, в собственном соку поджаренное баранье мясо, в отдельной посуде кислое молоко, чеснок и лаваш, тонкие хлебные лепешки. Ели все из одной кастрюли. Каждый из присутствующих брал руками мясо, макал его в кислое молоко и чеснок и ел с лавашем. Кушанье очень вкусное, и только то обстоятельство, что приходилось всем есть руками из одной кастрюли, несколько портило вкусовое ощущение.
Уже под вечер, к Абазу подошел один курд и что-то ему тихо сказал. Тот вышел, затем быстро вернулся и позвал меня. Около чадры стояло несколько лошадей, и между ними те три, которых я искал… 
- Вот, – говорит Абаз, – то, что мы нашли, больше ваших лошадей здесь нет.
Я поблагодарил его и, так как время было позднее, распрощался. Абаз проводил нас до рощи и усиленно просил навещать его. Так состоялось мое знакомство с Абазом.
В течение лета я неоднократно бывал у него. Иногда со мной ездили к нему мои сослуживцы-офицеры, и постепенно перебывало много казаков. Он всегда радушно принимал нас, но категорически отказывался быть у нас в лагере.
Как-то я задал ему вопрос, чем занимается он и его люди. Абаз ответил просто, что перехватывает турецких и персидских контрабандистов, перевозящих товары из Турции, за Араратом, в Россию и обратно, и грабит их. На мой же вопрос, как относятся к его деятельности местные персидские власти, он ответил, что когда Макинский хан узнает о его делах, то он требует с него половину награбленного. В случае невыполнения требования, его сажают в яму на цепь и держат там до тех пор, пока, он не отдаст хану его долю.

 

[Павел Стрелянов /К/]

У Абаза была своя логика. Однажды он говорит мне.
- Как же мне не мстить аралыхцам? (Аралыхцы – российские татары, жители селения Аралых-Башкент, расположенного тогда в 25 верстах от границы. – П.С./К/). Им были нужны деньги. Они обратились ко мне, и я их им дал. Потом мне понадобилась мука. Я обратился к ним и просил мне дать ее в счет долга. Я послал за мукою вьючных быков. Аралыхцы навьючили их и послали, а предварительно предупредили пограничную стражу о месте и времени прохода транспорта. Пограничники нагрянули и отобрали муку вместе с быками. Ну, как я должен после этого относиться к аралыхцам, заплатившим за мое добро злом?.. 

В течение нашего знакомства Абаз только раз обратился ко мне с просьбою. Он просил привезти ему немного табаку, что я, конечно, исполнил.
Однажды он спросил, женат ли я? Узнав, что мне 24 года и я не женат, он сказал, что, по-видимому, у меня нет денег, и что он мне поможет. Он объяснил, что по их обычаю, жену покупают у отца, а цена зависит от уговора. Уплатив деньги, вы получаете жену, а когда она вам надоест, имеете право отправить ее родителям. Так вот, у него на примете имеется хорошая невеста 12 лет, он даст мне 500-600 рублей и устроит ее мне в жены.  
Предложение было заманчивое. Но не мог же я привезти молодую жену в лагерь? Пришлось, к огорчению моего приятеля, отказаться от его помощи.
Я часто бывал у Абаза. Иногда он ездил со мною и показывал достойные внимания окрестности Арарата. Когда, по его мнению, нам в поездке могла грозить опасность, он брал с собою вооруженных до зубов курдов, а в некоторых случаях рекомендовал мне брать и вооруженных казаков.
Быстро прошло лето, начала сохнуть трава, истощилась вода в родниках, и нам, в первых числах августа, пришлось спуститься вниз. Я распрощался с Абазом и больше с ним не встречался.
Вскоре, я уехал на Кубань и впоследствии слышал, что добрые отношения с Абазом у казаков нарушились.
Однажды из полка бежал казак и унес с собой винтовку. Было предположение, что его убил Абаз. Тот это отрицал, но ему не поверили. Произошла перестрелка, и Абаз отошел от границы. Позже казака нашли в другом месте, но отношения с Абазом были уже испорчены».

Находясь на льготе во 2-м Полтавском полку, 10 августа 1910 года Науменко назначается «заведывающим 3-м сотенным участком» и 5 октября производится в чин подъесаула. В его аттестации говорилось: «К делу службы относится с любовью и горячо. Пробелы опытности успешно устраняются остротой ума… Совершенно здоров. О нижних чинах заботлив. Толков, распорядителен, смел, но корректен…
Теоретически знаком со сводом главнейших правил военного дела, что в связи с любовью к этому делу заметно раздвигает его кругозор. Вообще, видимо, любит военное дело, строг тоже, ищет разъяснений, любит поспорить, силен духом. При живости характера ощущает перемены служебного роста, несколько нерасчетлив в средствах. Отличный товарищ… К командованию сотней подготовлен».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Записные книжки

 

«Дешифровку» записных книжек В.Г.Науменко делала его дочь Наталия Вячеславовна, затем присылала их в мой архив. Копии, часть оригиналов и переписка Кубанского Атамана с самыми разными лицами у меня имеются, все остальное на Кубани, в музее.

 

Поскольку пишущая машинка подводила и Н.В., ряд имен, топонимов и др. она не сумела «расшифровать» и они требуют пояснений, размещаю наиболее любопытные страницы записок генерала в ворде. Начальный фрагмент и, если понадобится что-то далее – выставлю файлами.

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

 В Сочи я встретил Д.Е.Скобцова, который только что вернулся из Тифлиса, был на сообщении председателя Круга Тимошенко. Последний, делая сообщение, сказал, что настроение казаков отличное, они готовы наступать, но виною всех неудач являются «митингующие, вечно пьяные генералы Науменко и Бабиев», которые не пожелали исполнять приказов Войскового Атамана. На мой вопрос, что это значит, Скобцов сказал, что они ищут на кого бы свалить вину. Скобцов настаивает на необходимости теперь же сбросить всю эту банду, взять власть в руки военной партии. По его заявлению зло все заключается в Тимошенко и сотнике Филимонове. Безобразия бесконечно велики. Чего стоит одна газета «Вестник Кубанского Краевого Правительства». Она вся наполнена разговорами о мире и травлей офицеров. Правда, травля офицеров осталась без последствия в том отношении, что казаки в своей массе верят офицерам, которые делят с ними всю их жизнь, но разговоры о мире воспринимаются казаками очень чутко и, конечно, разложение они внесли очень сильное.

 

13 апреля выехал из Сочи на английском крейсере «Арк Ройал» в Ялту, в которую пришли 14-го в 7 вечера. 15-го утром мы сгрузились с корабля.

 

Впечатление от поездки на «Арк Ройал» у меня самое тяжелое. Нас, русских, англичане не ставят ни во что. Не знаю, как я себя буду чувствовать за границей, а ехать туда придется. Здесь делать пока нечего… 

 

16 апреля выехал из Ялты в Севастополь на парусной шхуне князя Михелидзе, и под турецким флагом, которая везла для армии из Керчи в Севастополь камсу.

 

17 апреля в 8 часов пришли в Севастополь. Из всех разговоров вывел заключение, что единодушия в штабе нет и что уверенности в том, что Крым будет удержан – также нет, что помощь союзников дает мало. В бухте масса иностранных кораблей, но все это больше любопытные. 

 

Шкуро сегодня приехал и вечером уехал обратно в Адлер за Кубанцами, желающими переехать в Крым. Сочи взяты большевиками 16 апреля.        

 

22 апреля приехал в Севастополь генерал Бабиев, который привез ошеломляющее известие о сдачи Кубанцев большевикам. Слухи об этом ходили по городу с утра. Часов в одиннадцать, идя в Штаб Главкома, я увидел Бабиева, разговаривающего с Атаманом Войска Донского генералом Богаевским. Подошел к ним и услышал рассказ о событиях, разыгравшихся в районе Адлера 17, 18 и 19 апреля.

 

Вечером 17-го начались переговоры о мире. Ездили генерал Морозов, полковник Дрейлинг и председатель правительства Иванис. С утра 18-го было приказано прекратить стрельбу по большевикам. Днем 18-го в штаб корпуса привели полковника Шинкаренко, представителя от 1-й дивизии. Как раз в это время были перехвачены телефонные условия мира, передаваемые большевиками в штаб Букретова.

 

Эти условия были объявлены казакам и казаки категорически запротестовали, находя условия неприемлемыми, но Букретовым условия были приняты и подписаны в 4 час. 30 минут 19-го апреля – таким образом, казачество было предано. Условия таковы, что даже подписавшим их нельзя было оставаться. Букретов сбежал в Батум, а Иванис с Болховитин(ов)ым прибыли в Крым.

 

По заключению генерала Бабиева почти все казачество осталось у большевиков. С этими сведениями мы втроем – Богаевский, Бабиев и я, пошли к Врангелю. Он принял немедленно: сказал, что уже получил сведения об этом от англичан и что положение далеко не так плохо, что лучшие части в числе 9000 плывут на транспортах в Феодосию, большинство же казаков ушло частью в Грузию, частью в горы и на Красную Поляну и лишь незначительная часть сдалась большевикам!

 

Здесь же обсудили вопрос, как быть дальше и решили, возможно, скорей сорганизовать Кубанцев. Ввиду того, что Букретов сбежал, было намечено назначить Улагая заместителем Атамана.              

 

Суммирую: ликвидацию нашего Кавказского фронта, прибытие в Крым 9 тысяч Кубанцев, настроение французов, продвижение поляков и Петлюры, слабость в районе Одессы большевиков, Врангель решил сделать десант в Одессе. Он решил, что в две недели надо сорганизовать Кубанцев – из них предположено сорганизовать корпус. Распределение ролей такое: я командир корпуса, Бабиев начальник дивизии, Шкуро организует восстание на Кубани и руководит им.

 

24 апреля на улице встретил своего штаба капитана Тобина. Он рассказал мне подро6ности происшедшего в районе Адлера. Картина сдачи из всех разговоров представляется так: сдача состоялась против желания казаков, исключительно по вине высшего командного состава. Букретов после моего отъезда был несколько раз в частях корпуса, где вел разговор в одном направлении – оправдать отчисление всех нас. Он говорил о вреде, принесенном нами делу борьбы с большевиками.

 

Тобин говорит – после сдачи красные немедленно отделили казаков от офицеров, приказали бросить оружие, а потом начали всех грабить. Казаки возмутились, началась драка, в результате большая часть казаков села на лошадей и ушла. На корабли сели те, что были в тылу, бывшие на фронте полки себе места не нашли и принуждены были идти в горы, сдаваться, или идти в Грузию. Крайне удивил меня Тобин сведениями, что генерал Хоранов принимал все меры, чтобы не разрешить казакам и офицерам, желающим сдаваться, уехать из частей. Когда шесть полков 4-й дивизии ушли с полковником Шинкаренко в Адлер, он догнал их, и убедил сдаться (насчет роли Хоранова сильно преувеличено – П.С.-К.). Букретов и его присные старались всемерно скрыть от казаков прибытие транспортов, вследствие чего, многие желающие погрузиться, остались. Мой бывший вестовой, урядник из станицы Незамаевской Борис Бирюк, плакал и просил его взять, но остался за неизвестностью, будут ли перевозочные средства.

 

Так закончилась борьба Кубанцев на Кавказе! Казаки преданы Букретовым, Морозовым, их единомышленниками и теперь ясно, что Главнокомандующий сделал ошибку, поддавшись на хитрости Букретова. Только мы уехали – начались переговоры о мире, и сбитых с толку казаков некому было поддержать. В результате инициатор сдачи Букретов бежал, а казачество осталось.

 

Надо надеяться, что возвратившиеся на Кубань офицеры и казаки ускорят время восстания и приблизят час освобождения Кубани и России!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек В.Г.Науменко:

 

24 апреля (продолжение). Хотя и раньше было много разговоров о возможности мира с большевиками, но известие о сдаче произвело ошеломляющее впечатление. Казаки и офицеры не хотели верить в такую возможность. С тоской всматривались казаки в море, ожидая обещанных генералом Шкуро кораблей для перевозки в Крым, и великая радость охватила их, когда они увидели дымки приближающихся судов.

 

Подошли корабли, и немедленно началась погрузка. Кораблей было мало и удалось погрузить лишь части, бывшие в тылу на берегу моря. Части, бывшие на фронте, даже не были уведомлены о прибытии судов. Так погибли доблестные Лабинцы, Корниловцы и многие другие отличные части. 

 

Тяжелая судьба постигла Кубанскую Армию. Из общего состава 57 тысяч человек, часть переехала в Крым, часть ушла в горы, некоторые перешли грузинскую границу, но 34 тысячи принуждены были сдаться. Многие перед сдачей уничтожали свое оружие. К вечеру 20 апреля все части сосредоточились в Хосте – 21-го сдали оружие и были направлены в Сочи, где особая комиссия красных отбирала у казаков и офицеров лучших лошадей и седла. Здесь же разделили всех на несколько категорий в рабочие части, отправляли партиями в Туапсе, а оттуда, через несколько дней в Екатеринодар, всех заключили в лагерь! По пути все партии подвергались неоднократным проверкам и осмотрам. Вопреки условиям, у сдавшихся не оставили не только кинжалов и дедовского оружия, но отобрали все имущество до портсигаров, денег, ножей и прочего.

 

Из Екатеринодара большинство офицеров отправили в лагеря и на работы в северные губернии (как позже стало известно, совсем не на работы. – П.С.-К.), а из казаков – стариков отпустили по домам, остальных частью послали в армию, частью в рабочие дружины, на рудники, в ссылку и в тюрьму. По пути из Сочи и за время пребывания в екатеринодарском лагере, многим офицерам и казакам удалось бежать. Из них образовались кадры зеленых, наполнивших леса южной Кубани. Пополнившись из станиц, они развернулись в повстанческую армию генерала Фостикова, которая успешно дралась с большевиками в течение лета и осени 1920 года.

 

(Устроив сдачу казаков, сам Букретов немедленно сбежал в Грузию, а Иванис появился в Крыму. Там он явился Главнокомандующему генералу Врангелю и сообщил, что перед своим исчезновением Букретов отказался от атаманства, сдал ему булаву и назначил своим заместителем, на основании чего, он и считает себя Кубанским Атаманом. К всеобщему удивлению, генералом Врангелем он был принят любезно и без всяких притеснений и неприятностей приступил к своей новой, теперь «атаманской» деятельности. – комм. Наталии Вячеславовны Н.-Н.).

 

24 апреля был у Шатилова. Выяснилось, что Кубанцев перевезено всего две с половиной тысячи человек. Не может быть и речи о формировании корпуса. Будет Кубанская дивизия, которой будет командовать генерал Бабиев, который вместе с Главнокомандующим уже 23 апреля уехал в Феодосию. Я еду за границу с предупреждением, что в случае надобности вызовут меня или, если я узнаю о движении вперед, то сам приеду для принятия одного из армейских корпусов.

 

27 апреля. В 12 часов был у Главнокомандующего вместе с генералами Юзефовичем и Агоевым. Генерал Врангель вчера вернулся из Феодосии, где видел Кубанцев и других казаков, прибывших с Кавказского прибережья. Из Кубанцев формируется дивизия под командой Бабиева, из Терцев полк и бригада регулярной кавалерии, которые должны составить другую дивизию под командой генерала Агоева. Меня Врангель спросил, «желаю ли я ехать за границу», я сказал «да», а на вопрос, «когда предполагаю вернуться», сказал, что «когда понадоблюсь».

 

В 8.45 на лодке, вместе с Сергеевым, поехал на яхту «Лукул», которая отошла после полуночи и, наскочив на какие-то заграждения, получила пробоины – здесь же, в Севастопольской бухте, и чинили ее часа четыре. Яхта маленькая, на ней идет командующий флотом адмирал Саблин. Предполагается ходу до Константинополя 36 часов. Спали на палубе, было свежо, качка небольшая.

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

29 апреля в 2 часа дня «Лукул» вошел в Босфор. Отношение моряков было не лучше, чем англичан на «Арк Ройал». Все мы помещались на палубе. 28-го день провел хорошо, солнце, качка небольшая, но с вечера началась качка сильная, в ночь на 29-е разыгралась, и к утру нашу яхту бросало как скорлупу. Мы спали на палубе и промокли до костей. Днем продолжалось волнение, и примерно часов в 11 пошел дождь. Благодаря волнению мы вышли не к Босфору, а на 20-25 восточней и затем повернули вдоль берега, и это было самое худшее. Нашу яхту начало бросать еще сильней. Около 2-х часов вышли в Босфор, чуть не столкнувшись с маленьким пароходиком, который беспомощно носился по волнам.

 

После исполнения всех формальностей поехали в посольство. В посольстве встретили протопресвитера Шавельского, который любезно нас встретил, сказал, что помещения предложить не может, кроме большой прихожей и позвал пить чай и закусить. Поместились в прихожей, где я повесил сушить бурку и промокшее одеяло. Легли спать на диванах. Я на одеяле, и накрывшись буркой – все полумокрое. Спал хорошо и, проснувшись, увидел в окно и услышал дождь, который вчера лишил нас возможности увидеть Босфор и Константинополь с моря.

 

Утром пошли с Сергеевым и генералом Савицким менять деньги. В городе встретил много знакомых. Магазины полны съедобным, мануфактурой и прочим. Обедали в «Русском Маяке». На ночь опять остановились в Русском посольстве. В огромном помещении, обслуживающим в свое время Российскую Империю, помещается военный представитель генерал Лукомский и «посол» Нератов с их штатами и все это помещение совершенно забито. К Лукомскому, говорят, добраться крайне трудно, он держится, как царский министр. Это видно и по Чайковскому, который, будучи простым малым в Екатеринодаре, здесь трудно досягаем! Вчера же профессор Алексинский увидев, что помещаюсь в передней, удивился этому и предложил мне переселиться к нему, уступив мне одну комнату, но т.к. нас трое, я поблагодарил и отказался.

 

2 мая. Вчера целый день бродил по городу с Шавельским и его сестрой. Ходили осматривать мечеть Ая София. Поражает величиной купола, массой пространства и воздуха. При входе в храм поражает грандиозность размеров его. Обращает внимание полное отсуствие колонн. Купол поддерживается всего четырьмя устоями. На стенах местами, можно проследить под краской изображение Господа с распростертыми руками. Посетителей много. Всем, по обычаю дают туфли. Из Ая Софии пошли в рядом стоящую мечеть султана Омара, которая, говорят, была построена последним, с целью превзойти архитектуру Юстиниана Великого. Но это ему не удалось. Мечеть, пожалуй, интересней снаружи, но меньше внутри, имеет четыре больших колонны – свету больше, чем в Софии.

 

После обеда прошел по Пере доверху и обратно донизу. Улица хороша в смысле содержания магазинов, но настоящая азиатская! Узкая, кривая, тротуары местами таковы, что нельзя пройти двум рядом. Движение очень большое. Публика имеет турецкий оттенок, благодаря множеству фесок и турецким костюмам турчанок. Большинство из них одеты одинаково, в черный или синий, иногда другого цвета костюм – юбка, блузка и на голове косынка вроде тех, что у наших сестер милосердия – длиною по локоть. На лице вуаль, часто другого цвета. Вуаль, в большинстве, отброшена назад. Турчанки отличаются какой-то приветливостью, милым простым выражением лица. Общее впечатление они производят, благодаря, может быть, скромному костюму, очень выгодное. Из-под покрывала они лукаво заглядываются на европейцев. Говорят, что турчанки в турецких костюмах не имеют права ходить по улицам с европейцами.

 

После Пере мы с Сергеевым пошли в Гранд базар, тоже в Стамбуле. Это огромный рынок, в здании, построенном Юстинианом Великим для конюшни. Вниматель¬но я его не рассматривал. Толчея страшная, в магазинах все что угодно – от золота и бриллиантов до разных старинных вещей и тряпок. Одним словом – типичный азиатский караван-сарай!

 

Курс всех денег, кроме турецких, падает со страшной быстротой. Три дня назад наши деньги стоили: тысяча – 64 пиастра, вчера 55, то же самое с фунтами стерлингов и остальными деньгами.

 

Вчера закончилась забастовка [водителей] трамваев. Часов в 10 вечера на Пере раздались крики «ура», оказалось, что пошли трамваи, наполненные публикой, которая кричала «ура!» Трамваи разукрашены флагами, зеленью и цветами. Публика внутри и на крышах. Говорят, что при проходе мимо русского посольства, особенно шумно кричали «ура». Кроме трамваев по улицам ходили автомобили, наполненные турками с бубнами и какими-то пищалками в виде кавказской зурны. По-видимому, забастовка кончилась в пользу забастовщиков!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек генерала В.Г.Науменко:

 

5 мая. Был на острове Принки. Поездка от Константинополя 1 час 40 минут. Острова расположены: Проти, Ханки, Антигони, Принки и Принки По. Пароход заходит на все острова, стоит 10-15 минут в зависимости от количества садящихся и сходящих пассажиров. Лучше других по внешнему виду Принки По.

 

Все эти острова представляют дачные поселки, на которых для беженцев реквизированы англичанами комнаты. Ночевали на Принки По у баронессы Врангель. Пробыли на острове до 10-ти следующего утра. Принки По самый большой остров и на нем самый большой поселок. Население, кроме беженцев, главным образом греки, есть европейцы и мало турок. Живут беженцы на разных островах разно.

 

Режим на Принки По у англичан более строгий, чем у американцев. Вход с острова в Константинополь разрешается в 2 недели раз. Кормят на разных островах тоже разно. На некоторых дают готовую пищу, на других продукты в сыром виде, из которых беженцы сами готовят. Так [обстоит дело] на острове Принки По, причем паек все время уменьшается. Тем, кто живет далеко, паек развозят на подводах. В общем, жизнь на островах хорошая, но люди в массе своей привыкают к безделию. Лишь некоторые занимаются шитьем, обучением музыке, языкам и прочим, а большинство бездельничает!

 

Вернувшись в Константинополь, получил сербскую визу для поездки в Сербию к семье. Отношение сербов в их посольстве очень хорошее! Вежливы и приветливы. Зато милые союзники держатся такими хамами, что не хочется идти к ним за визой!

 

Положение в Константинополе начинает быть тревожным. Возмутительные условия мира, выработанные для турок, конечно, не могут считаться приемлемыми для них! Осложнения здесь считаются неизбежными, даже в нашем Русском посольстве, стоящем вне жизни и действительности!

 

9 мая. Был во французской миссии, чтобы получить визу для проезда в Сербию. Несмотря на просьбу генерала Лукомского, ускорить мой выезд, ответили, что раньше 3-4 дней выдать не могут. Поучительную картину видел я у дверей миссии. У дверей стояли не менее 100 человек разных национальностей. Толпа напирала на ворота, у которых стояли французские солдаты. По сторонам улицу сжимали две помойные ямы.

 

Вдруг один из французских солдат начинает расталкивать толпу, работая кулаками, локтями и ногами. Под его ударами публика начинает раздвигаться в стороны, причем в яму с грязной водой был сброшен старик, и его с трудом извлекли оттуда некоторые из публики, а солдат продолжал свою сокрушительную работу.

 

Досталось всем попавшим под руку, независимо от чинов, звания, пола и возраста. Наблюдал одного господина полетевшего в другую яму без воды и несколько упавших на землю! С дамами истерики, крики, плач, а французам все нипочем.

 

Когда стоял у ворот, сзади толпы появился французский лейтенант Барер, за которым шла дама. Путь через толпу он проложил себе хлыстиком, избивая окружающих. Попав в здание миссии, увидел того же лейтенанта. Оказывается, что он одно из главных действующих лиц в этом учреждении. Он метался по коридору и без толку кричал на публику. Наконец, я попал в комнату, где дают визы офицерам. Там оказался тот же лейтенант.  Одновременно со мной в ту же комнату вошел капитан 2-го ранга, командированный из нашей миссии и передал лейтенанту Бареру документы – мои и чьи-то еще. При моем паспорте было письмо генерала Лукомского с просьбой оказания содействия. Все эти бумаги лейтенант швырнул барышне, не читая их. Барышня записала мой чин, имя и фамилию и сказала, что надежды на получение визы раньше чем через 3-4 дня нет!

 

Отношение французов ко всем окружающим невозможно хамское. Порядка они не могут или не желают установить. Хамское отношение французских солдат и офицеров, лучшее средство, чтобы заставить всех от них отвернуться. Если сравнивать отношение турок и сербов, получается параллель совершенно невыгодная для французов!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вчера 14 мая, был с князем Годжилуковым в Стамбуле, на празднике турок по случаю Рамазана. Пошли в 9 часов, вернулись ночью. Отношение турок радушное. Они пропускали в платные места, на танцы и музыку, бесплатно, старались дать дорогу, предлагали угощение. Гуляние было многолюдным, кофейни полны посетителей. Всюду музыка, пение, масса света. Мечети иллюминированы электрическими лампочками, качающимися на проводах и охватывающие шпили минаретов. Стамбул красивый днем, а во время гуляния имеет феерический вид!

 

На днях был с батюшкой Шавельским в патриаршей церкве Константинополя. Церковь на Стамбуле, где-то очень далеко вверх по Золотому Рогу. Туда шли пешком, назад плыли на пароходе по Золотому Рогу. Церковь маленькая, в виде домовой, но много старых икон. В ней находится трон Иоанна Златоуста, перенесенный из храма Святой Софии. Алтарь бедный. Показывали нам боковые ворота и в алтаре, на которых в былое время был повешен турками один из патриархов.

 

Еще надо пойти в Ая Софию, побывать в усыпальнице султанов и посмотреть музей, в котором, говорят, имеется могила Александра Македонского.

 

16 мая. В 2 часа 15 минут, я, наконец, выехал из Константинополя в Болгарию.

 

18 мая. В Софию приехали около 12 часов дня. Ехали как сельди в бочонке. Выпив на вокзале стакан чаю с пирожком, т.к. в буфете больше ничего нет, отправился к генералу А.П.Филимонову. Филимоновых застал обедающими, у них в гостях священник Шавельский с сестрой, тоже прибывший из Константинополя. Меня тепло приветствовали. После обеда пошли смотреть собор-памятник Императору Александру II, и были в саду царевича. 

 

С 7 часов вечера до 1 часа ночи разговаривали, главным образом я рассказывал о том, что творилось на Кубани за последние месяцы! Все возмущены действиями Букретова и его компании. Александр Петрович сказал, что мне и ему необходимо поехать в Крым для работы среди Кубанцев. Он предложил ехать вместе, когда я буду возвращаться в Крым.

 

________________________

 

Н.В.Н.-Н.: Из дальнейших записей в дневнике видно, что генерал Науменко только к концу месяца добрался до Сербии, в которой уже находилось значительное число попавших туда по распределению французов, русских беженцев. В столице Сербии Белграде функционировало русское посольство с царским послом Штрандманом, расположенное напротив дворца на главной улице Белграда. Приезжающие в Сербию беженцы, сразу получали государственную помощь от сербского правительства. Стариков государство брало на свое содержание, а молодых устраивали на работы. В городе Кральево оказалась и моя мать со мной и своими родителями. Мой дед доктор, бывший в России военным врачом, уже был принят на ту же должность в местном полку. Мой отец удивился, когда встретил в доме его денщика-серба, нянчившегося со мной. В городе уже обосновалась русская колония со своим председателем и разными политическими течениями.

 

Русское посольство являлось основной опорой прибывающих эмигрантов и продолжало функционировать, с тем же послом и на том же месте и по приходе в 1941 году немцев, оккупировавших Сербию вплоть до сентября 1944 года. Тогда большинство русских в предвидении занятия ее красными войсками Тито, покинули страну.

 

Так как в Крыму началась подготовка к новым действиям против большевиков, то мой отец, заведя некоторые нужные знакомства в Белграде, имея в виду будущие планы помещения казаков в случае надобности в Сербии, поехал обратно в Россию. По дороге, остановившись опять в Софии, вносит в дневник следующие записи:

 

[Павел Стрелянов /К/]

17 июля прибыл в Софию, остановился в гостинице «Вена». Генерал А.П.Филимонов, вызванный Врангелем, уехал 2-3 недели тому назад в Крым. Видел мадам Филимонову, протопресвитера Шавельского, генерала Покровского. Уяснил, что идет большая пропаганда против Врангеля. С Покровским разговаривал часа два.

 

Сочинскую катастрофу он приписывает Врангелю, говорит, что ему выгодно было уничтожить лишний очаг борьбы с большевиками с тем, чтобы впоследствии быть единственным спасителем России от большевиков, а иметь на Кавказе чисто казачью армию он боялся – что она отсидится на побережье, а потом пойдет освобождать Россию, не подчиняясь, а параллельно Врангелю.

 

Исходя из этого, он просто объясняет отзыв нас – Улагая, Бабиева, Шкуро, Муравьева и меня из Сочи, как и назначение, командовать армией Букретова, а затем и гостеприимство, оказанное Иванису в Крыму – когда его было надо повесить, как и удовольствие, высказанное по поводу сочинской истории и прочее… 

 

Покровский считает, что дело генерала Врангеля все равно потеряно и не больше, как через месяц, расправившись с Польшей, большевики навалятся на нас, и сметут в море.

 

21 июля приехал в Варну. Видел полковника Дормана, генерала Махрова и других. Настроение у русских за границей все больше определяется не в пользу генерала Врангеля.

 

24 июля. Сел на транспорт «Ялта». Ночь простояли на рейде. Вышли из Варны 25 июля в 9.25. На транспорте везли из Болгарии огнестрельные боеприпасы и винтовки, но транспорт загружен лишь наполовину, так как в Софии был произведен пожар и взрыв складов боеприпасов, предназначающихся для нас. На транспорте, кроме того, ехало около 800 человек офицеров, возвращающихся из-за границы. Среди пассажиров был инженер А.Д.Семеновский, представитель колонии в Америке. Ехал он к Врангелю с докладом о деятельности русского посла в США Бахметьева <…>

 

27 июля. В 7.30 вечера транспорт «Ялта» вошел в Феодосию. Еще подходя к городу, на пристани видно было движение казаков, а в порту стояли транспорты – было видно, что готовится десант на Кубань.

 

Высадившись с транспорта, я пошел в гостиницу «Астория», встретил там знакомых, видел А.П.Филимонова, Гулыгу и других. Навес в «Астории» напомнил мне в Константинополе караван-сарай. Там спекулируют темные элементы на деньгах – здесь на кубанских делах. За ужином офицеров прорывались речи недовольства по поводу того, что делается в Феодосии – сетуют на то, что те, кто сидел в тылу, захватывают места, а бывшие на фронте так и остались ни с чем.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек Кубанского Атамана Науменко:

 

28 июля. С утра видел Филимонова, Улагая, Дроценко. Генерал Улагай назначен командующим войсками, генерал Дроценко начальником штаба. От Филимонова узнал, что в Феодосии идет большая борьба Кубанцев. С одной стороны Иванис, мнящий себя Атаманом, формирует правительство и Атаманов Отделов. При этом составил новое положение об управлении отделами. Атаман Отдела должен пользоваться властью командира корпуса, чтобы строевые начальники не могли им распоряжаться. Насчет нового состава Рады он определенно заявил, что Рада будет таковой, какой он ее захочет. Насчет атаманства Иванис заявил, что булава у него может быть взята только силой.
Другая партия группировалась, помимо всякого участия в этом деле самого генерала Улагая, вокруг него. Первую партию можно назвать самостийной, вторую российской. На мой вопрос, как же распутается эта история, Филимонов сказал, что генерал Врангель решил Иваниса и его приверженцев на Кубань не пускать и все поручить Улагаю.
Какую же позицию занял в кубанском вопросе генерал Врангель? Боясь повторения калабуховской истории, когда репутация его на Кубани сильно поколебалась, он решил, по-видимому, быть осторожным или вернее отыграться на Улагае. Иванис, как законный приемник отказавшегося от атаманства Букретова, нужен был ему для подписания соглашения Войсковых Атаманов Дона, Кубани, Терека и Астрахани с Главнокомандующим. Его мог подписать и Улагай, который был выбран Радой, собранной из наличных Кубанцев в Крыму на должность Атамана – но, во-первых, отказался от должности вследствии трений с Иванисом, а во-вторых, для Врангеля крепче была подпись законного заместителя Атамана. Соглашение было подписано. После этого Главнокомандующему было неудобно сразу прогнать Иваниса, и он решил этот вопрос, решив по военным соображениям не пускать его на Кубань. Воображаю бешенство Иваниса, когда десант уйдет, а они останутся.
Врангель (по словам Филимонова) умыл руки на случай появления их на Кубани самовольно и предоставляет Кубанцам самим разделаться с ними.
Интересная подробность: по словам А.П.Филимонова, Букретов отказался от атаманства «по болезни» и, передав булаву, получил от Иваниса единовременное пособие в полмиллиона рублей из Кубанской казны. 
Когда я явился генералу Улагаю, он предложил мне на выбор: желаю ли я командовать Линейцами или Черноморцами? Я ответил, что мне безразлично и просил назначить по своему усмотрению. Он назначил меня командовать 2-м корпусом, который должен комплектоваться из казаков Таманского, Екатеринодарского и Майкопского отделов.

[Павел Стрелянов /К/]

29 июля. В Феодосию прибыл Главнокомандующий генерал Врангель. Он выразил удовольствие по поводу моего возвращения и сказал, что вызывал меня неоднократно. Я ни одной телеграммы не получил. Генерал Врангель осматривал части генерала Улагая, грузившиеся в этот день на транспорты, а также части отряда генерала Бредова, прибывшие из Польши. На обеде в вагоне Главнокомандующего присутствовали Улагай, Филимонов, Драценко, Бабиев, я, Шифнер-Маркевич, Иванис и другие. По правую руку Главкома сидел Улагай, по левую Иванис! Главком в конце обеда провозгласил тост за Кубанского Атамана, Улагая, Бабиева, меня, Шифнер-Маркевича и прибывшие из Польши бредовские части. Ему ответил, запинаясь, как ученик, Иванис.
После обеда к себе в вагон Главком пригласил меня, Улагая, Бабиева. Все вместе снялись. Мне генерал Врангель сказал, что намечал дать мне кавалерийскую дивизию, разворачивающуюся в корпус, но что генерал Улагай настаивает на назначении меня на Кубань. Мне он предложил выбрать любое. Потянуло меня на Кубань, и я отказался от его предложения.
________________
Н.В.Н.-Н.: Пропускаю дальнейшие подробности десанта генерала Улагая на Кубань, в котором генерал Науменко принимал участие как командир 2-го корпуса. Об этом выступлении, благодаря сложности описания, дневники приводить невозможно.
Сообщения об этом десанте начинаются в дневнике тем, что 30 июля 38 судов отошло в 9.30 утра из Феодосии. Заканчивается же описание неудавшегося десанта словами:
______________________
«Таким образом, мы ушли с Кубани 24 августа в 6 часов вечера, забрав все, что можно. Оставили несколько сот повозок и до 100 лошадей, для которых не было места на судах. Кубанский поход длился 24 дня! Потеряли мы около 3 тысяч человек (700 убитыми, остальные раненые). Пришли с Кубани в составе большем, чем ушли. Людей было 14 тысяч, стало 17 тысяч. Лошадей было 4 тысячи, стало около 7 тысяч. Пушек было 28, стало 36.
Из Ачуева войска перевели в Керчь, откуда Бабиева направили в северную Таврию, Кубанское Правительство в Феодосию. Филимонов немедленно уехал в Болгарию.
Узнал от Терского Атамана Вдовенко, что после того, как Врангелю сообщили о неудаче улагаевского десанта на Кубани, он сказал, что это к лучшему, что после этого казаки должны будут понять, что одни они (?) ничего не могут сделать и, что следующий десант он подготовит иначе, и пошлет побольше частей не казачьих. 
27 августа. Выехал из Керчи ночью в поезде Шатилова. По дороге узнал от него, что назначен начальником 1-й Конной дивизии. В Севастополь приехали в 10 часов вечера.

[Павел Стрелянов /К/]

Продолжу записные книжки генерала Науменко:

 

28 августа. Утром был у Врангеля. Принял любезно, но с озабоченным видом. Главную причину неудачи на Кубани он приписывает неправильным действиям Улагая. Я с ним не согласился и указал на то, что главнейшей причиной считаю неудовлетворительную подготовку со стороны штаба Главнокомандующего и добавил, что мысль о Кубани нельзя считать законченной и что надо немедленно же приступить к подготовке похода, который надо осуществить через 2-3 месяца.

 

В результате разговора он выразил мнение, что было бы недурно, если бы я взял на себя это дело. Я указал Филимонова или Улагая, но он обоих отверг, на том разговор и закончился.

 

Днем зашел к инспектору кавалерии генералу Юзефовичу и у него же имел продолжительный разговор вечером. Оказывается, что вопреки словам Шатилова, 1-я Конная дивизия очень малого боевого состава – она имеет всего 608 шашек, отвратительную артиллерию, полки состоят из ячеек полков прежних наименований, имеет огромные тылы, в которых людей больше, чем в полках и на фронте. Юзефович сказал, что бывший начальник дивизии генерал Барбович своими лобовыми атаками довел дивизию до полного расстройства и мне предстоит привести ее в порядок.

 

Выходит, что Барбович расстроил дивизию, уничтожив ее, приобрел боевую славу, а мне дают остатки, чтобы я из них сделал боевую часть? Получив такие сведения, я на другой день отправился к Шатилову и сказал, что не желал бы вступать в командование 1-й Конной дивизией по причинам личного характера, указав, что вследствие того, что мне приходится всегда принимать части вымотавшиеся и совершенно не годные в боевом отношении, я гублю свою репутацию. Так было в октябре (1919 года. – П.С.-К.) и со 2-м корпусом. Улагай имел в нем несколько тысяч шашек, вел беспрерывные бои, истрепал корпус, но заслужил боевую славу, а в наследство мне оставил 923 шашки в корпусе – и это вместо 7000. В силу приведенных соображений я просил избавить меня от командования дивизией. Шатилов протестовал, но затем, когда я зашел к нему вечером 28-го, он сказал, что дивизию дадут Шинкаренко, а мне поручают организовать новый Кубанский Поход.

 

Я взялся за это дело, изучил обстановку, наметил программу работы и подбор помощников, но уже 29-го вечером, будучи у Врангеля, узнал, что опять решено сделать меня  начальником дивизии, так как этого желают кавалеристы. По этому поводу был 30-го у Шатилова. Спросил, почему переменили, говорит, что опасаются, что Шинкаренко не справится с вопросом организации. Говорили довольно долго. Я доказывал, что если кавалеристы не справляются, то я не справлюсь и подавно. К моему удивлению Шатилов сказал, что желательно было бы, что бы я принял дивизию – хотя бы на месяц.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Куда ни кинь – всюду клин! Там с дивизией, а тут с Кубанью! На Кубани (местной, Крымской) у власти атаманской Иванис. Все мы, за исключением кучки приверженцев, его презираем. Все негодуют, что он у власти, а он и в ус не дует на народный гнев. Все попытки доказать ему необходимость сложить атаманские полномочия не увенчиваются успехом. Теперь не знаю, как быть. Если возложат на меня организацию похода на Кубань, то все господа Иванисы не только не поддержат меня, а наоборот будут мешать этому. Ведь все они считают, что я стремлюсь занять атаманское место на Кубани. Никогда не стремился и не стремлюсь. Полагал бы самым лучшим, чтобы Иванис отказался от атаманства, созвал Раду, которая бы выбрала Атамана, а кандидат готовый – генерал Ткачев! Тогда бы можно было работать вместе.

 

1 сентября. Был у Шатилова, передал ему прилагаемый доклад. Он просит не уезжать до возвращения Врангеля. По-видимому, опять думают назначить меня организовывать Кубанский поход.

 

Иванис ходит мрачный после вчерашнего его разговора с Шатиловым, в котором последний ему указал, что он как Атаман никого не удовлетворяет. 

 

3 сентября. Сегодня разговаривал с генералом Шатиловым и узнал, что наш флот в Азовском море отошел под давлением противника. Вчера о бое слышал от Коновалова, но результаты пока неизвестны. По сведениям из Керчи, противник сосредоточивает войска и суда в Мариуполе. Значит, готовит десант. Если сопоставить данные о десанте с тем, что командующий Балтийским флотом получил назначение на юг, возможность десанта становится достоверной. Полагаю, что Врангель уговорит союзников усилить своими судами наш флот. Если же нет, то может прийтись нам тяжело. Мои наблюдения над работой флота подтверждаются – флот совершенно неудовлетворительный.

 

4 сентября. Прочел в сводке о том, что наш флот победил флот противника, подбил три судна и противник ушел в Мариуполь. Сообщение сдержанное, без подробностей.

 

Вечером был у Шатилова. Говорит, что у него был Терский Атаман генерал Вдовенко, который сегодня в течение трех часов разговаривал с Иванисом с целью убедить его отказаться от булавы, но Иванис твердо заявил, что он атаманства не сдаст. Решением вопроса считается, что Иванис соберет Раду, созвав всех их из Грузии (Тимошенко и Ко) – эта Рада должна высказаться о положении. Иванис того боится, т.к. хотя он и считает, что приемлем для массы, но боится, что его прогонят, а это равносильно для него смерти, т.к. тогда он должен попасть вместе со всей Кубанской правительственной сворой под суд по поводу сдачи Армии и расхищения правительственных денег и ценностей!

 

5 сентября. Вдовенко будет говорить еще раз с Иванисом, затем будет говорить Богаевский, а если ничего не выйдет, то надо собрать представителей, самого Иваниса, представителей феодосийской Рады, Скобцова и других нейтральных лиц, и поставить перед Иванисом вопрос – что Кубанские вопросы есть дело общее и за них должны взяться все казаки, т.к. настоящее освобождение казачества должно начаться с Кубани и хотя бы Кубанцы, находящиеся в Крыму, пришли к единству мыслей и действий.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Записные книжки генерала Науменко:

 

6 сентября. Обдумал положение Кубанского вопроса и отношение к нему Главного Командования и пришел к выводу, что Иванис Главному Командованию выгоден и что при нем они надеются взять казачество в свои руки. Обращают на себя внимание подробности: Улагая держат в тени, Ткачева, как Атамана, считают совершенно невозможным, так как с уходом его из авиации, там все дело рухнет. Меня к делу организации похода на Кубань не допускают. Обрадовались, что я перестал об этом говорить, и молчат. Общий мой вывод, что они хотят поручить дело освобождения Кубани не казакам, с целью в дальнейшем извлечь свою выгоду из подчинения казачества, т.е. осуществить тот план, которого, по его словам, опасается Иванис!

 

На фронте развивается наше наступление. Сегодня должен быть взят Александровск. Полагаю, что завтра или на днях большевики ударят со стороны Каховки на Перекоп. По сведениям, у них за Днепром собираются 9-я армия и 2-я Конная армия.

 

 

Заднепровская операция

 

7 сентября. В 7 часов вечера выехал в дивизию, так как генерал Врангель предупредил, что через два-три дня должно начаться наше наступление. Я решил не заезжать за лошадьми, чтобы попасть в дивизию до начала наступления и чтобы познакомиться с ней.

 

До этого был у Курганского и так как он живет с Иванисом, видел последнего. Выглядит мрачно и говорит, что все против него. Скобцов передал мне, что Вдовенко удалось убедить Иваниса отказаться от полномочий Атамана. Шатилов объяснил мне, чем это вызвано. Оказывается, добыли копию договора Иваниса (через его посредника Белого и Ко) с Польшей!

 

Астраханский Атаман Ляхов и Курганский напевали мне, что я должен быть Атаманом. Насколько я понял, Иванис предлагает собрать, как хотел Вдовенко, общественных деятелей Кубани, Дона и Терека, и предложить им на усмотрение вопрос его приемлемости и в случае неудовлетворительного ответа, передать временное исполнение обязанностей Атамана мне. Убеждали, что в таком случае, мне не отказываться.

 

В 13 часов прибыл в Нижние Серогозы. Представился Барбовичу. Он сегодня по вызову Шатилова, уезжает в Севастополь. Временное командование корпусом принимаю я. 

 

Был на обеде, устраиваемым штабом корпуса Барбовичу по случаю его отъезда. Речи, речи и речи, от которых болит голова!

 

10 сентября. Смотрел 1-й и б-й полки и артиллерию. Впечатление хорошее. Полки по 300 шашек, масса офицеров, орудий 21, лошади хорошие, пулеметов много, одеты прилично. Видно, что эти части пользуются большей заботой высшего начальства, чем казаки?

 

11 сентября. Смотрел Гвардейский и 3-й полки. Вечером приехал в Нижние Серогозы Командующий 2-й Армией генерал Драценко с оперативной частью. Предполагается наша переправа на правый берег Днепра, но задерживается операцией Кутепова, для разгрома морской базы противника в Мариуполе, флот которого все время нападает на наши корабли!

 

Сегодня получил сводки Махно о том, что им занят район Екатеринослава. Полагаю, что это временный успех, или, вернее, восстание населения в этом районе.

 

15 сентября. Перешли в Ново-Александровскую. Вчера командующий армией генерал Драценко наметил переход дивизии в Н. Рогачах. Вызвано это было получением сведений, что 2-я Конная армия противника сосредоточилась в Никополе, куда перешел и ее штаб. Генерал Драценко полагает, что армия эта собирается переправиться через Днепр вместе с группой, сосредотачивающийся южнее Синельникова и ударит по 1-й Армии.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

16 сентября. Сегодня генерал Драценко уже опасается наступления 2-й Конной армии, совместно с Каховской группой противника. Впредь до подхода Бабиева он мне подчинил Терско-Астраханскую бригаду генерала Агоева.
У меня 1500 шашек, 97 пулеметов, 23 орудия. У Агоева 800 шашек, 40 пулеметов, 8 орудий. Всего 2300 шашек, 137 пулеметов, 31 орудие.
Воевать можно, и если 2-я Конная армия переправится, ее можно поколотить!

17 сентября. Сегодня объезжал своих соседей, командира 42-го Донского стрелкового полка полковника Кривова в Белозерке и командира Запорожского дивизиона полковника Рудько в Рогачине. От них узнал положение в районе Никополя и Лепетихи (?). Противник везде пассивен, опасается и ждет нашей переправы через Днепр. Никак не удается установить расположение 2-й Конной армии. По сведениям Кривова в Никополе ее нет. По сведениям Рудько она в Апостолове, а Володин утверждает, что штаб армии и полки ее в Никополе.

 

Позволю себе отвлечься от событий гражданской войны и ненадолго перейти к ВОВ и нашему времени в связи с встретившимся в записках ген. Науменко топонимом Белозерка. Это место стало дорого для нашей семьи. Под Б.Белозеркой в декабре 1943 г. погиб мой дед по маминой линии, старший сержант, ком. взвода ОИПД. С весны 1944-го наши раздолбаи от военных медиков, командования части и до сибирского военкомата, откуда дед призывался, не могли зафиксировать его гибель документально, хотя декабрьский 43 г. список погибших и похороненных в братской могиле около больницы села Б.Белозерка в Подольском архиве имеется. Как результат, «из-за отсутствия переписки» с дедом на фронте, весной 1944-го доблестный военкомат решил считать деда пропавшим без вести. За войну это было в третий раз. Первые два раза он быстро «находился», например, во второй раз бежал из окружения, оставшись в бою без снарядов для своей 45-мм, с раненой ногой, буквально на следующий день – это изложено в наградном листе на Славу 3 ст. к имеющимся «Отваге» и ЗБС. Не буду писать, что испытала семья, в третий раз и уже навсегда оставшаяся без кормильца (бабушка и пятеро детей мал-мала меньше), но родимое государство лишило семью деда пенсии и того, что полагалось бы ей, как вдове и детям погибшего, имевшего боевые награды. И 75 лет члены семьи постепенно уходили из жизни, не зная, где и как погиб их муж и отец, с 1943 года ничего о нем не зная. 
Моя мама была последней и, слава Богу, два года тому назад с раздобытыми (наконец-то) документами из архива, мы списались с поисковиками села Вел. Белозерка. Оказалось, они там, на Украине, делают то, что не смогли сделать за все послевоенное время наши раздолбаи, тем более с 2014 г. информация из Подольского архива не поступает. Их поисковики в 2018-м занесли на мемориальные плиты имя деда. И мама, перед смертью, увидела, где похоронен ее отец, пусть и на картинке.

 

 

[16pancergrinadir]

16 сентября. Сегодня генерал Драценко уже опасается наступления 2-й Конной армии, совместно с Каховской группой противника. Впредь до подхода Бабиева он мне подчинил Терско-Астраханскую бригаду генерала Агоева.

У меня 1500 шашек, 97 пулеметов, 23 орудия. У Агоева 800 шашек, 40 пулеметов, 8 орудий. Всего 2300 шашек, 137 пулеметов, 31 орудие.

Воевать можно, и если 2-я Конная армия переправится, ее можно поколотить!

17 сентября. Сегодня объезжал своих соседей, командира 42-го Донского стрелкового полка полковника Кривова в Белозерке и командира Запорожского дивизиона полковника Рудько в Рогачине. От них узнал положение в районе Никополя и Лепетихи (?). Противник везде пассивен, опасается и ждет нашей переправы через Днепр. Никак не удается установить расположение 2-й Конной армии. По сведениям Кривова в Никополе ее нет. По сведениям Рудько она в Апостолове, а Володин утверждает, что штаб армии и полки ее в Никополе.

 

Позволю себе отвлечься от событий гражданской войны и ненадолго перейти к ВОВ и нашему времени в связи с встретившимся в записках ген. Науменко топонимом Белозерка. Это место стало дорого для нашей семьи. Под Б.Белозеркой в декабре 1943 г. погиб мой дед по маминой линии, старший сержант, ком. взвода ОИПД. С весны 1944-го наши раздолбаи от военных медиков, командования части и до сибирского военкомата, откуда дед призывался, не могли зафиксировать его гибель документально, хотя декабрьский 43 г. список погибших и похороненных в братской могиле около больницы села Б.Белозерка в Подольском архиве имеется. Как результат, «из-за отсутствия переписки» с дедом на фронте, весной 1944-го доблестный военкомат решил считать деда пропавшим без вести. За войну это было в третий раз. Первые два раза он быстро «находился», например, во второй раз бежал из окружения, оставшись в бою без снарядов для своей 45-мм, с раненой ногой, буквально на следующий день – это изложено в наградном листе на Славу 3 ст. к имеющимся «Отваге» и ЗБС. Не буду писать, что испытала семья, в третий раз и уже навсегда оставшаяся без кормильца (бабушка и пятеро детей мал-мала меньше), но родимое государство лишило семью деда пенсии и того, что полагалось бы ей, как вдове и детям погибшего, имевшего боевые награды. И 75 лет члены семьи постепенно уходили из жизни, не зная, где и как погиб их муж и отец, с 1943 года ничего о нем не зная. 

Моя мама была последней и, слава Богу, два года тому назад с раздобытыми (наконец-то) документами из архива, мы списались с поисковиками села Вел. Белозерка. Оказалось, они там, на Украине, делают то, что не смогли сделать за все послевоенное время наши раздолбаи, тем более с 2014 г. информация из Подольского архива не поступает. Их поисковики в 2018-м занесли на мемориальные плиты имя деда. И мама, перед смертью, увидела, где похоронен ее отец, пусть и на картинке.

Вечная память Вашему деду, Павел Николаевич, и тем, кто лежит с ним в одной братской могиле!

С уваж. к Вам Олег Мих. Карпов

[Павел Стрелянов /К/]

Благодарю, Олег. Аминь.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек генерала Науменко:

 

17 сентября. Сейчас нам приходится работать с нашими новыми союзниками махновцами. На нашем участке атаманы: Володин, Лазаренко, Шило, Дубина и Джанбор. Второй и последний офицеры, Володин тоже называет себя офицером. 

Сегодня вернулся от него мой разъезд. Володин устроил ему обед с музыкантами – два гармониста, жид-мандолинист, жид-кларнетист! Во время обеда приказал выпороть одного из семи своих «адъютантов». Здесь же ему было дано 15 ударов. За обедом были его приближенные и дамы, вывезенные им из Никополя. В числе приближенных был один генерал – начальник обоза и несколько офицеров. Много пили. Володин провозгласил тост за Главнокомандующего. На вопросы офицера (из разъезда) он ответил , что работает за Веру, Царя и Отечество, но т.к. Царя нет сейчас – то он работает за Веру и Отечество, бьет жидов – а образ правления пусть установит сам народ! Он же пойдет за народом: хоть за монархистов, хоть за анархистов! Кто против народа, тот его враг! Если мы пойдем против народа – будем его врагами. 

Отряд его человек 300, но он настаивает на 10 тысячах, включая в состав своих войск тех дезертиров, которые скрываются по плавням. Там же, по некоторым сведениям, прячется 10 тысяч дезертиров – наших, красных и махновских, объединившихся между собой. Володин окружен охраной: у него 7 адъютантов, несколько часовых, дежурные на крыше дома, а у дверей пулеметы. Дисциплины никакой, пьянство, грабеж.

18 сентября. Сегодня тут были американцы – начальники военной и политической миссий. Показали им учение 2-й бригады, закончившееся атакой того кургана, на котором стояли мы, наблюдая учение! По-видимому, впечатление на американцев произвели.

25 сентября. Наша армия начала сосредотачиваться для переправы через Днепр. В переправе Конный и 3-й корпуса. Конному было приказано перейти к вечеру в Бабино, с целью переправиться на рассвете 26-го по наведенному мосту, но выяснилось, что переправиться не удастся. Мы начали транспорт с понтонными средствами. Движение задержалось неисправными мостами, и началось лишь в десятом часу 27-го.                          
От ударной группы 1-й Армии имеем сведения, что они овладели Томаковской и, разбив 16-ю кавалерийскую дивизию красных, выдвинулись передовыми частями на станцию Марганец. По идее мы должны были комбинировать действия с ударной группой 1-й Армии.

27 сентября. Переправа Терско-Астраханской дивизии длилась 1,5 часа, Кавалерийской 3 часа. По переправе вошли в Днепровские плавни, перерезываемые ручьями. Подойдя к Грушевскому куту, пришлось перейти вброд несколько рукавов Днепра, и Терско-Астраханская дивизия попала прямо в бой! Противник был отброшен и нами занято село Грушевка. Первая Кавалерийская дивизия подошла лишь к полуночи.

 

[Павел Стрелянов /К/]

28 сентября. К вечеру, ввиду не установления связи с Бабиевым и наличии противника в районе Никополя, я свернул туда. Совместно с гвардейским полком 1-й Кавалерийской дивизии [и] Агоевым, разгромил части 1-й стрелковой дивизии, занимавшей село Чертомлык, захватив всех в плен. Уже у самого Никополя пехота противника оказала сопротивление, но была взята в плен. Оказалось, Никополь еще с утра занят Бабиевым и я не могу понять, почему между нами и ним, в непосредственной близости Никополя, оказалась пехота противника. Ночевали в деревне Лапинка, приникавшей непосредственно к Никополю с запада.
(Из приложенной записки – полевого приказа командующего генерала Драценко на имя Науменко: «29 сентябрь. 15 ч.30 м. Только сегодня получил сведения о блестящей Вашей работе, от души поздравляю и благодарю, но еще много работы впереди. Если Ген[ерал] Бабиев с Вами, передайте ему мое приказание объединить всю Конницу и прибыть на указанную линию…»).

За день взято более 2000 пленных, бронепоезд, моторно-понтонная ро¬та с 25 понтонами, более 50 пулеметов, 6 бронеавтомобилей, 3 поезд¬ных состава, груженных огнеприпасами и другим военным грузом, 1 са-нитарный поезд, обоз и тылы 1-й стрелковой пехотной дивизии, в том числе канцелярия штаба 3-го стрелкового полка 1-й дивизии, дивизионный лазарет и прочее…

29 сентября. Утром получил приказание командующего генерала Драценко отправиться Корниловской дивизии в Александровск, а всей коннице под командой генерала Бабиева идти в Апостолово. Выступили в 2 часа дня, имея в виду дойти сегодня до Шолохова, но встретили 21-ю дивизию красных и завязался бой.
Дивизия была сбита и начала отход на Шолохово, но в это время с севера началось наступление 2-й дивизии красных на Чертомлык, на мой правый фланг. Дивизия была отброшена от Чертомлыкских хуторов. Ввиду наступления темноты, я с дивизией заночевал в немецкой колонии № 2, а Бабиев отошел в Чертомлык.

30 сентября. Утром продолжили наступление, сбили противника с высот против Шолохова, обошли с северо-запада и овладели этим селением, тесня 21-ю дивизию, отдельную бригаду и части 13 технической дивизии, а в это время по балке реки Саленой вышла в тыл нам 2-я кавдивизия. Благодаря густой пыли, ее движение было замечено заблаговременно. К 2 часам дня овладели Шолоховым части моей дивизии.
В это время было получено приказание генерала Драценко, разбив противника, продолжать задачу, выделив одну дивизию для удара во фланг противнику, занимавшему позицию по линии Никополь-Ток-Мариинское.
Ввиду того, что противник наступал со всех сторон, но действовал нерешительно, не ввязываясь в упорный бой и не принимая атаки, разбить его не представлялось возможным, а дробление сил при численном превосходстве противника ставило нас в невыгодное положение. У нас 2300 шашек, а у противника 6-8 тысяч. Бабиев решил идти на Мариинское всеми силами.

Около 4-х часов дня я выехал на мельницу, что южнее Шолохова, туда же подъехал Бабиев. Здесь мы были около часу. Артиллерия противника обстреливала нас с востока, севера, запада и юго-запада.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Записные книжки генерала В.Г.Науменко:

 

30 сентября. По переправе Кубанской дивизии на правый берег Бузулука, я просил Бабиева сменить ею мой Гвардейский полк для прикрытия тыла, а сам уехал продвигаться с дивизией на станцию Ток. Не отошел я версты, как догнали и позвали к Бабиеву. Оказалось, что он смертельно ранен осколком гранаты. Когда я подъехал, то его уже везли на тачанке женщина Вербичева и полковник Шеховцов, а сзади следовал его конвой. Бабиев был без сознания.

 

Мне рассказали, что как только я отъехал, как и он решил ехать вперед, сошел с балкона мельницы и сел на коня. В это время противник перенес огонь на мельницу и первым же, а за ним вторым снарядом попал в группу Бабиева. Снаряд покатился под лошадь его и там взорвался, смертельно ранив и лошадь и его самого! Ранено 3 офицера, убит один казак, другой ранен смертельно и еще двое легче. Убито 6 лошадей и несколько ранено.

 

Бабиеву осколок вошел в грудь и вышел в спину. Когда после второго разрыва подошли к нему, то он сказал «поднимите», его приподняли, затем он сказал еще несколько слов и впал в бессознательное состояние. Не приходя в сознание, он около 5 часов вечера умер. Уже умирающего его провозили мимо его дивизии. Скомандовали «смирно!», он открыл глаза и посмотрел, по-видимому, не сознавая ничего.

 

Наступление продолжалось. Отбивая противника сзади, сбивая его спереди, части корпуса в сумерках заняли станцию Ток, а на ночь пришли в Марьинское, днем занятое нашей пехотой. Два дня боя нам (конному корпусу) дали до 400 человек ранеными и убитыми, но самая тяжкая потеря – это Бабиев!

 

Бабиев – это огонь, порыв ! Безумная храбрость, порыв вперед – вот его главнейшие качества! Бой – его стихия! Будучи ранен 17 раз, участвуя в бесконечном количестве боев, всегда шел впереди и часто выскакивал намного вперед, даже разъездов. Он нашел смерть не там, где можно было ожидать, т.е. в атаке, а на наблюдательном пункте.

 

Какое совпадение – из числа многих убитых, наши храбрейшие генералы, рисковавшие жизнью ежедневно: Корнилов, Марков, Бабиев – убиты осколками снарядов! Ожидать смерть Бабиева можно было всегда, но, тем не менее, она всех поразила!

 

1 октября. Ночью получил приказание, чтобы мы удерживались в Марьинском, так как эту ночь пехота 2-го корпуса должна была наступать и взять Каховку, после чего мы должны были, наступая вдоль правого берега Днепра, ударить в тыл Каховской группе.         

 

Часов в 12 противник начал наступать со стороны Никополя, затем со стороны Костромского и, наконец, прямо с севера! 1-я кавалерийская дивизия начала отходить.

 

Отвратительно действовала артиллерия, из 21-й пушки стреляло всего 2-4, остальные не смогли: несмотря на предупреждение еще с ночи – не нашли подходящей позиции. Например, колокольня церкви не была использована как наблюдательный пункт. Терско-Астраханская бригада тоже все переезжала. Кубанская, вышедшая из Грушевского Кута, правее кавалерийской, атаковала противника, но была отбита. Полки кавалерийской дивизии несколько раз переходили в контратаку, но, в конце концов, не выдержали. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Краткий обзор боев Заднепровской операции.  – Н.В.Н.-Н.

Несмотря на временный успех, Заднепровская операция была сокрушена намного превосходящими силами противника, надвигающегося со всех сторон. Бои, с переменным успехом, не прекращались, но форсированная конная атака своей массой, наконец, сбила и задавила белых. Все покатилось назад.

В этом бою генерал Науменко был ранен ружейной пулей в ногу, и лишенный возможности оставаться в седле, выбыл из конного строя. В своем дневнике за этот день он пишет: «В этом бою я был ранен ружейной пулей в правую ногу и чуть не попал в плен. Спасибо, крепкий конь вынес». От него слышала, что, попав в окружение и мчась на лошади, слышал за собой крики: «Держи командира корпуса!..», и ушел он, сбросившись вместе с конем, с высокого берега в реку – преследователи же остановились, посылая пули вдогонку. Не знал он тогда, что с этим прыжком лошади, он вошел из одной стадии жизни в другую?.. Это был последний бой в его жизни! Н.-Н.

В тот же день, во избежание тяжелых дальнейших потерь, генерал Драценко решил прекратить боевые действия и приказал начать отступление к Днепру. К вечеру приступили к переправе, длившейся до 11 утра 2-го октября.

2 октября. В Рощ…, куда отошел штаб армии, а также и штаб 3-го корпуса, приехал Шатилов для расследования причин неудачи, в результате чего генерал Драценко был отрешен от должности. Мне разрешено оставить заместителем Соколова, а 4-го должен приехать Барбович.

4 октября. Утром узнал, что противник наступает с Каховки и сильно продвинулся вперед, ввиду чего корпус уже выступает на Тар…ку (?). Одновременно началась перегруппировка с целью перебросить 1-ю армию на Днепр.
Считаю положение скверным. Через три дня большевики подведут на Каховку 2-ю Конную армию, наша же перегруппировка должна закончиться к 9 октября.
Мне нога не позволяет сесть на коня, ввиду чего завтра еду через Мелитополь в Крым. Тяжело. Уезжать надо, но в такое время очень тяжело.

 

Последние дни в Севастополе

10 октября. Приехал в Севастополь 7 октября. Был у Шатилова, Врангеля видел мимоходом. После моего ранения дошел в Севастополь слух, что я тяжело ранен и умер. Говорят, что когда слух этот дошел до Врангеля в Мелитополе, он схватился за голову и сказал, что с потерей Бабиева и меня, у него не осталось Кубанцев. Когда же выяснилось, что я жив и легко ранен, он повеселел. 
Вчера приехал с побережья Кавказа генерал Фостиков. По его словам он при¬вез более 7 тысяч бойцов. Ввиду недостатка снаряжения, он отошел с Кубани на Адлер. Пушки бросил по пути на перевале. Затем отошел в Грузию, где они все были интернированы. Грузины, согласно их договору с большевиками, собирались выдать весь отряд. Но он, разогнав грузинов, погрузил ночью казаков на корабль в Крым. Вчера он явился к Главкому и обо всем доложил. Врангелем он награжден орденом Св. Николая и произведен в генерал-лейтенанты.

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек генерала В.Г.Науменко:

 

[11-12 октября] Интересна работа кубанских самостийников в Грузии и их атамана Иваниса. Как я и раньше полагал, они желают взять Фостикова и его армию в свои руки, не допуская его связи с Главным Командованием. Все его донесения они перехватывали. Первое было послано в конце июня и куда делось – неизвестно. Иванис, явившись к казакам в отсутствии Фостикова, убеждал казаков распылиться по Грузии, чтобы впоследствии образовать самостоятельную армию, но ни в коем случае не ехать в Крым. Казаки и офицеры сказали, что они не знают, кто он такой, на заявление, что он Атаман, они заявили, что знают лишь генерала Фостикова. Иванис должен был уйти. Воображаю его негодование, когда он узнал, [что] Фостиков с отрядом уехал в Крым.
Сегодня ко мне приходил Курганский, заявил, что он говорит не от своего имени, а от группы лиц. Спросил, соглашусь ли я быть Атаманом в случае выборов. Он назвал кандидатов: меня, Ткачева, Филимонова, Краснова (бывшего Донского атамана). Указал, что Ткачев и Филимонов хотят быть Атаманом. Кроме того, он сказал, что страстно желают быть таковыми – Гулыга, Гейман и Лещенко, собственно не сам Лещенко, а его жена!
Я заявил Курганскому, что необходима ломка всего Кубанского дела, т.к. Кубань сейчас унижена нами самими, что это дело крайне трудное, требует большой решимости, что надо бросить партийность и сплотиться всем для общего дела. О себе заявил, что желания быть Атаманом абсолютно никакого не имею, но если это нужно для общего дела, то согласен выставить кандидатуру при условии, что не будет с первых же дней оппозиции.
Как мне кажется, главная цель разговора Курганского была выяснить, буду ли я терпимо относиться к народным представителям, не буду ли решать все самостоятельно. Я заявил, что не допущу того безобразия, которое творится сейчас! Курганский спросил, говорил ли кто-то по этому поводу со мной, видно, кто-то еще должен со мной говорить.
Шатилову сказал о разговоре с Курганским. Оказывается, разговор об атаманстве у него был с Главнокомандующим. Они считают кандидатами – меня, Ткачева, Улагая и Фостикова.

 

[Павел Стрелянов /К/]

13 октября. На фронте положение серьезное – поляки заключили перемирие, большевики перебрасывают силы на наш фронт. Уже Буденный в районе Елисаветграда. Конницы набирается у них много, всего 15-18 тысяч, у нас же всего конницы до 7 тысяч! Врангель оттянул правый фланг ближе к Мелитополю и сосредотачивает там крупные резервы. О Буденном слухи разные – по одним сведениям он разложился, по другим наоборот – войска его в отличном для большевиков настроении. Во всяком случае, положение у нас сейчас создается грозное. 

20 октября. Вчера приходил ко мне Скобцов и приносил прочесть черновик «Условия полковника Винникова с членами Рады», сводящиеся к тому, что ввиду отъезда Иваниса, он, Винников, должен быть признан исполняющим должность Атамана, впредь до освобождения Кубани! Он собирает Раду, которая выбирает председателя правительства и, кажется, 7 человек, нечто вроде «советодавцев», при нем, Винникове. Иванис по первому варианту признается предателем и изменником и предается суду, по второму варианту ему разрешается проживать в Крыму.
Большего абсурда ждать трудно! Винников является «заместителем заместителя Атамана»! Такой комбинации даже нашей Кубанской конституцией не предусмотрено. Этот «заместитель заместителя», пытается заключить какой-то договор с группой членов Рады.
Дальше ехать некуда! Надо положить предел этой вакханалии. Скобцов задал мне вопрос, согласился бы я быть Атаманом, если бы была собрана Рада по инициативе членов ее и избрала бы меня? Ввиду того, что кандидатами более определенно называют меня и Ткачева, я ответил, что хотел бы поговорить с Ткачевым откровенно и договориться с ним. Ввиду того, что Ткачев имеет желание быть Атаманом, у меня же желания этого совершенно нет, мы, быть может, и договорились. Раз Ткачев будет трезво смотреть на это дело, то ввиду его желания лучше, если возьмётся за это дело он. В конце разговора зашла речь о возможности кандидатуры Фостикова. Скобцов находит его кандидатуру желательной, но боится, что он будет слишком усердно работать в пользу обласкавшего его Главного Командования в ущерб Кубанским интересам. Разговор наш не закончился, так как пришел Курганский.                                 

24 октября. Вчера Шатилов в разговоре со мной сказал, что перехвачен приказ красных о наступлении на сегодня, для овладения перешейком Крыма. Между прочим, в операции должна принять участие армия Махно! Ей указано перейти вброд через озера, против Громовки (между Чонгаром и Перекопом).
Шатилов считает, что положение у нас твердое и что попытка красных положительных результатов не даст. Другого говорить он и не может, но можно приметить большую озабоченность, как в нем, так и во Врангеле, Коновалове и других, стоящих у дела лиц.

 

[Павел Стрелянов /К/]

25 октября. «Жертвуйте на праздник Корниловцам!» Зашел в кафе. Наполнено спекулянтами. Разговоры о фунтах, лирах, хлебе, коже и прочем! Объявление: «Моментальная зарисовка и шаржи с натуры, цена 5000 рублей». Спекулянты зарисовываются. Стул перед художником не пустует. Зарисованный спекулянт показывает своим сотоварищам по столику шарж на себя. Смеются, острят...

 

Заходит девочка с ящичком, за нею подпоручик-Корниловец с простреленной ногой, на костылях. «Жертвуйте на праздник Корниловцам!» – произносит он. Неохотно лезут спекулянты в бумажники, вынимают синие пятисотрублевые билеты и кладут их в ящичек девочке с усталым видом людей, отмахивающихся от назойливой мухи. Здесь же платят 5 тысяч за шарж и 15 тысяч за два стакана кофе. 

 

Тяжело стало на душе за офицера, который просит «пожертвовать на праздник», за спекулянтов, дающих ему 500 рублей, за Россию, попавшую в такое положение! Глядя на спекулянтов, тыловых дельцов в кафе, невольно вспоминаются Корниловцы, быть может, в этот момент отбивающие атаки противника на Сиваш-Перекопской позиции! Корниловец, просящий пожертвование, заставляет вспомнить былую Русскую Армию! Все вместе наводит на печальные мысли о том, что есть и о былом величии России!

 

26 октября. Утром Шатилов позвонил по телефону и предложил мне занять должность начальника штаба 3-й армии, оперирующей на западном фронте. Я спросил, кто командует армией? Получил ответ, что Юзефович или граф Пален. Ответил согласием. В личных разговорах выяснил, что надо спешно выехать, подобрав высших чинов штаба. Поездка предполагается через Галац, Румынию и Галицию. День прошел в подборе чинов штаба. В номере моем толчея – масса желающих ехать за границу!

 

Не знаю, как рассматривать свое назначение – как действительно полезное для дела или как способ отделаться от меня, как нежелательного кандидата в Атаманы Кубанского Войска.

 

29 октября. Вчера в Севастополе началась паника. Получилось сведение о прорыве Перекопской позиции, о том, что войска наши пали духом, о доставке в Севастополь раненных и их погрузке. У Главнокомандующего было совещание, на котором, по словам участников, генерал Врангель был настроен крайне мрачно. После совещания паника еще больше усилилась. Отделы военного снабжения и управления начали укладывать канцелярии и свое имущество. Деньги наши совершенно пали – фунт английский дошел до 500 тысяч рублей!

 

Сегодня был у Шатилова относительно выезда нашего в 3-ю армию и спросил, не отпадает ли эта поездка? Он ответил, что по всей вероятности мы поедем в Константинополь, а оттуда уже в 3-ю армию. Затем написал записку, чтобы нас взяли на отходящий завтра с ранеными транспорт «Ялту».

 

Около 14 часов генерала Лебедева вызвали в Главную Квартиру и сказали, что денег нам не дадут. Я пошел к Шатилову выяснить, будет ли наша командировка осуществлена. В приемной Шатилова встретил его и Врангеля. Последний заявил, что не может быть и речи о командировке. Затем позвал меня к себе в кабинет и сказал, что противником уже пройдена последняя линия наших окопов и что у нас лишь дня 3-4 на эвакуацию. Мы выйдем в море и не знаем, куда пойдем, т.к. ни от кого из иностранцев ответа нет.   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Записные книжки генерала В.Г.Науменко:

 

[29 октября.] Затем он (Врангель. – П.С.-К.) сказал, что по сообщению Кутепова по Симферопольскому шоссе в Севастополь устремился поток дезертиров, беженцев, тылов. Для войск у нас судов достаточно, но всех желающих эвакуироваться перевезти будет невозможно, почему те, чьей жизни не угрожает опасность, должны остаться в Крыму.
Встретил генерала Коновалова, который очень мрачно заявил, что мы переживаем величайшую трагедию, но что под Ачуевом было хуже, когда сидели на белиндере, который оторвался от буксира и рисковал остаться на мели.
В городе паника все усиливается.
30 октября. С утра началась погрузка тылов в Севастополе. Сюда же должны для погрузки отходить части 1-й армии. Донцы, Кубанцы и другие казаки, должны грузиться в Феодосии.
В Севастополе всю ночь шла суматоха. Все укладывались и готовились к погрузке. Перед рассветом, все потянулось к местам погрузки.
Утром пришел мой вестовой и сообщил, что вся улица Екатерининская забита подводами и народом. Пошел посмотреть. На Нахимовском большое движение, часть магазинов закрыта. На Екатерининской много подвод, нагруженных корзинами, чемоданами, мешками, тюфяками, собачками, детьми и женщинами...
Подводы стоят в порядке. На пути к месту погрузки несколько караулов, пересекающих цепью улицу в разных местах. Погрузка идет довольно медленно, но в порядке, кажется, по очереди, ранее составленной. 
Зашел во дворец. У ворот встретил Главнокомандующего, который шел к автомобилю, затем вернулся. Вид у него очень нехороший, я бы сказал совершенно разбитый. Войдя в приемную дворца, увидел его разговаривающим с Шатиловым. Говорили очень громко, нервно и с выкриками. Шатилов тоже осунулся и нервно настроен. Спросил меня, куда я и куда гружусь. Ответил, что на «Сежет» в последнюю очередь.
Ходил в магазины, удивляюсь, что до сего времени ходят наши деньги. Купил вино по 12 тысяч за бутылку. Обедал за 30 тысяч.
В 3 часа проходил по передней гостиницы «Кист», встретил м-м Шатилову, которая спросила, «хочу ли я ехать на американском миноносце?» Я ответил утвердительно. Она здесь же сказала Шатилову – он предложил ехать. Я просил взять и генерала Лебедева.
В 3.30 вместе с Лебедевым пошли к адмиралу Маккейну, который по записке Шатилова, дал разрешение на посадку на миноносец. В 3.45 на шлюпке миноносца, я вместе с Лебедевым и адмиралом, отчалили от Графской пристани Севастополя и через несколько минут перешли на миноносец № 216.
Сидя на борту 216-го и глядя на Севастополь, я думал, – доведется ли когда быть в России? В голове пронеслась вся, почти трехлетняя борьба с большевиками… Какова будет их радость по поводу победы!

[Павел Стрелянов /К/]

Прощай Россия – уход в эмиграцию
31 октября. Вот я и в Константинополе. Россия далеко! Но думаю, что доведется в ней быть, но, конечно, не под большевиками!
На миноносце обращение с нами было поразительно любезное. Нас предупредили, что довольствовать не будут, но ужинать позвали и отлично накормили. Пассажирам на палубе дали складные кровати и одеяла. Меня лично пригласили спать в каюту, но я пригрелся на палубе и не захотел идти. Всю ночь проспал отлично. Всех дам и генералов устроили в каютах, в течение всего пути несколько раз обращались с вопросами – не надо ли чего.
Садясь на 216-й, я ожидал того же собачьего обращения, как испытали мы, эвакуируясь из Сочи на английском крейсере «Арк Ройал» и ощетинился! Но был приятно разочарован американцами.
На рассвете сегодня увидели анатолийский берег, а в 9.30 уже стали на якорь против дворца султана. Вещи наши перевезли на катере, приставили стражу, затем на том же катере перевезли всех пассажиров. Получив вещи, поехали по местам, намеченным каждому для остановки в Константинополе. Таможенного осмотра и проверки документов не было.
Я с генералом Лебедевым и певицей Плевицкой с мужем генералом Скоблиным, наняли подводу для вещей и отправились пешком в Русское посольство. Оказалось, что там общежития уже нет. Встретили капитана Шкиля, который посоветовал отправиться на этап в Терепию, где отличное помещение и бесплатный стол. В 3 часа дня, на пароходе поехали в Терепию, которая расположена севернее Константинополя на европейском берегу Босфора, близ Черного моря, в 1.5 часах езды на пассажирском пароходе от Константинополя.
Приехали в 4 часа. Нам с Лебедевым отвели отдельную комнату с постельным бельем. От такого комфорта отвык с 16 июля, если и имел когда кровать, то никогда не имел белье. В 8 часов вечера дали отличный ужин. Лучшего места для укрывающихся трудно найти! При этом ровно ничего не делай, а лишь разговаривай о необходимости самой энергичной борьбы с большевиками!
2 ноября. Вчера в 9.22 часов утра выехал на пароходе и через 1.5 часа был в Константинополе. Пошел во двор посольства, там толпа. Разговаривают, паникуют. Второй этаж подготавливается под раненых. Был у Лукомского, кратко рассказал ему о Крыме. Лукомский сказал, что приказал выслать туда три русских судна, но французы, взявшие в руки управление над нами, отменили посылку. Лукомский спросил у меня, в чем дело, я высказал предположение, что по всей вероятности они не нужны ввиду окончания эвакуации.

[Павел Стрелянов /К/]

[2 ноября] Сегодня утром получил русскую визу на Сербию, а у сербов в консульстве сказали, что дать не могут, запросят Белград. Если будет положительный ответ, то не ранее двух недель. Обратился к Лукомскому, он дал удостоверение, что я курьер. 
Спросил у Лукомского о положении в Крыму, он ответил, что сведений нет, а относительно судьбы нашей Армии и беженцев сказал: англичане от какой бы то ни было помощи нам отказались, цинично заявив, что и так на нас много «истратились».  Содержание Армии и беженцев взяли на себя французы.
Все прибывающие из Крыма судна задерживаются в проливе у азиатского берега против Константинополя. Казаки и солдаты обезоруживаются. Их оружие остается на кораблях. Оружие оставляется всем офицерам и караульной команде, по норме, устанавливаемой на каждом корабле тамошним старшим начальником.
Никто с кораблей не спускается. Идет пересортировка – беженцы на одни, армия на другие корабли. Французы ведут переговоры с англичанами о продаже им всех построек на Лемносе. Если продадут, туда будет перевезена Армия, в отрицательном случае ее перевезут на Галиполийский полуостров. Беженцев, коих предполагается 90 тысяч, предложено расселить по балканским государствам, которые об их согласии запрошены. За содержание уплатит Франция.
Сегодня к посольству привезли раненых, но затем их увезли по госпиталям союзников. Говорят попечение над ними, взял на себя американский Красный Крест. 
Вечером узнал, что Врангель сел вчера вечером в Севастополе на «Корнилова» и сегодня ночью ожидается здесь. Видел его тещу м-м Иваненко. Она очень волнуется и говорит, что по свидетельству иностранцев, эвакуация прошла в полнейшем порядке.
5 ноября. Корабли с армией и беженцами все прибывают, их направляют ниже Константинополя в местность, называющуюся Модэн. Там скопилось несколько десятков кораблей. На берег никого не спускают. Сегодня был у Лукомского, он сообщил, что прибыло уже 110 тысяч человек. Намечено к распределению на Лемносе 20 тысяч, на Галлиполийском полуострове 12 тысяч, в окрестностях Константинополя 7 тысяч, в Сербии 10, а в Румынии от 2-х до 4-х тысяч. Куда денутся остальные – пока неизвестно.
Врангеля пока нет. Как Лукомский выразился, он как овчарка хочет приехать «загнав все стадо», т.е. собрав все корабли! Лукомский сказал также, что вчера вечером получилось непонятное оповещение от французов, что предположено всю Армию разделить по 50 человек, вооруженными командами поставить ее в окрестностях Константинополя… Уж, не против ли Кемала Паши?! 
У Лукомского настроение бодрое. Говорит, Кутепов просит разрешения завоевать Константинополь; что вчера он, Лукомский, говорил с французами и припугнул, что если они будут хамить, то он не ручается, что наша Армия не сойдет с кораблей и не займет город! По словам Лукомского, это заявление произвело на французов ошеломляющее впечатление!
Сегодня вечером был у «Риона». Публика там сидит изголодавшаяся. Переполнен корабль ужасающе!
На улицах Константинополя много жуликов. Вчера встретил Плевицкую – «пилила» своего мужа. У того стащили бумажник. Сергеев (адъютант) сегодня уехал в Сербию. Я получил сербскую визу и другие визы, кроме французской. Последняя будет готова завтра в 3 часа дня.

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек генерала В.Г.Науменко:

 

14 ноября. Сегодня приехал в Софию. В Константинополе идет усиленная работа по устройству армии и беженцев. По последним сведениям решено уже приступить к размещению Кубанцев на Лемносе, Донцов и других на Чаталджи. Беженцев 10 тысяч в Сербию, 5 тысяч в Болгарию. Добровольцев на Галлиполийском полуострове. Врангель сидит на «Корнилове» безвыходно. На его попытку сделать визиты иностранным представителям, те попросили его не беспокоиться. Официальная причина несъезда Врангеля с корабля, возможность покушения на него. Шатилов на берег съезжает, видел его два раза.

 

Проезжая через Болгарию обратил внимание, что отношение к большевикам как будто бы, изменилось.

 

Когда я проезжал через нее весной этого года, то мне пришлось неоднократно слышать восхваление большевиков и порицание наших, борющихся с ними! Теперь же, на всем пути, разговаривая с представителями разных классов, я слышал лишь сожаление по случаю Крымской катастрофы и опасения, что большевики могут внести смуту в Европу!

 

29 ноября. Приехал в Кральево 19-го. В русской колонии прежние дрязги, образовались партии, грызущиеся одна с другой! Сегодня получил из Константинополя прилагаемую (?) телеграмму Скобцова, об избрании меня в Атаманы. Наверное, придется согласиться, т.к. в такое тяжелое время отказаться нельзя! Доходящие известия говорят нехорошо – Кубанцы совсем в загоне.

 

30 ноября. Сергеев (адъютант) поехал в Белград за визами.

 

3 декабря. Сергеев приехал. Час от часу не легче – сербско-болгарская граница из-за каких-то недоразумений закрыта. Ехать можно только экспрессом (Ориентал-Експресс, международная линия Париж-Константинополь), а денег нет. Остальные поезда не ходят! Получил телеграмму военного агента генерала Потоцкого с обещанием содействия.

 

17 декабря. Вчера выехал из Кральева и сегодня утром приехал в Белград. Был у военного агента генерала Потоцкого, он сказал, что места для меня и моего офицера заказаны на ближайший экспресс.

 

В довольно продолжительной беседе Потоцкий сообщил мне о том, что от Врангеля получена шифрованная депеша, чтобы никакие делегации от казаков, за исключением имеющих на то разрешение от него генерала Врангеля или соответствующего Атамана, не считались бы действительными. В конце разговора он сказал, что меня желает видеть посланник г-н Штрандман, который, кстати, должен дать мне деньги на поездку.

 

Повел к Штрандману. Разговор велся, главным образом о беженских делах, причем Штрандман указал на то, что среди русских наблюдается неудовольствие сербским правительством за недостаточно внимательное отношение! Я ответил, что такого неудовольствия за время пребывания в Сербии не наблюдал, но наблюдал неудовольствие деятельностью русских учреждений.

 

[Павел Стрелянов /К/]

[17 декабря] Штрандман старался доказать, что все у нас благополучно. Я указал на необходимость гласности, на необходимость отчетов со стороны представителей власти. Он согласился и обещал переговорить по этому поводу, с главным уполномоченным по делам беженцев г-ном Палеологом.

 

На поездку мою с Сергеевым, после довольно долгих переговоров, с разными секретарями и пр., получили 1700 франков. Говорят, что хотя и с трудом, но на проезд хватит!

 

18 декабря. Был у секретаря болгарской миссии полковника Людсканова, по поводу продления болгарской визы. Людсканов сказал, что со мной хочет познакомиться болгарский посол. Познакомились, говорили о болгарских и русских делах.

 

Прерваны между болгарами и сербами отношения потому, что сербы хотели преждевременно получить подвижной состав, угнанный болгарами во время войны. Пока болгары его не дадут, сербы решили не пропускать поездов. По словам посла, болгары согласились на передачу состава, что должно начаться через 2-3 дня, а сербы, в свою очередь, обещают с получением первого вагона от болгар, возобновить железнодорожное сообщение.

 

О русских делах говорили долго – и посол и секретарь русофилы. Первый потерял под Кисляковской своего брата в бою с большевиками, второй женат на русской и состоит русским офицером. Посланник в наших неудачах винит неправильную политику Деникина в отношении к казакам и крестьянам, а земельный закон Врангеля он считает нелепостью. Объявлять, что земля принадлежит крестьянам и добавлять дальше о 25-летнем выкупе ее! Он считает идеальным земельный закон на Кубани и говорит что, не зная о нем, болгары выработали такой же закон и что по образцу кубанского закона  должен быть разрешен земельный закон везде! В дальнейшем разговоре посланник выразил большое знание России и преданность ей.

 

Уже вечером виделся на вокзале с директором Донского кадетского корпуса полковником Бабкиным. Просил передать Донскому Атаману о необходимости иметь казачьего представителя в Сербии, т.к. на казаков здесь сыпятся всякие обвинения, вплоть до измены России. Мысль его о представителе считаю правильной.

 

22 декабря. Приехал в Константинополь. Виделся с Председателем Рады Скобцовым, Донским Атаманом Богаевским и Терским Атаманом Вдовенко. Со Скобцовым говорили в течение 4-х часов. Выяснил, что Кубанцы, попав на Лемнос в тяжелые условия, решили, что так жить дальше нельзя! В это время заместитель Атмана Иванис оставался в Грузии, а его «заместитель» полковник Винников не пользовался среди беженцев и Войска никаким авторитетом. Ходатая по кубанским делам не было, Кубанцы жили в невозможных условиях. Все это заставило их собраться для обсуждения своего положения. Была собрана Рада из наличных членов ее и представителей строевых частей. Здесь возник вопрос о том, как быть и решили, что без головы дальше быть нельзя, решили выбрать Атамана!

 

Кандидатов было много, сильнейшими оказались я и генерал Попов, баллотировка дала большинство мне.

 

(На сыпавшиеся затем в эмиграции на Науменко обвинения о неправомочности его выборов, следует заметить что, начиная с 1917 года, все Кубанские Войсковые Атаманы: Филимонов, Успенский, Букретов и Науменко, избирались по обычной схеме, делегатами от станиц и горских аулов Кубани. Так как на Лемносе оказалась основная масса Кубанских казаков, ушедших в исход, то их представители и проголосовали за генерала Науменко. 

 

Эта практичная система в дальнейшем применялась при выборах Атамана и в США. – П.С.-К.)

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из записных книжек генерала В.Г.Науменко:

 

На этом месте прерывается крайне сжатое изложение из дневника генерала Науменко о его избрании в Атаманы, т.к. он в нем не принимал участия, и дается выдержка из письма Председателя Рады Скобцова, присутствующего при выборах, и отражающая атмосферу того времени. – Н.-Н.
«Ведь сама-то Лемносская Рада была замечательным явлением! Для ее собрания соединили две большие палатки. Сильный ветер буквально рвал старые полотна этих палаток. Перед молебном протоиерей Ктиторов произнес краткое, но замечательное слово с улыбкой на устах, с жалостью в голосе, с явным сочувствием и почтением к собравшимся:
- Удивительные вы люди, казаки!.. – так начал он свое слово. – Изгнанные со своего Отечества, до предела, казалось бы, униженные, вы на этом чужом, голом острове все же не отчаялись, а собрались под этими старыми, рваными палатками, чтобы не упустить время сорганизоваться здесь по своему казачьему обыкновению!..
Его теплые, участливые слова вызвали у многих слезы и вместе с тем подбодрили всех!»

22 декабря (продолжение). После выборов Рада уполномочила Скобцова и трех делегатов уведомить об этом меня. Также сообщили о состоявшихся выборах генералу Врангелю с просьбой послать телеграмму. Эта телеграмма мной получена не была.
От Атамана Кубанцы ждут манны небесной. Программа их, как это видно из Скобцова, сводится к тому, что Кубанцев немедля надо вывести из тяжелых условий, в которых они находятся, живя на Лемносе, надо их устроить, направив в Сербию. Скобцов находит необходимым тесное сближение с Донцами и Терцами, соглашение с Бычем, а затем работа на единство казаков.
По окончании выборов, через несколько дней, приехал в Константинополь Иванис, который сначала, как будто, согласился с происшедшим, но затем просил Скобцова зайти к нему переговорить. Последний согласился, но потом раздумал и вскоре Донской Атаман получил от Иваниса протест против происшедшего. В протесте он указал, что считает себя единственным носителем власти. Такой же протест, по его словам, он послал и Терскому Атаману, но последний его не получил.
Со Скобцовым и полковником Русановым я вечером говорил о будущей конструкции правления Кубани. Как будто договорились о том, что надо иметь председателя Правительства, членов его по делам беженцев и финансов, а также начальника Войскового Штаба. Такими лицами намечены: Скобцов, генерал Попов, Щупляк и полковник Соламахин.
Я указал на ненормальность положения! Рада, Правительство и прочие, беспокоясь о том, что о казаках некому заботиться, вследствие этого собрали Раду, которая выбрала меня Атаманом. Но затем Рада, Правительство и Войсковой Штаб, довольные сделанным, обрадовались и почили на покое – сели на корабли и отправились в Сербию! В результате отъезда Рады, Правительства и Штаба в Сербию, остались группы войск и беженцев на Лемносе и я, Войсковой Атаман в Константинополе. Таким образом, Атаман в своей дальнейшей работе лишен органов для выполнения ее!
Атаманов Донского и Терского пока не видел, так как оба они уехали в Чаталджи, из которой происходит переселение их казаков на Лемнос!

 

[Павел Стрелянов /К/]

24 декабря. Сегодня в 1 час дня был у председателя Донского Правительства генерала Апостолова, у которого был представитель Донского Круга Гнилорыбов и Терский Атаман Вдовенко. Много говорили о взаимоотношениях с генералом Врангелем.
Гнилорыбов сделал пространное сообщение о своих наблюдениях в Софии. По его словам там собралось много общественных деятелей, отчасти съехавшихся туда, отчасти застрявших там по случаю закрытия сербско-болгарской границы. В Софии образуется новый русский политический центр, по образцу Парижа и Константинополя. Общий вывод Гнилорыбова – что акции Врангеля совершенно пали, и что нам надо с ним покончить, чем скорее, тем лучше. По его мнению, порвав с ним, мы казаки выиграем много в глазах демократической Европы и наших политических -групп, ушедших от нас в Западную Европу, т.к. имя «врангелевец» – символ реакции.
Апостолов сказал Гнилорыбову, что порвать легко, но наладить трудно, поэтому он полагает необходимым сначала наладить казачий Союз, а уже потом говорить о разрыве. Гнилорыбов опять стал доказывать, что пока мы состоим под фирмой врангелевцев, с нами не захотят говорить наши политические противники, ранее уехавшие за границу. Вдовенко, в общем, поддержал точку зрения Гнилорыбова.

27 декабря. Вчера на улице встретил Улагая, говорит, что не останавливает работу, и решил продолжать до конца! По-видимому, работой считает свое участие в Горской организации! Разговаривая о моем избрании, первоначально высказал мысль, что ничего из этого не получится, лучше бросить все… Но затем, после десятиминутного разговора, на мой вопрос «как же быть?» – сказал определенно, что лучший выход это выработанный нами, то есть принятие должности Войскового Атамана вплоть до прибытия на Кубань, как и отдачи соответствующего приказа!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Записные книжки генерала В.Г.Науменко:

 

[27 декабря] Сегодня был у Врангеля, принял меня очень любезно, пока не зашла речь о видах на будущее. Начал разговор с семейных дел, жизни в Сербии, затем, перейдя на кубанский вопрос, указал, что Кубанцы на Лемносе живут хорошо, обжились, имеют в палатках электричество, играют в футбол, на жизнь не жалуются и пр.

 

Рассказал о разрыве с ним Иваниса и спросил о моих планах. На это я задал ему вопрос, какие виды на будущее у него, указав, что самое тягостное у казаков – это неизвестность, что их ждет.

 

Он ответил, что французы, по-видимому, тяготятся содержанием нас и стремятся перевести на беженское положение. Но мнение генерала Фоша о необходимости сохранения нашей Армии дает надежду, что нас сохранят, но надо ждать до весны.

 

На мой вопрос о возможности переселения всей Армией в одну из европейских стран, он ответил, что сербы взяли летчиков, танкистов и топографов, а теперь хотят взять 5 тысяч конницы для пограничной службы, что же касается армии, то ведутся, и не без надежды на успех, переговоры с Сербией и Венгрией. Затем он начал торопиться куда-то и просил зайти как-нибудь к нему вечером на «Лукул». Дальше говорил с Шатиловым, но хорошего ничего не слышал, Он, как и Врангель, на вопросы о будущем отвечает уклончиво, переводя разговор на другое.

 

28 декабря. Был у митрополита Антония, поговорили насчет возможности улучшения быта казаков, в смысле снабжения их предметами необходимыми для богослужения. Говорили около часа, причем он интересовался причинами неудачи десанта на Кубани и прочими вопросами, но главным вопросом, интересовавшим его, по моему наблюдению, были наши взаимоотношения с Врангелем. Видно, что Антоний хитрый монах, к делу подходит тонко! Причем, он сам того мнения, что нам казакам пора взяться за дело самостоятельно. Об общественных организациях он высказался, что пока не будут привлечены представители церкви, ничего не выйдет!

 

29 декабря. Сегодня в 12 часов собрание на квартире у Богаевского, были: я, Скобцов, Вдовенко, Букановский, Богаевский и Апостолов, для обсуждения общих дел. Здесь я заявил, что принимаю должность Кубанского Атамана, что вызвало общее удовлетворение.

 

Обсуждая этот вопрос, мы решили, что я отдам приказ, а Атаманы в свою очередь отдадут приказы или будут реагировать как-нибудь иначе, приветствуя меня, чтобы показать всем, нами интересующимся, нашу солидарность.

 

Затем Богаевский поставил вопрос о том, что казаки, особенно беженцы, ищут путей возвращения на Дон – в Советию! Вследствие этого, он заготовил заявление французскому командованию с просьбой войти в переговоры с большевиками о представлении возможности желающим вернуться на Дон! Я, Скобцов, Вдовенко и Апостолов, решительно высказались против такого обращения!

 

Далее Апостолов поднял вопрос о необходимости выяснить, вернее, выявить свое отношение к Врангелю и в связи с этим поговорить об объединении казаков. Скобцов внес поправку, что надо говорить обратно: об объединении казаков, а потом уже отсюда о взаимоотношениях с Врангелем.

 

Я передал вкратце свой вчерашний разговор с Врангелем и сказал, что считаю, что нам надо заключить братский союз на продолжение борьбы с большевиками и в ближайшем – на лучшее устройство наших казаков! При этом высказал мнение, что по всем казачьим вопросам, независимо от того касаются ли они всех или одного Войска, обращаться надо от имени всех трех Атаманов, а, кроме того, организовать общую связь с казаками, находящимися вне России и ориентироваться о положении на Дону, Кубани и Тереке!

 

Все приветствовали такой союз и высказали примерно те же мысли! Решили выработать соглашение, которое должны составить председатели правительств, если понадобится объявить нашу декларацию.