Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

По приезде в Сербию, Белая Армия, вопреки надеждам Главного Командования, сохранена, как таковая, не была. Прибывшие в Сербию ее части распределялись, сначала под командой своих офицеров, на разные работы, как на постройки шоссе, железных дорог или под командой сербских властей поступали в Пограничную Стражу. Только пришедший в составе Кубанской Дивизии Гвардейский Дивизион оставался в полном составе во все время эмиграции. Казаки, в него входившие работали всей группой на сахарном [и лесопильном] заводах, вместе с офицерами их возглавляющими. Командовал этим Дивизионом Ген. Зборовский, сменивший по приказанию Атамана Науменко, Ген. Фостикова [в должности начальника Кубанской дивизии].

Изменено 14 января, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Гвардейский Дивизион на работах на лесопильном заводе, Хорватия.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вскоре после приезда, в Белграде образовалась многотысячная Русская Колония, а также и несколько казачьих станиц: Кубанская, Донская, Общеказачья, Студенческая и другие. В то же самое время в городах провинций были организованы выборы Председателей Колоний там учреждаемых. Председатели таковых должны были поддерживать связь с центром в Белграде. В самом же Белграде, в бывшем здании Российского Посольства была организована «Державная Комиссия», являющейся фактически Министерством по русским делам. Во главе ее был назначен как Председатель этой комиссии, бывший русским послом в Белграде – Штрандман.

 

На эту организацию была возложена забота о русских эмигрантах, а главное распределение между ними ежемесячных пенсий для престарелых, не работоспособных, и других, почему-либо попавших в беду. Все это производилось через местных Председателей колоний! Державная Комиссия не прекращала своего существования вплоть до наступления войны с немцами и даже при них!

 

Поэтому, появляющиеся в настоящее время (1990-е годы. – П.С.-К.) в печати утверждения, что попавшие при эмиграции в Сербию, «старые, больные и одинокие люди», чтобы прожить – «уповали на милосердие и благотворительность более или менее состоятельных соотечественников, но многие были обречены и не было ничего страшнее сознания этой, в нищете ожидаемой смерти», хотя и звучат мелодраматически, но являются полными небылицами!  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Письмо В.Г.Науменко – В.Н.Штрандману, 1954 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В ново образовывающемся, после окончания войны Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, ставшем затем Югославией, было достаточно работы для всех!

 

Инженеры, доктора, чертежники, механики, топографы и прочие специалисты работали по своим профессиям, другие приспособились на разные не требующие узкой специальности работы. Офицеры Генштаба могли стать преподавателями математики в гимназиях, так же кто хотел из офицеров, мог поступать в сербскую армию, с соответствующим чином. В армию поступало мало, т.к. не хотели менять подданство.

 

Дети эмигрантов могли учиться в любых учебных заведениях, включая университеты, т.к. образование, как и медицинская помощь в больницах, были для всех бесплатными. Казаки, вначале работавшие артелями, через некоторое время в большинстве перешли на частные заработки и предприятия.

 

Читая о том, что для казаков «хлеб чужбины был дорогим и горьким», никак не могу принять это за аксиому. Конечно, все работали – да и где это могло быть иначе! И на Кубани трудилось, большинство в поте лица, но были дома!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Казаки на работах в Кочане. В центре сидит генерал Фостиков. Сербия, 1925 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В Сербии, хотя и не дома, но к концу эмиграции многие казаки преуспели, пооткрывали собственные магазины и магазинчики, купили легковые машины и стали сами на себя работать таксистами, стали заниматься ремеслом и открывать мастерские. Многим, оставляющим в сороковых годах Сербию, пришлось бросать нажитые дома и хозяйство. Для многих уход из Сербии, был не легче чем уход в первую эмиграцию!

 

Да, казаки, хотя и примирились с переменой своего положения, но всегда тосковали за своими станицами. Были случаи, когда кончали жизнь самоубийством (насколько знаю было два случая), но это случилось не потому, что им трудно давался «чужой горький хлеб», а потому, что они не могли пережить дошедших до них сведений об ужасной судьбе оставленных ими на Кубани семейств, выкидываемых среди ночи голыми и босыми в снег из домов и помирающих от голода, после того, как у них отбирали и последнюю крошку даже «самого горького хлеба»!

 

Чувство собственной безопасности и благополучия, при полной невозможности облегчить страдания своих близких, доводило их до прекращения и своей жизни. Но такие случаи были единичными!

 

Многие же казаки, не оставлявшие семьи на Кубани, в скором времени начали жениться, в большинстве на сербках, завели детей, которые к концу сербской эмиграции уже успели окончить кадетский корпус или женский русский институт и поступить в университеты!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Л.-Гв. 3-я Терская сотня Гвардейского Дивизиона на земляных работах. Командир сотни полковник К.И.Щербаков (стоит справа от казака в шляпе), подполковник М.Г.Бек-Узаров с орденом Св. Георгия, есаул А.И.Потапов (сидит с собачкой) и подъесаул Н.Н.Протопопов (над ним). 1922 г. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Надо сказать, что сразу же после прибытия в Сербию, государство проявило большую заботу, взяв на себя всё устройство и содержание двух вывезенных из России Кадетских корпусов и двух институтов для девиц.

 

По окончанию кадетского корпуса, кадеты могли поступать в сербское Военное Училище и быть сербскими офицерами. Было довольно много воспользовавшихся этим правом и вступивших в сербскую армию. Было и несколько кубанцев – между ними сыновья Ген. Попова (бывшего при Лемносских выборах кандидатом в Атаманы), а так же упоминаемого в дневнике деятеля Кубани Курганского. Первый был интендантом, а второй летчиком.

 

Кадеты носили русскую форму, а институтки под начальством вдовы ген. Духонина, сохраняя дореволюционные традиции, были одеты в формы времен супруги Императора Павла, Марии Феодоровны, являющейся основательницей института! Состояла она из длинных юбок, белых передников и таких же пелеринок. Появление в таком виде, иногда парами, на улицах города Белой Церкви институток, вызывало всеобщее удивление местных жителей? Но соблюдение традиций продолжалось во всем!  Воспитывались они все в патриотическом стиле, с легкой примесью сознания своего превосходства над сербами! На устраиваемых балах институтки с кадетами танце¬вали мазурку, кадриль, полонез и прочие соответствующие танцы! Только одну традицию не удалось сохранить – это привилегированное происхождение учащихся, т.к. сербы принимали без разбора. Наличие же этих учебных заведений, во многом облегчало положение некоторых семейств, снимая с них заботы о содержании и образовании детей!

 

Мои родители были против подобного воспитания и поэтому, благополучно избежав угрозы обучения отвешивания реверансов перед классными дамами, я ос¬талась дома и училась в Сербской гимназии. Т.к. почти все наши русские стре¬мились поместить своих детей в казенные учебные заведения, то волею судьбы, почти все мои друзья были сербами и сербками! На этом основании я никогда себя в «изгнании» не чувствовала и даже не представляла, что в нем нахожусь!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Мариинские институтки с преподавателями на прогулке  

 

Спектакль. Кубанский Мариинский женский институт 

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Первое, что я помню в жизни, это неожиданное появление каких-то двух «дядей» к которым меня вынесла на руках моя мама и, указав на одного из них сказала: «Это твой папа!». Так как он до этого отсутствовал, то я с ним не была знакома и сама удивляюсь, как я вообще запомнила это его появление, т.к. мне в то время было всего один год и семь месяцев. Впрочем, главное впечатление при нашей встречи произвел на меня не он, а большая глиняная бутыль желтого цвета, стоящая на столе между ним и другим, прибывшим с ним лицом, как узнала впоследствии его адъютантом Полк. В.Зеленским. Только наличие этой бутыли и свидетельствовало в дальнейшем о достоверности моих таких ранних воспоминаний, т.к. было известно, что приехала она вместе с моим отцом из Константинополя в апреле 1921-го года наполненная какой-то турецкой выпивкой – я же точно описывала её местонахождения в комнате, как и прибывших с ней лиц!

 

Моя мама эвакуировалась не с отцом, а ещё в феврале 1920 года со своими родителями. Мой дед М.Н.Кончин, завершивший свою военную службу в России главным ветеринарным корпусным врачом, по приезде в Сербию был назначен на военную службу в 1-й Кавалерийский полк Престолонаследника Александра стоявший в Кральеве. Тогда это был захолустный городок в 7000 жителей, находящийся территориально в самом ядре зарождения Сербского государства около монастыря Мичи, в котором короновались первые сербские короли, и называлась вся эта территория Старой Сербией. Жители этим были очень горды, считали себя носителями древних сербских традиций и когда мои прибыли туда, то их поразила патриархальность местной жизни. Моя мама, попав в такое окружение, была довольно обескуражена, но деду вся обстановка очень понравилась и он это место нашел прекрасным!

 

Будучи весьма общительным и компанейским человеком, к приезду моего отца он уже был знаком почти со всеми в городе, когда проходил по улице, то со всех сторон неслись приветствия его многочисленных друзей и знакомых! Особенно его полюбили окрестные крестьяне, по-сербски «селяци», т.к. он всех их животных лечил бесплатно, что было неслыханным делом до его появления в Кральево! Сам же он вообще всех любил и находил прекрасными людьми, а обо мне и говорить не приходиться! Со мной он больше носился, чем кто-либо другой, включая и моих родителей.

 

…Не намного меньше его, носился со мной и его вестовой, сербский солдат Душан, что удивляло окружающих и радовало моего деда, завидовавшего Душану, что он целый день может проводить со мной!

Изменено 16 января, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал-майор В.Г.Науменко и его старший адъютант, полковник В.Н.Зеленский. Сербия, 1921 г.  

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Приезд русских эмигрантов сильно всколыхнул жизнь местных жителей своими невиданными привычками и внес в их среду большое оживление!

 

Разряженные и надушенные русские дамы вызывали большой интерес и удивление: т к. очень мало были похожи на ожидаемых беженок! Особое же удивление местных жителей вызывали эмигранты, при встречах целующие руку дамам, что в Сербии в те времена не было принято, особенно в патриархальных провинциях! Впрочем, ко времени, когда я выросла, это совершено переменилось и считающие себя интеллектуалами, вели себя, как и наши эмигранты. С приходом Тито этот обычай был опять изгнан. Но в те далёкие времена поцелуй руки мог привести и к неприятностям! Моя мама, смеясь, рассказывала, что как-то, когда она возвращалась на поезде из Белграда в Кральево, с ней в одном купе ехал какой-то старый и очевидно закоренелый в традициях серб, который сильно двинул чемоданом, забрасывая его на верхнюю полку, и разбил лампу под потолком купе. Пришёл кондуктор и оштрафовал его за нанесённый ущерб. Серб же всячески доказывал, что он тут не при чём, а виноваты те, кто «свако додже па полюби руку» т.е. всякий тут является и целует руку, что относилось к нашим офицерам, провожавшим её и заходившим в купе попрощаться, и это так взволновало серба, что он и разбил лампу! Но кондуктор был неумолим – сказал «Плати, да и всё!» и бедному сербу пришлось заплатить! Воображаю, в каком настроении он продолжал путешествие с сидящей рядом с ним «рускиньом» причиной его бедствий!

Изменено 18 января, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Дама, воспитанница Мариинского института  

 

Кубанская Мариинка К.Б.

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

<…> Казаки у нас были народ доверчивый, что сказал атаман, принимали на слово без проверки! Помню смешной случай случившийся в день Св. Нины 27-го января, в день именин моей мамы. В тот же день был и большой сербский праздник Святого Савы, самого почитаемого сербского святого, являющегося просветителем сербов. И вот приходит утром к нам один казак и говорит моему отцу: «Что это такое Ваше Превосходительство, почему по всему городу развешаны флаги?», а отец ему строго отвечает: «Как… Вы до сих пор на знаете!» и продолжает, глядя на смутившегося казака: «Сегодня же именины атаманши!» Казак еще больше смутился и ответил извиняющимся тоном: «Простите Ваше Превосходительство... а я и не знал!»

 

Сначала, пока не изучили язык, было много забавных случаев. Русские говорили смешно по-сербски, а сербы не могли ничего выговорить по-русски. Папиного адъютанта Зеленского Василия Никитовича, сослуживцы называли Васили-Кики, что меня очень смешило, и я его иначе никогда не называла. Некоторые же его называли Василичка! Другим везло лучше – к папе обращались просто Генерал!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Генералы М.А.Фостиков, В.Г.Науменко, А.Г.Шкуро с казаками на Войсковом празднике. Белград, 1935 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Время шло, и постепенно жизнь в городе менялась. При городе построили аэродром, на котором было несколько русских пилотов, а затем фабрику вагонов. Понаехало много разных специалистов – инженеров, техников, чертёжников и прочих, между ними очень много русских. Соответственно прибавилось и число казаков. Русская колония разрослась.

Была открыта русская первоначальная школа, а в местном парке уступили русским в пользование пустующий дом, названный «Русским Домом». В нем открыли библиотеку, устраивали собрания, спевки русского хора поющего в церкви, т.к. сербского не было. Казаки в большинстве работали на аэродроме, мало на фабрике, а многие занимались свободными профессиями, ремеслом или торговлей.

Но затем казаков прибыло в довольно большом числе, т.к. прибыл со своей сотней Полк. Сазонов, взявший подряд на постройку не то моста, не то шоссе где-то недалеко от Кральева. Они жили отдельно от нас, но с казаками были в тесном общении. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Построение Кубанской казачьей дивизии, с. Дольно Любата, 15 мая 1924 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Патриархальность жизни к этому времени уже значительно снизилась и дети, проходя мимо старушек, редко говорили «любим руку»! Наехавшая публика намного увеличила число местных жителей и началась более современная жизнь. В городе всегда царило большое оживление, но развлечений, кроме двух кинематографов, да заезжих цирков было мало, поэтому пользовались популярностью всякие вечера, устраиваемые разными группами, как – торговцами, ремесленниками, докторами, соколами, офицерами, русской колонией и т.д.

 

И вот как-то приходят к Атаману казаки сотни Сазонова и приглашают его присутствовать на концерте, который они дают в лучшем отеле города «Париж»! Немного усомнившись в их талантах, отец мой спросил, какой же будет исполняться репертуар? Они ответили: «Не беспокойтесь, Ваше Превосходительство, репертуар будет самый прекрасный! Сам Полк. Сазонов его уже проверил и определил!»

 

Когда же впоследствии мои родители отправились на концерт, то были поражены красующимся при входе в «Париж» большим, цветным плакатом Кубанского Хора Соколова, выступавшего в Париже при совершении им турне по Европе! На этом рекламном плакате изображался парижский бульвар и масса народа, стремящегося в театр – все это на фоне виднеющейся вдали Эйфелевой башни! Подвох был налицо, но сделать уже ничего было нельзя, зал был полон публики и все билеты распроданы! Пришлось войти и занять свои места!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Выступление казаков

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вскоре появился одетый в черкески хор казаков, встреченный бурными овация¬ми и аплодисментами. Когда шум улегся, вышел и стал впереди хора сам Сазонов и обратился к публике с приветственным словом. Речь его была для всех полной неожиданностью т.к. начиналась словами: «Дорогие братья сербы, вот мы, ваши местные казаки, работающие тут недалеко на постройках, решили, ради большего сближения и знакомства с вами, устроить тут наш концерт! Не судите нас строго, т.к. это наше первое выступление!» Тут его слова были заглушены поднявшимся хохотом и веселыми выкриками из публики, как: «Добро пожаловать из французского в наш «Париж»! С приездом! Познакомимся – будем приятелями! Браво!»

 

Когда смех утих, и все успокоилось, начался концерт! Но рассчитанный на два часа «прекрасный репертуар», к большому огорчению наших казаков, им так и не удалось полностью исполнить. Случилось то, чего мой отец опасался, т.к. полковник Сазонов составил его из своих родных линейных песен, не включив бравурные и веселые мотивы черноморских, и однообразное исполнение их представлялось несведущей публике, как бесконечная песня все время повторяющаяся! Скоро начали раздаваться крики «Доста брачо козаци! Доста!», т.е. «Довольно братья казаки, довольно!» и прочее вроде «Деньги заплатили, обратно не возьмем! Спасибо». Опять пошёл хохот, веселие и казаки, не успевши выполнить задуманный репертуар, сойдя в зал исполнили посреди его гопак и лезгинку, что опять ещё больше развеселило публику настроенную начинать танцы, которые и начались после сыгран¬ного «Королевского Кола», т.е. Королевского хоровода, чем по закону должны были начинаться все танцы, официально устраиваемые! В общем «концерт» прошел очень удачно, чему способствовал заданный полк. Сазоновым тон, при его братском обращении к публике! Настроение этим создалось вполне соответствующее его пожеланиям!  

 

Когда мой отец потом поставил казакам на вид, что это же было надувательство публики, то они уверяли, что и не думали это делать, считая, что для рекламы все подходит, а плакат был – лучше не найти!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Казаки поют

 

В программе «казачек»

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Хотя я в то время на концерты не ходила, но занималась своими развлечениями и не грустила. К сожалению, подошла осень, когда мне надо было поступать в первый класс гимназии! Перемены в жизни большой не предвиделось, т.к. мы все вместе росли и так и продолжали «шагать по жизни» в том же составе. Разница была только в том, что в школе девочки учились отдельно, а теперь предстояло учиться вместе с мальчишками, но мы их всех уже давно знали.

 

Приехавший к моему отцу незадолго до этого с докладом о Дивизии Ген. Зборовский, при мне обратился к нему с такими словами: «Я надеюсь, Вячеслав Григорьевич, что ты на этот раз не оставишь свою дочь учиться с сербами, а отдашь ее в наш русский институт!» Для меня это было самое скверное, что я могла услышать, но не успела я еще открыть рот, как моя мама ему ответила, что растит дочку не для того, что бы ее видеть лишь на летние каникулы, а чтобы иметь ее при себе! К Зборовскому после его заявления я потеряла всякую симпатию, особенно узнав, что потом и его дочь не была им отдана в институт, а оставалась дома.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Начальник Кубанской казачьей дивизии генерал-майор В.Э.Зборовский в Уманской сотне Сводно-Кубанского полка, 1923 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Поступив в гимназию, я чувствовала себя прекрасно, мало проявляла интереса к наукам, а больше витала в каких-то отдаленных сферах, не отравляя свою жизнь излишними трудами. В следующий класс перешла благополучно, но без проявления каких-нибудь особых талантов. Наступившее лето тоже было очень приятным!

 

В то время я сильно увлекалась кавказскими рассказами. Зная это, отец мне подарил «Газават» и «Княжну Джаваху» Чарской. Прочтя все это я почти что поселилась в те времена, тем более, что к этому многое вокруг меня располагало! Мои родители много говорили о своей жизни на Кавказе, вспоминая приключения из молодости, вокруг были казаки те же мюриды в черкесках, на стенах висели кавказские ковры со скрещенными на них шашками и кинжалами, на диванах были кавказские ковровые подушки и даже стол в гостиной был прикрыт скатертью с кавказской вышивкой. В шкафах висели бурки и черкески! Чтобы больше почувствовать себя в нравящейся мне обстановке я проводила много времени взобравшись по ореху на плоскую крышу стоящего у нас во дворе большого аэропланного ящика, собранного по частям, и служившего местом склада дров. Там расстелив коврик, смотрела на отдаленные горы, воображая их кавказскими хребтами, а себя находящейся на крыше сакли!

Я до того сроднилась с этой жизнью, что для меня было большое огорчение узнать из продолжения «Княжны Джавахи», что бедная эта княжна, попав из солнечного Гори в мрачный Петербург, так сильно заболела, что умерла в институте в котором там училась, в голове даже всплывало сравнение с пожеланиями ген. Зборовского заключить меня в стены такового же, где бы меня наверное постигла та же судьба!

Тогда я не делала большую разницу между реальностью и воображением – правда тогда мне было только 11 лет, и я все принимала близко к сердцу! Папа смеялся надо мной и называл меня «моя Нафисэт» по имени любимой дочери Шамиля и не препятствовал моим увлечениям Кавказом и всем к нему относящимся!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Е.П. – воспитанница Кубанского Мариинского женского института

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Но осенью пришлось слезать с крыши «сакли» и отправляться в гимназию, находящеюся на противоположном конце города, для меня ничего интересного из себя не представляющею! Мой же отец, как и полагается любящим родителям, имеющий преувеличенное мнение о моих достоинствах, проходя мимо гимназии, решил навестить своего знакомого, директора ее, и заодно справиться о моих успехах!

 

В этот час как раз был обеденный перерыв, и все преподаватели собрались в кабинете директора. Как он потом говорил, не успел он, войдя, с ними раскланяться, как они, окружив его, стали наперебой на меня жаловаться и так на него со всех сторон напали, как будто это он не учил уроков и вообще вызывал их общее неудовольствие своим поведением! По его словам, лишь одна преподавательница естественной истории, известная в городе, как очень мечтательная и романтичная особа, осталась, не встав со своего места и оттуда ему приветливо и ободряюще улыбалась! Потерпев такое неожиданное разочарование, узнав не сходящееся с его представлением мнения нейтральных лиц о его «чаде», он решил исправить такое положение вещей и начать самому проверять и спрашивать мои уроки.

 

И вот вечером, сев за стол за которым сидела я, углубившись в чтение какой-то книги, а на диване за моей спиной моя мама прилегла отдохнуть, он взял со стола лежавший на нем учебник истории и просматривая его, задал мне, как на уроке, по-сербски, вопрос «Скажи мне, что ты знаешь о немцах» - «Ко су немци?» На что я без всякого раздумья лаконично ответила «Ко су немци? Немци су бугари!» и в тот же момент раздалось громогласное «Дура!» и мимо меня, едва задев, пролетела увесистая книга, угораздившая в отдыхающую от забот на диване мою маму! Она вскочила с криком «Что такое?! Что случилось?!» и кинулась к стоящему посреди комнаты моему отцу, который ей ответил «Подумай! Я ее спрашиваю, кто такие немцы, а она мне спокойно отвечает, что они БОЛГАРЫ!»

 

«О Господи, Боже мой!» только и могла вымолвить моя бедная мама и посмотрела на меня с таким упреком и отчаянием, какого я никогда не видела, после чего они оба вышли из комнаты, и я только по раздававшимся вдали возбужденным голосам могла догадываться, о чем шёл разговор!

 

По-видимому, находясь физически за столом, я в то же время отсутствовала, витая в каких-то отдалённых сферах, т.к. только услышав произнесенную мной фразу, поняла, что произнес, совершено самостоятельно мой язык! Я прекрасно знала, что немцы и болгары разные народы и испугалась не на шутку совершено некоординированных со мной действий моего языка! Я испугалась возможности продолжения того же в будущем и, можно сказать, «пришла в себя»! Этому также очень способствовало поведение моего отца и сказанное мне им, чего я вообще никогда не могла себе даже и представить! За всю мою жизнь я ничего подобного никогда от него не слышала! Встряска оказалась серьёзной и произвела на меня нужное действие. Уже потом часто в спорах, когда я упиралась, он мне, смеясь, напоминал «Знаю, знаю! Немци су Бугари!» и мне приходилось сдаваться!

 

После этого происшествия я начала учить уроки и даже порадовала родителей, когда после годовых экзаменов директор дал моему отцу мою письменную работу по истории Косова и сказал, что все в восторге от его дочери, написавшей об этом лучше всех в классе! Наверное, он хотел моего отца утешить за претерпленное им нападение в начале года!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

N. - воспитанница Мариинского женского института

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

<…> Вероисповедование нам преподавали по очереди два священника из нашей церкви. Младший из них был никем не любимый «поп Иович», которого все так в городе и называли не по его священному имени, а по фамилии! С ним у меня уже было старое знакомство ещё из второго класса, когда он вызвав меня к доске стал экзаменовать и, рассердившись, что я не знаю урока, сказал: «У тебя почтенная мать, почтенный отец и фамилия у него Науменко! А ты! Ты не Науменко! Ты НЕуменко! Не знаешь урока! Стыд тебе и срам!», и в возмущении моим безобразным поведением он вынул из глубокого кармана своей рясы большущий железный ключ от нашей, ещё турецких времён, церкви и хлопнул им меня, довольно чувствительно по голове! Однако это назидание не произвело на меня надлежащего действия, и я начала смеяться, а за мной расхохотался и весь класс. Что «Попа Йовича» ещё больше разгневало, и он хотел достать меня вторично, но я удрала! Этого попа никто не любил и гнев его, меня нисколько не обеспокоил.

 

Не знаю, как бы мои родители реагировали, узнав о таком безответственном поведении своего уже достаточно подросшего «чада», но слух об этом дошел до них со значительным запозданием, уже потеряв свое значение и был воспринят моим отцом весело, как и поступившее к нему сообщение, что поп Йович треснул меня ключом по голове и разжаловал из Науменок в Неуменки.

 

Возможно, что он вспоминал, что и за ним водились некоторые прегрешения, как например то, что благодаря своим «тихим» успехам при «громком» поведении он «зазимовал» в первом классе кадетского корпуса, о чем он с удовольствием вспоминал. Как и о том, что при возвращении его домой на летние каникулы, мой дед Григорий Потапович, указывая на него пальцем моей бабушке, с упреком ей сказал: «Народыла!», от чего она пришла в смущение, почувствовав себя глубоко виноватой! Возможно, что я своим поведением будила в нем подобные «наилучшие воспоминания» его детства!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Наталия Вячеславовна Назаренко-Науменко с отцом (В.Г. «выглядывает») и мамой Н.М. Стоят генерал О.И.Лебедев, Кубанский Атаман Б.И.Ткачев и муж Н.Г.Назаренко. Перед Ткачевым сидит его жена М.Ф. Русский клуб, Н.-Йорк, 1960-е гг.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Кроме института и корпуса в Белой Церкви, сербы содержали и Русское Военное Училище, а в монастыре Хопово, под управлением монашек находился приют для русских сирот!

 

Государство так же содержало очень хороший русский госпиталь в городе Панчево, под Белградом. Заведовал им хирург др. Левицкий, совершающий, по тому времени, чудеса хирургии. В этот госпиталь ехали русские со всех городов, т.к. сербские больницы были с ним несравнимы. Многие сербы так же, по протекции стремились туда попасть.

 

Помимо госпиталя содержался и русский санаторий для больных туберкулезом, находящийся в прекрасной местности в Словении, почти на самой австрийской границе в предгорье Альп. Помещался он в старинном замке Вурбург. Построенный в средние века, благодаря многим перестройкам и усовершенствованиям, был он вполне модернизированным, не теряя свой средневековый вид. В нем я прожила 5 месяцев, т.к. усердно загорая на солнце целое лето, к осени начала покашливать и у меня обнаружили пятно на легких. С перепугу родители отправили меня в Вурбург на излечение!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Лидия Д. - воспитанница Кубанского Мариинского женского института