Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

4) 

[Павел Стрелянов /К/]

Генштаба генерал-майор В.Г.Науменко. Сербия, 1920-е

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Урядник 1-го Запорожского полка с Лемносским крестом. Сербия  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Встреча генералов Богаевского и Врангеля. Почетный караул от Корниловского конного или 1-го Лабинского (Волчьего) полка 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Кубанцы на погребении ген. Врангеля в Белграде 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Кубанцы по пути следования похоронной процессии. Белград, 1929 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Лейб-Казаки. Париж, 4 окт. 1925 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Статья о ген. Ткачеве в начале и в конце ВМВ. 

1) 

[Павел Стрелянов /К/]

2) 

[Павел Стрелянов /К/]

3) 

[Павел Стрелянов /К/]

4) 

[Павел Стрелянов /К/]

Продолжение статьи дочери Атамана со ссылками на дневник ген. Науменко 

 

5) 

[Павел Стрелянов /К/]

6) 

[Павел Стрелянов /К/]

7) окончание 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Письмо дочери Атамана Н.В.Назаренко-Науменко от 17 сентября 2002 года о генерале Драже Михайловиче, Сербии и дневниках генерала Науменко. 

1) 

[Павел Стрелянов /К/]

2) 

[Павел Стрелянов /К/]

Здесь полный фотоснимок ген. Д.Михайловича и американского летчика, серба Николы Лалича с надписями на фото и обороте, 1944 г. На обороте надпись Н.В.Назаренко-Науменко: «Эту картинку дал Лазару Цурчицу – отцу моей приятельницы, Н.Лалич, когда они встретились снова в Н.-Й. в 1966 г.». 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Памяти Д.Михайловича 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Летчик Л.Цурчиц, 1943-1944 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Король Югославии Петр II награждает Л.Цурчица за храбрость во ВМВ. За его спиной другие четники. Н.-Й., 1966 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Указ короля о награждении Л.Цурчица.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

«Видовдан» - памятный праздник битвы при Косове с турками. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из дневника Кубанского Атамана о Д.Михайловиче

 

 

 

Изменено 29 января, 2023 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Из дневника Кубанского Атамана: вопросы о предоставлении казакам земли после ВМВ и о лагере Ди-Пи 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

После поступления в мой архив материалов от дочери Кубанского Атамана Наталии Вячеславовны, выложенных в этой теме выше, от русских эмигрантов первой волны стали приходить их воспоминания. Те из них, что рассказывали о жизни и учебе в мирное время в Югославии, ВМВ, т.е. пересекались с содержанием дневников генерала В.Г.Науменко и комментариями его дочери, весьма любопытны. Так, записки кадета Юрия Борисовича Мордвинкина о семье и воспитании в Первом Русском кадетском корпусе в Белой Церкви и его отца Бориса Федоровича, русского офицера об учебе в Константиновском артиллерийском училище, Великой и гражданской войнах, Русском Корпусе, выдержки из которых представляю, полагаю, заинтересуют форумчан.    

--------------------------------------------------------------------------------------

В царствование Государя Императора Александра III, 20-го декабря 1891 года (по старому стилю) в городе Саратове, на Московской улице, которая шла от вокзала через весь город к Волге, родился мой отец Борис Фёдорович Мордвинкин. Его родители по происхождению были из разных сословий. Его дед со стороны отца в молодости был бурлаком на Волге. Как случилось, что он разбогател и имел свои пароходы, склады и магазины, Борис, к сожалению, не помнил, потому что до революции не интересовался этим, а потом уже и не у кого было узнать, так как разбросало нашу семью в разные стороны мира.

Прадеда моего звали Иваном. Он был женат три раза и имел детей 23 души. Моя прабабушка, третья жена прадеда Ивана, имела двух дочерей и двух сыновей, из которых мой дед был самым младшим. Дед умер до рождения отца.

Насколько прадед Иван был богат, можно судить по тому, что все его дети получили большое наследство. Дед Фёдор, кроме какого-то капитала, получил имение около тысячи десятин в Саратовской губернии. Прадед Иван и дед Фёдор принадлежали к купеческому сословию.

Моя бабушка Надежда была тоже самой младшей в семье. Училась она очень хорошо и окончила гимназию с большой золотой медалью. Отец бабушки был дворянин. Звали его Хрисанф Сергеевич Сапожников. В молодых годах он был артиллерийским офицером в Кронштадте. Во время осады Севастополя, когда английский флот появлялся перед Кронштадтом, он стрелял по нему раскалёнными ядрами из пушки, называвшейся «единорогом», которую я видел в Артиллерийском Музее в Санкт-Петербурге.

Прадеда Сапожникова Борис Фёдорович помнил помещиком. Летом он ездил к нему в имение. Очень приятные воспоминания у Бори остались от их няни, помнившей «крепостное право». Она воспитывала детей в страхе Божием, учила молиться и водила в церковь. Она рассказывала сказки, пела народные песни. Голос у нее был сильный и приятный. От неё он набрался русского духа, любви к простому народу и его жизни.

 

Кроме няни у них была и гувернантка, которая учила их немецкому и французскому языкам.

В более раннем возрасте, ещё до рождения его сестёр Наташи и Леночки, Боря с родителями прожил два года в Санкт-Петербурге, где дедушка Федор и бабушка Надежда учились пению и музыке. Жили на квартире на Владимирском проспекте, почти на углу с Невским, где переболели с братом Володей скарлатиной. На этой же квартире посетил их и отслужил молебен отец Иоанн Кронштадтский. В это время умер Чайковский и дедушка и бабушка пели в хоре во время его погребения.

Пришло время Боре обучаться грамоте, для чего взяли учителя из народной школы. С ним занимался он одну зиму по Закону Божьему, русскому языку и арифметике.

Ранней весной стали готовиться к переезду во вновь купленное имение в Тамбовской губернии в 20-ти верстах на юг от города Кирсанова, в деревне Рамза. Имение находилось на берегу большего и рыбного озера.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Борис Мрдвинкин, студент Технологического Института Императора Николая I.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Проходит несколько дней и Борина свобода кончается. С ним начинает заниматься мать, которая готовит его к экзамену в приготовительный класс тамбовской гимназии. В конце мая 1900 года Боря поехал с мамой в Тамбов, который был в трёх часах езды поездом от Кирсанова, к которому нужно было ехать 20 вёрст на лошадях. В Тамбове остановились в гостинице. Экзамены Боря благополучно выдержал, за что получил от отца в подарок – карманные часы, которые и потерял тем же летом.

К началу учебного года Борю отвезли в Тамбов и поместили в общежитие Нарышкина, который был основателем Библиотеки, музея и Народного Дома. После семейной обстановки, грустно было Боре находиться в компании юнцов его возраста и до 18-ти летних. В этом возрасте Боря был ещё слишком несамостоятельным, чтобы его учение и поведение не зависело от окружающего влияния. В конце зимы Боря вторично заболел корью, и было трудно догонять класс. Когда кончился учебный год, к его удивлению, Борю оставили на второй год, получив три двойки: по Закону Божьему, русскому языку и арифметике.

За Борей приехал отец и увёз его в имение. Пробыв на свободе недели три, Боря стал заниматься по утрам с мамой.

С начала года Борис был принят в первый класс реального училища и превратился из «телячьей глупой головы» (на бляхе и кокарде гимназической формы стояли буквы ТГГ, т.е. Тамбовская губернская гимназия) в «тухлую речную утку», т.е. ТРУ – Тамбовское Реальное Училище. Там ученье пошло лучше, благодаря летней подготовке с мамой. Но во втором полугодии много болел свинкой, ангиной, лихорадкой и кончил дифтеритом. Догнать пропущенное из-за болезни не смог и должен был остаться на второй год и его увезли в имение до конца учебного года. Там он поправился и окреп и, как говорил и сам, «...и сознания немного прибавилось». В следующем году он уже начал хорошо учиться.

В этот год началась Русско-Японская Война. В книжном магазине, примыкавшем к зданию реального училища, начали вывешивать телеграммы. В первой телеграмме сообщали о нападении японского флота на рейд Порт-Артура без объявления войны и о выходе из строя наших броненосцев «Цесаревич» и «Ретвизана» и крейсера «Паллада». Борис был этим очень растроган и рыдал на улице, прочтя телеграмму. Очевидно такой метод стал традиционным “modus operandi” японцев, так как они повторили его в Перл Харборе против американской эскадры, когда Япония вступила во Вторую Мировую Войну! Борис начал собирать фотографии кораблей русского флота, с чего и началась его любовь к морю.

В этом же году умерла младшая сестра Леночка. В следующем учебном году, когда Борис перешёл» во второй класс, а брат Володя поступил в первый, вся семья переехала в Тамбов. <…> Во втором классе Борис стал играть на балалайке и мандолине и вступил в балалаечный оркестр реального училища. Дома играл под аккомпанемент мамы, увеличивая свой репертуар.

Будучи в 3-ем классе стал солистом в оркестре, а иногда на сыгровках заменял дирижёра.

В этом 1905-м году началась первая революция. Начались забастовки, и реальное училище отпустило своих учеников по домам. Во время этой революции были и аграрные беспорядки – жгли помещичьи усадьбы. Дедушку Фёдора крестьяне очень уважали, так как он им всегда помогал, когда они впадали в какую-либо нужду, их имение не тронули и даже приходили крестьяне из соседних сёл охранять его. В это время, сидя дома, много читали, беря книги из библиотеки. Часто читал им гимназист, который жил в эти дни у них на квартире. Он был сыном крестьянина их села. За право ученья он ничего не платил, как все бедные, а за общежитие платила соседка-помещица.

В этом году семья Мордвинкиных увеличилась: родились близнецы Митя и Надя.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В следующем учебном году Борис опять получил две переэкзаменовки, по русскому и немецкому языкам. Говоря довольно свободно по-немецки и по-французски, он плохо знал грамматику и нахватал двоек. За это ему досталось летом от матери. Она начала заниматься с ним и до обеда и после обеда. Она отлично знала языки, включая итальянский, который ей пришлось учить по классу пения. Горько ему было слышать весёлые голоса брата и сестёр, играющих под окном в крокет. Но бабушка добилась своей цели – Борис стал грамотным и переэкзаменовки выдержал блестяще. Ему дали перевести с русского рассказ «Ворона и Кувшин» и своими словами рассказать как ворона, наложив камней в кувшин, могла напиться воды.

        

На озере в имении была шлюпка, которая ходила на вёслах и под парусом. Подросткам

разрешалось плавать на ней только на вёслах. С парусом могли плавать только с отцом.

Так как отец редко делал такие прогулки, а молодёжь, воображая себя отважными моряками, вытащила без разрешения из каретного сарая парус, мачту и все принадлежности и погрузив на телегу, отправились к озеру, которое находилось в полукилометре от усадьбы. Оснастив бот, отчалили от мостков, подняли парус и двинулись, но очень тихо, так как ветра почти не было. В это время, из-за горизонта стали быстро клубясь надвигаться чёрные тучи. Вот дунул вихрь, сильно накренив бот, а зачем поднялся бурный ветер. Удалось спустить парус и на вёслах двинулись к берегу, от которого довольно далеко отплыли. Гребцы мы были уже опытные. Усадьба наша лежала на горке и, к своему ужасу, увидели отца. Он всегда ходил в белом кителе и белой фуражке. К озеру неслась телега, а в ней несколько рабочих. Оказывается, отец послал их на выручку, но молодёжь успела пристать до их прибытия. Посадили на телегу и повернули обратно. Не успела телега доехать, как налетела буря, а затем пошёл ливень с градом. Отец только сказал, что не следует делать такие вещи без спроса, но что с нынешнего дня даёт нам разрешение пользоваться парусом.

 

Этим летом Борис получил разрешение пользоваться двуствольным ружьём отца и верховой

лошадью. С соседями-гимназистами делали прогулки верхом по окрестным полям и лесам или  

гонялись на рысаках по большой дороге. Плавали с парусом!

С 29-го июня, в день апостолов Петра и Павла, разрешалась охота и Борис начал бродить по

болотам с собакой, белым сеттером по имени «Лебедь». Если приходилось плыть с ним на лодке,

он всегда очень важно сидел на носу лодки. Ближе к осени появлялись на лугах бекасы и дупеля, а

в самом конце лета на перелесках появлялись вальдшнепы.

 

[Павел Стрелянов /К/]

К учебному году семья опять переехала в Тамбов в свою постоянную квартиру. Наташа поступила в 1-й класс, Володя перешёл в 3-й, а Борис в 4-й. Однажды товарищ по классу Бориса принёс программу мореходного училища и рассказал, что собирается поступить туда. Борис возгорелся этим же желанием, размечтался о море, что сильно отразилось на его учёбе. Пошли двойки за двойками, а по немецкому языку даже единицы. Как Борю не увещевали его родители, его интерес к учению совсем пропал, и он перестал заниматься.

Как-то в их двор зашёл шарманщик с морской свинкой в клетке, вынимающей билетик судьбы. Няня взяла билетик для Бори, на котором было написано: «Будет увлекаться морем, но потом остынет и проживёт до семидесяти лет». Впрочем, это произошло уже после отъезда в мореходное училище. В мае месяце Борис с товарищем Лотиком отправились в Мореходное Училище в Баку. Путь лежал по железнодорожной линии до Камышина на Волге, а дальше на пароходе до Астрахани. В Камышине им пришлось ждать пароход до вечера. Дожидался пароход также один господин. Разговорившись с ними и узнав о цели поездки, он спросил «не начитались ли вы Майн Рида?». Начал отговаривать юношей и открывать глаза на тяжёлую жизнь моряка и, говоря образно, «облил их холодной водой», заронив в них сомнение в серьёзности их планов.

Пришёл пароход. Поместились в каюте 1-го класса и после хорошего ужина, сели на палубу, успокоенные мерными ударами колёс и плесками воды. Волга в это время была многоводной, и пароход шёл близко к левому плоскому берегу, покрытым кустарником, откуда неслось беспрерывное пение тысячи соловьев. Путешествие продолжалось до вечера следующего дня. С палубы почти не сходили, любуясь волжскими берегами и извивами реки.

Поздно вечером заблестели огни Астрахани. Ночь провели на пароходе, а утром отправились в гостиницу, так как в этот день не было попутного парохода. Ходили по городу, посетили, конечно, кондитерскую, но не наткнулись на что-либо интересное. Через полтора дня утром отправились на пароходе вниз по Волге – в устье или взморье. Устье Волги такое широкое, что никаких берегов не видно. Здесь на якоре стояли пристани-баржи. Пересели на морской пароход и после окончания перегрузки товаров, вышли в море. На следующий день утром увидели кавказские горы с Казбеком и Эльбрусом. Пристали в Петровске. В Дербенте не приставали, а только высадили каких-то пассажиров в подошедший бот. Дербент стоит на откосе гор, а потому хорошо было видны и город и стены старинной крепости. Борис уже много прочёл из времён завоевания Кавказа, а потому вид гор привело на него сильное впечатление.

При выходе с парохода с чемоданчиками окружили извозчики-персы. Уже будучи осведомлёнными сколько им надо платить до гостиницы Борис с Лёкой не подались на их запрашивания втридорога. Поехали на коляске с двумя лошадьми, и перс подвозит их к гостинице, но с другим названием.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Начали спорить, что он привёз не к той гостинице, но перс настоял, что он был нанят именно в эту гостиницу. Ну что делать! Вошли в гостиницу и получили номер с одним окном, выходящим на застеклённую галерею. Поставили свои чемоданчики, и пошли в город. Завезли их в такой район, где кроме персов никого не встретить, что почувствовали себя в Персии. Везде лавчонки с горами абрикос и других фруктов, торговцы-персы с красными бородами и красными ногтями. Почти все сидят на корточках. Другие лавчонки с коврами, посудой и одеждой. Только и слышен гортанный язык или исковерканный русский. Дошли до какого-то кремля восточной архитектуры с большой красивой мечетью в центре, а кругом базар и базар, как море!

 

Находившись вдоволь, купили абрикос, хлеба и бутылку белого вина, и вернулись в гостиницу. Гостиница оказалась «местом лёгкого поведения». Но пострадали наши юноши в эту ночь только от клопов. Утром отправились в мореходное училище. Там им сказали, чтобы пошли в порт на учебное судно и переговорили с начальником и получили бы ответ на поданное прошение. Судно оказалось парусно-паровое и приводилось в порядок. Чистилось и скреблось. Вся команда, состоявшая из учеников, была в брезентовых куртках и штанах. Показали нефтяную яму, которую нужно было также чистить, наши «моряки» поняли, что действительность оказалась в полном противоречии с их мечтой. Поделившись мнениями между собой, вместо того, чтобы пойти в училище, отправились в пароходную контору узнать, когда выходит следующий пароход в Астрахань. Отплыли тем же пароходом, с которым и прибыли, но успели посетить нефтяные прииски до отъезда.

 

Но финансовое положение было серьёзное, так как ни родители, ни они сами не предвидели расходов на обратный путь. Денег на обратный путь не хватало. При отъезде отец Бориса дал ему 40 рублей на дорогу и на первое время. «Когда устроишься, напиши сколько нужно».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

У компаньона хватило на билет до Петровска, а до Астрахани он ехал «зайцем». Борис же взял билет до Астрахани, но уже в третьем классе и за этот путь съел только один бутерброд с икрой. В Астрахани Борис взял для себя и товарища билеты только до следующей остановки, чтобы пустили на пароход, а дальше плыли «зайцами». Пассажиры из простого народа им помогали, кормили и прятали. Борис даже лежал под скамейкой во время контроля под старушкой в широких юбках. Приятель высадился в Камышине и как-то добрался до своего дома. Борис же решил плыть в Саратов, где было много родственников, в том числе и дед. В кармане оставалось 20 копеек. Вот показался родной город. Создался и план как сойти с парохода. Билеты спрашивали и отбирали только у пассажиров, которые сходили с багажом. За последние 20 копеек Борис нанял матроса снести его чемодан до извозчика, а сам сошёл без багажа.

 

 

 

Приказав извозчику ехать на Константиновскую улицу, сам думал, как лучше будет представиться перед дедушкой. Борис дедушку любил, но всегда его побаивался. Ещё до революции Борис писал стихи, рассказы и написал драму в 4-х действиях. Все свои произведения Борис однажды передал своему деду Хрисанфу, с просьбой, чтобы он определил его писательские способности. Дед ему ответил письмом, что прочитав его произведения, ничего хорошего в них не нашёл, но советовал, так как это занятие безвредное, продолжать писать «авось мол что-нибудь и получится». После этого Борис забросил свои писательские увлечения.

 

 

 

Подъехав к крыльцу, Борис позвонил и когда лакей открыл дверь, пошёл к дедушке в кабинет, поцеловав его в щёку выше бороды. Боря только что начал объяснять его неожиданное возвращение, когда вошёл лакей и сказал, что извозчик просит его отпустить. Узнав, что у Бори нет ни копейки, дед заплатил извозчику и отпустил его. Дед остался доволен возвращением, добавив, что он считает эту дорогу для неудачников и взял с него обещание, что он будет хорошо учиться и окончит реальное училище, а тогда он его устроит в Морское Инженерное Училище, откуда выходили механики и кораблестроители. Находилось оно в Кронштадте. Дед сказал, что он останется у него дней десять, чтобы повидать и других родственников и что напишет письмо отцу и попросит выслать к условленному числу лошадей на станцию Кирсанов. Почти все родственники были на дачах, где он провёл половину своего времени. Остальное время провёл с дедушкой, главным образом играя с ним в шахматы. Дед был знаменитым шахматистом и научил Борю этому искусству. Под конец он уже не давал никакой «форы» и случалось, что Борис даже выигрывал, что деду очень не нравилось.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Но вот пришёл день отъезда. Борис попрощался с дедушкой и поехал на станцию. На станции его встретил жандарм и отвёл его в кабинет начальника жандармского отделения, к дяде полковнику Сергею Сергеевичу Балабанову. Во время революции его утопили в Волге, привязав к ногам камень. Дядя дал много хороших советов Боре. Он был человеком умным, дальновидным и, к тому же, очень весёлым. Дядя устроил Бориса в поезде со всеми удобствами и на другой день в полдень он уже был в Кирсанове, где его уже ждала тройка с бубенцами, и он почувствовал большую радость возвращению домой. Через два часа он уже был дома, где его с радостью встретили родители, братья и сёстры, и в этот момент он понял, что такое семья и дом и как этим нужно дорожить. Лето провел Борис в полной свободе: охотился, катался на парусах и на вёслах, купался и ловил рыбу, ездил верхом и занимался пчеловодством, под руководством лесного сторожа.

К началу учебного года вся семья опять переехала в Тамбов. В училище его и преподаватели, и товарищи встретили, как встречают человека, выздоровевшего после серьёзной болезни. По-видимому, это было так, так как Боря начал хорошо учиться и был по успехам в первом десятке. Во втором полугодии, вернувшись домой из училища (уроки кончались к двум часам), мама сказала, что для Бори купила скрипку и переговорила с преподавателем Музыкального Училища Императорского Русского Музыкального Общества об его обучении по классу скрипки. Нужно было зайти в музыкальный магазин за скрипкой и за нотами и идти оттуда на урок музыки. Никогда не держав в руках скрипки, придя в училище и явившись к преподавателю, он должен был по его просьбе сыграть что-нибудь из мандолинного репертуара. Борис попытался сыграть «На волнах», но смычок шёл куда-то в сторону, а звуки были дикие и фальшивые. Тогда преподаватель объяснил, что расположение регистра на мандолине и скрипке одинаково и задал ему урок водить смычком по пустым струнам, показав как надо держать смычок. Уроки были два раза по полчаса в неделю. Через два года Борю посадили в ученический оркестр, а также он должен был играть на отчётных ученических концертах. Сначала делалась генеральная репетиция, на которой могли присутствовать только родители, а потом был открытый бесплатный концерт для интересующихся.

Начинался концерт с самых маленьких 10-12 летних исполнителей и постепенно доходил до кончающих очень хороших исполнителей.

Перед слушателем проходили все виды инструментов и пения. В классе Борис также должен был играть под аккомпанемент рояля, на котором играла также ученица училища. Ему аккомпанировала ученица, бывшая уже близко к окончанию музыкального училища. Звали её Катя Критская, с братом которой Борис учился в реальном училище. Её брат, протоиерей Борис Критский находился последнее время в США. Борис очень подружился с Катей и на всех концертах и на катке были вместе. В музыкальном училище учились ещё его товарищи по реальному: Аркадий Самородов – скрипка, и Волков – виолончель. Понемногу из этой группы создался квартет. На альте играл Семён Семёнович (фамилия его не помнится). Руководил квартетом их преподаватель, но играли они всегда дома.