Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Вскоре батарею перекинули южнее. Лес там кончался, и начиналось открытое поле. Хотя местность была пересечённая, но позицию найти было очень трудно. Однажды пролетавший австрийский самолёт бросил чёрную ленту с грузом песка. По этому сигналу несколько австрийских батарей начали обстрел и их снаряды взорвались на самой батареи, не причинив никаких потерь. После этого батарея поменяла позицию, оставив вместо орудий деревянные макеты.

 

Вскоре начали секретно готовиться к наступлению. Привезли большое количество снарядов. Пристрелку вели лёгкой пушкой. Появились тяжёлые батареи. Подошли пехотные резервы.

 

На батарею прибыл молодой офицер лет 18-ти, Виктор Иванов. Командир приказал его беречь и в окопы не пускать. Офицеры звали его просто Викой. Старший офицер, ещё до начала подготовки, уехал в отпуск в Сибирь на месяц. В Ровно должна была приехать Таня, навестить Бориса. Командир дал ему экипаж и сказал, что может поехать в Ровно, встретить Таню и устроить её в гостинице, но вернутся после этого на батарею. Вернувшись после встречи Тани, узнал, что готовится наступление и отпустить его в Ровно больше не могут.

 

Пришлось делать блиндаж в первой линии окопов. Днём его рыли и клали накат брёвен, а, когда темнело, покрыли его несколькими рядами мешков с песком, а сверху закрыли землёй для камуфляжа. Австрийцы, очевидно, чувствовали подготовку к наступлению, и постоянно обстреливали русские позиции. Поздно ночью денщик Бориса принёс ему судки с ужином, а другой солдат – для команды. Они едва пробрались через ходы сообщения, заполненные пехотинцами, скрывающимися от обстрела. Командир по телефону приказал утром, как только позволит видимость, начать обстрел участка, отведённый батарее. У трубы дежурили наблюдатели, а у телефона телефонист. Остальные спали.

 

Утром Борис сел за трубу. Туман, поднявшийся с речки, закрывал всякую видимость, о чём доложил командиру. Постепенно туман стал прорываться и стали видны, хотя не ясно, окопы противника. Он сообщил, что можно начинать и, получив разрешение, скомандовал первому орудию открыть огонь. Выстрел разнёсся в утреннем воздухе гулко и с раскатами. И, вслед за этим выстрелом, началась артиллерийская канонада по всему юго-западному фронту. Так началось весеннее наступление армии генерала Брусилова. Успех был колоссальный, но неожиданный, а поэтому и не использованный до конца.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Целый день Борис вёл огонь своей батареи, а вечером получил приказ держать обстреливаемый участок под редким шрапнельным огнём. Но русскую гаубичную шрапнель Борис не любил. Её разрывы давали большие колебания: то рвётся высоко, то даёт клевки. Наступила уже ночь, а смена не приходила. Пехотные разведчики уже подползли к австрийской проволоке, обозначив своё расположение оранжевыми фонариками, светящими только в нашу сторону. С австрийской стороны шёл сильный артиллерийский и ружейный огонь. Окопы были набиты пехотой, которая с утра должна была идти в атаку, и заполнила все ходы сообщения. Среди них были уже и раненные и убитые.

 

Часов 12 ночи пришёл сменить Бориса прапорщик Протасов. Он три часа пробирался там, где раньше можно было пройти за 25 минут. В одиночестве Борис отправился на батарею. С большим трудом, пройдя по ходам сообщения в лес, он вышел на поляну, где стояли санитарные двуколки, и лежал ряд наших убитых. Здесь сильно свистели пули и рвались снаряды.

 

Поэтому Борис вышел из леса в поле и пошёл низким местом. Нужно было пройти два ряда резервных окопов и пробраться через проволоку перед ними. Расцарапался в кровь и порвал брюки, но на батарею пришёл. Там уже беспокоились его долгим отсутствием. На батарее оставался один Вика. Командир, хотя и кавказец, «потерял сердце» в начале войны в боях и теперь выбирал более безопасные места. Он поселился на главном и отдалённом наблюдательском пункте.

 

Борис приказал фельдфебелю быть начеку и держать постоянную связь с передовым наблюдательным пунктом, а сам пошёл спать, так как до рассвета оставалось только несколько часов. С рассветом снова началась артиллерийская подготовка до 10 часов утра, после чего наша пехота пошла в атаку.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Пришли в местечко Олыки, где раньше стоял штаб австрийской дивизии. Остановились в пустом господском доме. Поужинали, переночевали, а утром весь дивизион двинулся вперёд под командой командира дивизиона. Командир батареи посоветовал Борису послать вестового в Ровно и предупредить Таню, что он приехать не сможет и чтобы она уезжала домой. Борис написал ей записку из полевой книжки и послал с вестовым.

 

Вскоре Борису командир дивизиона дал приказание взять разведчиков всего дивизиона, найти штаб полка, узнать положение на фронте и держать связь с пехотой, а если понадобится, вызвать батареи. Впереди слышалась ружейная перестрелка, иногда усиливавшаяся, иногда затихающая. В деревушке впереди Борис нашёл штаб полка.

 

Командир полка сообщил, что весь его полк впереди в лесу, и чтобы он отправился в лес и связался с одним из батальонов. Часть разведчиков была оставлена при штабе, а остальные направились по назначению. Выехав на бугор в лесу, попали под сильный ружейный огонь. Пришлось свернуть за хату, переждать. В садике хаты заметили яму, прикрытую дверью, где пряталась вся семья хозяина с малыми детьми.

 

Когда перестрелка затихла, двинулись вперёд и встретили двух пленных австрийцев под конвоем одного солдата. Один, на языке очень похожим на русский, сказал, что ожидают прихода немецких резервов. Борис написал рапорты командирам полка и дивизиона.

 

Доехали до опушки соснового леса, и нашли командира батальона. Расспрашивая о положении, заметили между деревьями наступающих австрийцев, а за ними немцев в касках с защитными чехлами. Русских же пехотинцев было видно очень мало. Вдруг раздаётся «ура» и видят, как и австрийцы и немцы поднимают руки вверх, бросая оружие. Как позже выяснилось, две русские роты, обходя болота, вышли в тыл противника и атаковали его.

Пленных начали собирать в колонну, а из леса выходили большие группы противника. Командир батальона сказал, что они избежали большого поражения.

 

Наша пехота двинулась цепью внутрь бора. Несколько лёгких батарей стали на позицию, а Борис вернулся к гаубичным батареям и с ними двинулись по шоссе, проложенному вдоль железнодорожного полотна.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Бориса опять послали вперёд для связи с пехотой. Выстрелов почти не было. Противник быстро отступал под прикрытием леса. Подъехав к станции, нашли пехотную часть. Вдали дымил паровоз немецкого бронепоезда. Борис вызвал свой взвод и выстрелил несколько снарядов, после чего бронепоезд ушёл. Начинало темнеть, и он вернулся на батарею.

 

Утром позавтракали и, получив новое приказание от командира дивизиона, Борис отправился на берег реки Стырь выбрать позиции для всех батарей. Долго ехали по лесной дороге. Указатели со стрелками были на немецком языке.

 

Через речку были положены мосты из плетней. Атака была встречена сильным пулемётным огнём и наша пехота залегла под проволокой противника. Тогда наша артиллерия открыла сильный огонь, пехота поднялась и ворвалась в австрийские окопы. Артиллерия перенесла огонь в глубину австрийских позиций. Когда огонь утих, Борис вышел на опушку леса и в бинокль наблюдал продвижение русской пехоты. Она шла вперёд открыто насколько мог объять глаз. Южнее их позиций находилась «железная дивизия» генерала Деникина. Было часов 12 дня, когда пехота скрылась в лесу на горизонте.

 

В тылу у австрийцев появились громадные столбы дыма от взрывов складов. Это были признаки отступления по всему фронту. Батарее было приказано приготовиться для перехода вперёд, а Борис пошёл в австрийские окопы, чтобы посмотреть действие своих снарядов. Санитары несли наших и австрийских раненых. Некоторые раненые шли сами. Когда он спустился к реке, увидел русских убитых. Некоторые застыли с рукой для крестного знамения, некоторые с бинтами в руках. За проволокой уже почти не было убитых русских, но в окопах и блиндажах было много убитых австрийцев. Некоторые ещё были в агонии, с кровавой пеной у рта. Окопы во многих местах были засыпаны, но бетонные пулемётные гнёзда от попаданий тяжёлых снарядов только вдавливались в землю вместе с амбразурой.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

От снарядов батареи Бориса разрушался только верхний ряд бетонных брусов, а под ним было ещё четыре ряда. Борис прошёл за первую линию – везде всё было перерыто снарядами. Дальше он не пошёл, так как нужно было возвращаться на батарею. Там было всё готово: телефонные линии смотаны, снаряды пополнены. Вскоре явился командир, и батарея вышла лесной дорогой на шоссе. Начали встречаться колонны пленных австрийцев, по четыре в ряд, с офицерами впереди, которые их приветствовали отданием чести. Удивлялись таким количеством пленных.

Наконец выехали из леса. Перед ними было широкое открытое поле. Впереди виднелась деревня. Доехав до первой хаты, команда спешилась и стали осторожно пробираться к реке. Берег был высокий. Река извивалась как змея. Прячась в кустах и траве, заметили, как через мост, прошла немецкая кавалерийская часть, затем какие-то пешие единицы и мост загорелся. Во время этой разведки натолкнулись на начальника 102-й пехотной дивизии, их 39-го корпуса. Он попросил, как можно скорее поставить батареи на позицию.

Начался артиллерийский огонь противника. Из леса начали выходить цепи русской пехоты. Наметив места для батарей, Борис рысью отправился в лес. Проезжая по дороге, по  которой они только недавно проходили, увидели трупы убитых кавалерийских лошадей. Оказалось, что здесь русская пехотная разведка столкнулась с немецким кавалерийским отрядом и разбила его. Борису повезло, что не они наскочили на этот отряд. Вскоре встретили батарею.

Оказалось, что на последнем месте, где Борис оставил батарею, попал снаряд и были ранены командир 1-го взвода прапорщик Протасов, старший офицер 3-й батареи капитан Воскресенский и несколько солдат. Их сразу отправили на перевязочный пункт. Протасов скончался от ран уже в Киеве. Батареи прибыла под командой молодого Вики. Поставив батарею на позицию, быстро протянув провод к наблюдательному пункту, начали обстрел тремя батареями немецкой пехоты, которая залегла в высокой траве. Немцы и австрийцы кинулись бежать. Когда противник отступил, прекратили огонь.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Сапёры навели понтонный мост и батареи переправились на другую сторону, где произошёл бой русских броневых машин с немецкой кавалерией. Несколько дней после этого не было сделано ни одного выстрела. Начинался период наступления на Ковель, которое, несмотря на начальный большой успех, из-за того, что дальнейший план не был разработан, наступление выдохлось, встретив сильное сопротивление Баварской гвардии, переброшенной из-под Вердена. Подошли к речке Стоходу. Речка была маленькой, но она протекала по болотистой местности, и являлась серьёзным препятствием. Было начало июня. Не зная ничего о противнике, батарею поставили на открытой позиции около ветряной мельницы, на которой устроили наблюдательный пункт.

Проведя ночь на мельнице, Борис получил приказание командира пройти вперёд и выяснить где наша пехота. Взял двух телефонистов, которые разматывали провод. Шли по меже между высокой рожью. Местность начала подниматься. Встретились с санитарной двуколкой, санитары сказали, что впереди нашей пехоты нет. Увидев в стороне холмик, направились к нему.

Дойдя до самого высокого места, он вдруг увидел перед собой в шагах 50-60 немецкие цепи в черном обмундировании и особых касках, а за ними взводные колонны. Это и была баварская гвардия. Увидав Бориса, открыли огонь. Пули засвистали вокруг, и Борис кинулся бежать назад и крикнул отставшим телефонистам «мотай». Телефонисты успели передать на наблюдательный пункт о немцах. Лёгкие батареи открыли огонь, на что немцы ответили пулемётным огнём. Батарею пришлось снять с позиции и отойти в тыл. Этих немцев позже атаковала 12-ая кавалерийская бригада с  поддержкой конно-горных батарей и гаубичной Бориса.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Через пару дней батарею поставили перед деревней Прыстань. Наблюдательный пункт установили в колонии Аполония в риге. Окопы противника расположились перед лесом, а за ними стояла ветряная мельница. Борис пристрелялся по окопам, но никак не мог попасть в самую мельницу…

 

Пехота пошла в атаку, а из мельницы выбежали немцы с тяжёлым пулемётом. Передав номер цели, открыл огонь. Второй снаряд попал прямо под пулемёт, выбив всю команду из строя. Наши заняли окопы и двинулись к лесу. Из него выскочили немцы в штыки. Наши приняли бой. Чем закончился бой, нельзя было определить из-за наступившей темноты.

 

Бой кончился. Начался крик раненных, звавших санитаров. С наступлением темноты, назначив дежурных и наблюдателей, Борис лёг на солому в чистенькой риге, где проспал до утра, проснувшись рано утром от холода. Поднявшись, он увидел, что везде лежат солдаты, прикрытые шинелями. Спросив, почему они спят тут, получил ответ, что это помершие, и понял, что проспал среди мёртвых, которых сносили сюда ночью. Здесь ночью был перевязочный пункт, а среди двора лежала куча окровавленной одежды, бинтов и ваты. Пункт к утру уже ушёл.

 

В следующие дни, под давлением свежих сил немцев, пришлось отступать, пока не подошли русские резервы. На этом участке фронта подошли полки финляндской дивизии. Фронт остановился. Война стала позиционной. От Дуная до Балтийского моря позиции затянулись проволокой. Чувствовалось, что немцы потеряли своё преимущество, а русские становились с каждым днём сильнее. Приходящим новым батареям было уже трудно находить позиции, а тылы стали заполняться пехотой, ударными батальонами, и броневыми машинами. Только немецкая авиация была гораздо лучше. Они начали делать налёты и бомбили тылы.

 

Зенитной артиллерии у русских ещё не было. Начали ставить полевые орудия на вращающихся платформах. Немцы стали быть более осторожными, но потерь не несли.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Артиллерийский дивизион Бориса был отведён в тыл на отдых. На следующий день, лёжа на траве, Борис почувствовал реакцию нервного напряжения за последний месяц. В боях он держался хорошо, без страха, ни разу не потерял самообладания. Чувство долга и офицерской чести затмевали всё. О возможной смерти ни разу не подумал, но о возможном пленении думал со страхом. Через несколько дней вернулось нормальное настроение.

 

Воспользовавшись тыловым спокойствием, привёл в порядок отчётность хозяйственного отдела. Пришлось доложить какую-то сумму из собственного кармана, так как не всегда записывал выдачу, а потом часто забывал о ней.

 

В последнее время, стечением обстоятельств, Борису пришлось почти одному, без отдыха, руководить боевыми действиями 2-й батареи и заслужил уважение пехоты 102-ой дивизии. Вскоре Борис получил красный темляк - орден Ов. Анны 4-й степени. Вернулся из отпуска старший офицер капитан Иванов и Борису стало легче, так как он тоже ходил на наблюдательный пункт и нёс дежурства.

 

Через несколько недель их вернули на прежнюю позицию, но там уже стояла гвардейская пехота. Сделали пристрелку немецких окопов. Также сделали и тяжёлые батареи.

 

В начале июля 1916 года начался обстрел немецких позиций. Пехота заняла почти без потерь окопы немцев, и двинулись вперёд, а артиллерия перенесла огонь в тыл. Кончилось отходом немцев за Стоход.

 

39-й Мортирно-Артиллерийский дивизион Бориса побывал на многих участках фронта между Ковелем и Владимиром-Волынским.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Осенью этого года дивизион находился на участке, подчинённому генералу Корнилову. Намечался прорыв на Владимир-Волынский. В окопах против селения Затурцы был построен блиндаж для наблюдательного пункта. Провели три линии проводов. В день атаки начали артиллерийскую подготовку. Лёгкие батареи пробили проходы для пехоты в проволочных заграждениях. Артиллерия немцев тоже сильно била по нашим окопам, в результате чего были перебиты все три провода. Телефонисты ушли искать разрывы.

 

Оказавшись свободным, Борис вышел в ход сообщения на свежий воздух, закусить маленькой баночкой консервов из омаров. Свежим его, конечно, назвать было нельзя, так как от разрывов снарядов, в воздухе было много газов. Вдруг вздрагивает земля, раздаётся взрыв тяжелого гаубичного снаряда и его силою воздуха отбрасывает к блиндажу. Ударившись головой о бревно наката, Борис потерял сознание. Солдаты подхватили его и внесли в блиндаж. На батарею сообщили об этом, и командир приказал отвести его на батарею, как только стемнеет и придёт смена.

 

В сумерках по верху, вдоль окопов, прошёл генерал Корнилов, делая выговор кому-то из его свиты. Отправился на батарею и Борис. Хотя идти он мог, но в голове был своеобразный шум. Его хотели отправить в лазарет, но он категорически отказался. Этой же осенью был убит командир дивизиона шальным артиллерийским снарядом.

 

Пришли новые орудия, чтобы заменить старые, так как старые потеряли свою меткость из-за стёртых нарезов в канале. Дивизион перебросили севернее, как раз в тот лес, перед которым стояла ветряная мельница, перед которой Борис подбил немецкий тяжёлый пулемёт.

 

Жили в землянках, но уже с окошком, дверью и печкой. Наблюдательный пункт был устроен на макушках трёх сосен, а передовые в пехотных окопах, находившихся вдоль Стохода. Расположение немцев было хорошо видно, так как местность поднималась к их тылу. Однажды, когда Борис был на главном наблюдательном пункте, его навестил инспектор артиллерии 39-го корпуса, в чине генерал-майора. Встретил с рапортом. Генерал поднялся на вышку. Смотря в трубу, расспрашивал о разных точках немецких позиций.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Заметив перед лесом сзади немецких окопов бугор, спросил, что это такое? Борис объяснил ему, что этот бугор был насыпан всего несколько дней тому назад, и, очевидно, является главным наблюдательным пунктом.

 

Спрашивает: «пристрелян?». Борис отвечает: «никак нет». «Почему?». Борис говорит, что эта дистанция на границе предела досягаемости, и не хотел тратить снарядов. «А можете туда докинуть?» «Так точно» - ответил он. «Ну, пробуйте».

 

Борис взял карту и целлулоидный круг, определил направление от батареи и скомандовал по телефону: «К бою по блиндажу, угломер такой-то, прицел такой-то, уровень такой-то, бомбой, первое орудие!» Получает ответ: «готово». Командует: «огонь!».

 

На этой дальности в 7 верст и 100 сажень, которая является предельной дальности русской 48-мм линейной гаубицы, снаряд уходит по траектории вверх больше, чем на версту и летит около 20 секунд. Слышится выстрел.

 

Инспектор смотрит в трубу, Борис в бинокль. Снаряд взрывается немного левее цели. Делается поправка на несколько делений угломера и командует: «огонь!». Второй разрыв пришёлся в самый блиндаж. Генерал пожал ему руку и сказал, что уже слышал о его стрельбе и приехал специально посмотреть.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Борис уже был в это время поручиком, имел вторую и третью боевые награды.

 

Солдаты его любили, и он часто с ними беседовал на разные темы. Солдаты были довольны, и знали, что он не отказывался с ними разговаривать. Дисциплина – дисциплиной, а уважение – уважением.

 

Был у них батарейный граммофон с пластинками на разные вкусы. Находился он в землянке, служившей собранием, и выдавался на батарею, когда об этом просили солдаты.

 

Командир и старший офицер стояли от солдат далеко. Старший офицер, кроме того, был очень груб с солдатами, а иногда даже «заезжал» по физиономии, что, конечно, было строжайше запрещено.

 

Однажды Борис получил приказание проверить пристрелку на одном очень болотистом участке фронта. Наблюдательный блиндажик там был на всякий случай, но телефонной линии не было. Он отдал приказание на центральный пункт, чтобы оттуда провели линию, и слышит по телефону разговор: «потом, сейчас проверяем другую линию».

 

«Нет, приказано это сделать сейчас же». «Да, у него всегда сейчас же!», подразумевая старшего офицера. «Да, приказал поручик Мордвинкин!». «Ну, так бы и сказал, сейчас пойдем».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Новый Год 1917-й встречали вместе с 1-ой батареей в земляне, стоявшей рядом.

 

Повара приготовили много вкусных закусок и блюд. Было много всякого вина.

 

 

Как непьющий, Борис сел у конца стола, с одним непьющим офицером. С ним они распили бутылку красного «бордо». Языки развязались у всех, было весело. Разошлись поздно ночью, когда бутылки опустели. Офицеры 2-ой батареи возвращались к себе по узенькой дорожке, прочищенной в глубоком снегу. Борису приходилось постоянно вытаскивать упавших в сугробы. Освещали путь карманными электрическими фонариками. Придя на батарею, Борис проверил дежурных и поздравил с праздником.

 

 

Вскоре после праздников, Борис поехал в Тамбов в отпуск на две недели. Это было радостное событие для него и семьи. Находясь на фронте, он был в здоровой атмосфере. В тылу он познакомился с унизительными для царской семьи сплетнями. Он был поражён количеством интеллигентных людей, веривших этой революционной пропаганде.

 

Отец его был очень этим встревожен и интересовался настроением фронта. Борис ему сказал, что за фронт беспокоиться не надо, там твёрдо. Русский фронт быстро усиливался, и Борис был уверен, что весной победят. Лишь бы продержался тыл.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

По возвращении на фронт, Борис был командирован в 4-ый Сибирский Авиационный Отряд для прохождения курса корректировки артиллерийской стрельбы с самолёта.

 

Курс начался с прохождением телеграфного кода Морзе для передачи сигналов по радио. Затем – сигнализация полотнами. На экзамене давалась часть какой-нибудь статьи, чтобы её передать за установленный срок времени, а затем принять передачу на слух и записать её.

 

В кабине самолёта устанавливался радиопередатчик. В воздухе разматывалась антенна (проволока с свинцовым грузом), включался аппарат и настраивался по искре, которая была видна под стеклом аппарата. Когда связь с приёмной станции устанавливалась, давался сигнал полотном, и начиналась пристрелка.

 

 

В отряде были самолёты четырёх типов; Вуазены, со скоростью 80 километров в час,

 

Фарманы – 90 км и 120 км в час, и Ньюпор – 150 км в час. На Вуазенах и Фарманах пулемёт находился над наблюдателем, который при стрельбе должен был стоять. Кабины были открытые. При больших скоростях было трудно дышать.

 

Почти рядом стоял французский авиационный отряд истребителей. Иногда французы приходили к ним в собрание. Обыкновенно Борис играл с ними в шахматы: тогда он ещё говорил по-французски.

 

Однажды ночью разбудили всех офицеров, и командир отряда прочёл приказ об отречении Государя Императора и Наследника Цесаревича от престола и передаче государственной власти Великому Князю Михаилу.

 

На Бориса это произвело ошеломляющее впечатление. Но были и такие голоса среди офицеров, что «ну, вот и хорошо, некому будет больше палки в колеся вставлять!», поддавшихся пропаганде против царя.

 

Борису не удалось получить звание лётчика-наблюдателя, так как вскоре после переворота его вызвали на батарею. С этого момента начался постепенный развал дисциплины и той мощи, которой государство достигло для окончательной победы.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Однажды фельдфебель передал Борису, что солдаты резерва просят его приехать в резерв поговорить с ними о хозяйственных делах. Борис поехал, вошёл в большую землянку, куда набилось масса солдат.

 

Начали задавать каверзные вопросы. Например, почему офицеры берут мясо с батареи, а не покупают его. Ответ; «так как купить здесь негде, то разрешается брать от интендантства». Спрашивают, почему офицеры забирают лучшее мясо. Борис отвечает, что офицеры понятия не имеют, какое мясо они получают, а никакого распоряжения от него не было насчёт качества мяса. Все вопросы были каверзные, мелочные и непродуманные. С самого начала было видно, что солдаты злобно настроены, но Борис говорит спокойно, резонно, иногда выпады обращал в смех. Постепенно злоба рассеялась и ясно видны зачинщики: главный из них слесарь Ермолаев.

 

В это время его вызывает по телефону капитан Иванов и делает ему выговор, что он без его разрешения поехал в резерв. Но первым его вопросом было: жив ли он?

 

Борис, не знает было ли это в действительности или преувеличено, но по возвращению на батарею, командир ему сказал, что солдаты боевой части просили его спасти поручика Мордвинкина, потому что его заманили в резерв, чтобы убить. Позже, слесарь Ермолаев под угрозой собрал подписи солдат батареи и подал жалобу на командира и старшего офицера генералу Брусилову. Генерал отдал приказ о расследовании, и офицеры были отстранены от должностей.

 

Командование батареей принял Борис, но как заведующий хозяйством также попал под следствие.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Главное обвинение было по поводу «негласных сумм». Эти суммы образовывались от экономии. Интендантство не всегда имело достаточных запасов снабжения и выдавало, поэтому деньги на эти покупки по расценке интендантства.

 

Покупали предметы снабжения, особенно фураж, иногда по более дешевой цене. Эта экономия и составляла «негласную сумму». Это было запрещено, но делалось всюду. Например, на негласную сумму была куплена вторая кухня для батареи, потому что полагалась одна кухня, а батарею часто делили повзводно на далёкое расстояние друг от друга. Потому и купили вторую кухню, лошадей и упряжь. Также каждому разведчику были куплены часы и несколько компасов. Также был приобретён граммофон и пластинки, которые выдавались солдатам.

 

К праздникам Рождества и Пасхи покупались для солдат окорока, колбасы, куличи, табак, изюм, орехи и разная другая мелочь. Об этих суммах тоже было донесено. К счастью у Бориса сохранились все расписки на эти покупки.

 

Эта жалоба очень подействовала на Бориса, и он искал успокоение во сне. Выпил все успокаивающие капли у фельдшера. Прекратил общаться с солдатами, не понимая, что они подписали жалобу под угрозой, а не изменили отношение к нему. Как-то артельщик, отдавая отчёт Борису, тяжело вздохнул, заплакал и сказал: «что мы наделали?! Ты, ваше благородие, прости, супротив тебя никто не думает». На что Борис ответил: «Да, может никто не думает, да начали слушать других».

 

Как-то Борис получил вызов телефонограммой в штаб корпуса к военному следователю. Пришлось проскакать около 15-ти вёрст. Следователь сказал, что думал вначале взять его, как и командира, под арест, но так как командир всю вину взял на себя и, так как Борис имел хорошую боевую репутацию, отказался от этого намерения. Затем начал задавать вопросы, расспрашивать и записывать. Закончив эту процедуру, следователь сказал, что убедился в его невиновности и, что на суд командира его вызовут как свидетеля. В компании следователя Борис пообедал и выпил чай в собрании штаба корпуса. Встретился там и с инспектором артиллерии, который его узнал. На батарею он вернулся уже почти ночью.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Развал армии шёл все быстрее. Появились комитеты, выбранные из солдат части, которые вмешивались и в хозяйственную и боевую жизнь. Понемногу «горлотяпство» брало верх: «таперича мы усе могём!». Лучше всего было в кавалерии, хуже в артиллерии и совсем отвратительно в пехоте.

 

Однажды Борис получил приказ сдать командование 2-ой батареи поручику Степанову, а самому принять 3-ю батарею. Оказалось, что солдаты были недовольны Степановым за обращение. Офицером он был боевым и храбрым, но очень грубым. Солдаты 2-ой батареи запротестовали, заявив, что Борисом они довольны, но новый командир дивизиона полковник Селезнев настоял на своём.

 

Через какой-то срок стали организовываться ударные батальоны и батареи смерти.

 

Эмблемой были трёхцветный угол на левом рукаве, а к кокарде прибавился череп с перекрещёнными костями. Эти части были более надёжными и ими иногда пользовались для водворения порядка среди разложившейся части.

 

 

 

Но разложение шло всё сильнее и сильнее. Не только при штабах полков, но и в батальонах появились трибуны, и красный цвет стал знаменем времени. Помнится митинг в соседнем запасном батальоне: «оратели» забирались на трибуну, орали какую-то чушь и сходили под одобрительные крики толпы.

 

И вот очередной «оратель» забирается на трибуну, смотрит на толпу и «пыжится», по-видимому, желая что-то сказать. Наконец поднимает два кулака вверх и задыхаясь орёт: «братцы, а зямлица-та наша! Ура!». И под могучее, но уже не русское «ура» победителем сходит с трибуны. Эту речь Борис хорошо запомнил по её краткому и ясному содержанию! Других речей не было никаких возможностей не только запомнить, но и понять из-за массы несвязанных слов.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В июле 1917 года был получен вызов в суд. Пришлось ехать от Луцка поездом за Ровно, в Шепетовку, в штаб армии. Ехало также много солдат 2-ой батареи, как свидетели. Суд начался над командиром батареи. Борис был опрошен первым. На все вопросы прокурора, отвечая председателю суда, он дал ясные ответы без единой запинки.

 

Солдаты занимались враньем. Например, на вопрос, пользовались ли они граммофоном, все отвечали отрицательно. Когда дошла очередь давать ответы командиру, он представил несколько фотографий, на которых были сняты танцующие под граммофон, в том числе и те, которые его «никогда не видали». Так было и со многими другими обвинениями, В результате прокурор отказался от обвинения и командира оправдали, но в батарею он уже не вернулся.

 

Потом судили капитана Иванова за грубое обращение и рукоприкладство. Его осудили на какой-то срок заключения в крепость. Едва ли он вышел живым из рук революционеров.

 

 

 

В конце августа 1917 года генерал Корнилов выступил против Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, которые сильно мешали и разлагали фронт. Выступление не удалось, и генерал Корнилов был арестован и заключён в тюрьму в Быхове. Положение на фронте ухудшилось ещё больше.

 

На следующий день к вечеру фельдфебель боевой части доложил, что солдаты просят Бориса на беседу. Солдаты просили объяснить, что произошло с Корниловым. Он им объяснил, что фронт разваливается, дисциплина отсутствует. Вместо того, чтобы закончить войну победой над немцами, Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, где 80% евреев, мешает победе. Тогда один фейерверкер (унтер-офицер), который был раненым в Петрограде, громким голосом заявляет: «товарищи, он оскорбляет наших лучших товарищей!». Борис отвечает: «если ваши лучшие товарищи затягивают и срывают нашу победу, то за что же их благодарить?».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Слово за слово разговор затянулся. Борис находился уже в замкнутом солдатами кольце, а за спинами его солдат появились пехотные с винтовками. Его объяснения постепенно брали верх, и солдаты это чувствовали. Перешел на более мягкий тон и распропагандированный фейерверкер. В это время из пехоты раздаются голоса: «да чаво на няво смотреть, яму царя надыть, на штыки яво!», начиная проталкиваться вперёд.

Уже были известны случаи расправы с офицерами поднятием их на штыки, в том числе одного генерал-майора, начальника дивизии. Видя это положение, Борис обратился к своим солдатам: «ну, хороши же вы солдаты, если позволяете так разговаривать со своим офицером!».

Он думал, что это будут его последними словами! Получилось обратное. Его солдаты стали ­требовать, чтобы пехотинцы удалились: «делать вам тут нечего!».

 

Закончили беседу уже в сумерки, и Борис пошел в офицерскую землянку. Там три офицера сидели в страхе о нём. Поужинав, пошёл в свою землянку.

Вскоре после этого, Борис уехал в отпуск, из которого уже не вернулся, так как произошла «октябрьская революция» и полный захват власти большевиками.

Так закончилась Первая Мировая Война для поручика Бориса Фёдоровича Мордвинкина.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В ТЫЛУ У КРАСНЫХ

 

Борис приехал с фронта в отпуск в Тамбов. Там в доме своей тётки жила Таня с матерью и братьями. Его семья тоже жила в Саратове на квартире у дяди Сережи Балабанова.

Когда кончился срок отпуска, Борис пошёл к воинскому начальнику и неожиданно для себя получил отсрочку, а затем и увольнение с военной службы. С революцией Борис потерял всё: и имение, и сбережения в банке и в сейфе. Пришлось думать о заработке. Поступил в Губернское Продовольственное правление. Вскоре большевики захватили и его. В отделение Бориса был назначен комиссар Воробьёв, из рабочих. Когда он явился на должность, то обратился к сотрудникам с такой речью: «Значит таперича я тутось голова. Вы делайте всё, как знаете, потому что я как чурка дров».

Офицерство, оставшееся без дел и без средств к жизни, начали организовывать общество взаимопомощи. Открыло магазин аукционов, ресторан с музыкой, и бюро труда. Из продовольственного правления Борис вскоре перешёл в оттянутый с фронта ТАОН (тяжёлая артиллерия особого назначения), в 6-ти дюймовую гаубичную батарею.

Командиром был полковник артиллерии. При нём был комиссар-латыш Озолин. Получали хороший, по тому времени, паёк. Гречневую кашу, пшено, рис, хлеб, сало и мясо. В продаже этого не было, и они ездили в сёла и выменивали эти продукты на разные вещи, так как большевики, реквизировав все вклады в банки, лишили их прожиточных средств.

Вскоре Бориса прикомандировали к Квартирному Расположению Двинского Военного Округа. Это было эвакуировавшееся с фронта военное учреждение, ведающее постройкой казарм.

Оно должно было привести в порядок бывшие казармы 7-ой артиллерийской бригады.

Изменено 28 февраля, 2023 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

В начале июня 1918 года Борис с военным инженером отправились за город в расположение казарм. Поехали на паре рысаков в большом экипаже с кучером из молодых солдат. Навстречу шли телеги с призывными на военную службу и отпускали злобные реплики по их адресу.

 

 

 

Осмотрев расположения казарм, они прошли в канцелярию части, которая несла охрану складов. Там им сообщили, что в городе неспокойно, так как мобилизованные подняли восстание и к ним присоединился запасный батальон. Арестованы и посажены в тюрьму члены Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов.

 

 

 

Им не советовали возвращаться в город. Но они всё же поехали. Инженер слез на Варваринской площади, а Борис отправился по Большой улице к Казанскому Собору, около которого жил.

 

Вдруг появился грузовик с вооружёнными. Кричат: «Стой!», но кучер не мог остановить разгорячившихся лошадей. Несколько вооруженных вскочили в экипаж и стали расспрашивать, кто он. Отвечает, что не большевик. Решили везти их в Дворянское Собрание и разобраться там.

 

По дороге, Борис вдруг увидел пробегающего латыша Озолина. Борис им сразу сказал, кто он и они посадили его в экипаж и доехали до Дворянского Собрания, где Бориса отпустили, сказав, что сегодня будет собрание для организации и руководства восстания.

 

 

 

При выходе Борис сел в ожидающий его экипаж, подбирая оставшиеся в нём винтовку и две гранаты. По дороге кучер выразил ему неудовольствие, что он выдал комиссара. Впереди были слышны выстрелы. Подъезжая к «чрезвычайке» увидели толпу, растаскивающую оружие.

 

Борис начинает организовывать отряд, для того чтобы идти на Варваринскую площадь, откуда слышна перестрелка, так как в Епархиальном училище засел отряд большевиков.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Удалось организовать группу в 30-40 человек, главным образом из молодёжи и рабочих, с которой подошли к училищу и стали стрелять по окнам трёхэтажного здания. Большевики вывесили белую простыню, и сдалось около 100 красноармейцев и красная батарея в конной упряжке.

Взятых в плен построили колонной, и повели в Дворянское Собрание. Вечером было собрание.

 

Командующим был назначен генерал Богданович, бывший начальник 7-ой дивизии.

Борис получил приказание сформировать батарею. Борис почти всё время находился в Дворянском

Собрании. Ждали ответ железнодорожных рабочих, присоединятся ли они к ним или будут держать нейтралитет.

 

Домой Борис пришёл домой поздно и закусив, лёг спать. Разбудили его в утреннем воздухе выстрелы и взрывы ручных гранат. Он быстро оделся, простился с Таней и вышел на пустынную улицу. Пробегавшие два офицера и штатский на бегу сообщили, что Дворянское Собрание захвачено большевиками. Борис побежал с ними в сторону реки, к месту встречи, назначенной вчера.

Там уже было человек шесть, и с ними вся группа отправилась за город в казармы. Там вытащили на позицию лёгкую пушку. Один из пришедших оказался артиллеристом-наводчиком.

 

Вскоре из города стали выходить цепи. Здесь были и солдаты, матросы, рабочие и много молодёжи и офицеров. Генерал Богданович приказал отходить через железнодорожный мост в лес. Там он обратился к отряду и советовал всем постепенно возвращаться домой, а офицерам пробираться на юг. Троцкий послал большие отряды латышей и красной гвардии на подавление восстания.

Так неудачно окончилось случайное и неожиданное «Тамбовское Восстание»!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Офицерский отряд человек в 40 остался ночевать в лесу. Донимали комары. Утром услышали в стороне Тамбова орудийную и пулемётную стрельбу. Генерал предложил добровольцам пойти узнать, что происходит в Тамбове, Вызвались Борис и один поручик. Поменялись одеждой с рабочими и отправились безоружными. Около казарм их захватил латышский секрет, но они так сильно ругали белых и горели желанием вступить в их ряды, что они, поколебавшись, их отпустили. Они разошлись, но условились опять встретиться при заходе солнца за городом, на условном месте.

 

На пасеку своего приятеля, где сейчас скрывался Борис, пришла Оля, сестра Тани. Таню же не могли найти. Она ходила по больницам и моргам и искала Бориса среди раненных или убитых. Оля принесла Борису деньги и белье. Придя на условленное место, Борис прождал своего попутчика до темноты, но, не дождавшись его, отправился один.

 

В лесу он наткнулся на красную кавалерийскую заставу, но ему удалось убежать, несмотря на обстрел. Сделав крюк, вышел на просеку. Очень поздно ночью пришёл на условленное место, водяную мельницу, но никого там не застал. Беженец из западного края, живший на мельнице, очень осторожно сообщил ему, что за ним придут. Когда за ним пришли, он узнал, что его попутчик вернулся раньше, не дожидаясь его.

 

Весь отряд оказался на хуторе религиозной секты молокан, где его хорошо накормили. В этом районе уже показались красные разъезды и потому было решено, разбившись на группы пробираться на юг. Борис пошел к лесопромышленнику с полковником, его тремя сыновьями: офицером, гардемарином и кадетом и поручиком Глебом Александровым. Пришли к нему уже на рассвете. Он их накормил, уложил спать и обещал поздно вечером отправить на двух тройках вёрст за 20, в село, указав к кому обратиться. Так он и сделал, снабдив их деньгами.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Тройки были замечательные! Не доезжая села, группа спешилась и пошла по указанному адресу. Там им сообщили, чтобы они шли дальше, так как в селе стоит красный отряд. Дали им новый адрес в другом селе. Ехать пришлось вёрст восемь. Найдя указанную избу, постучались и по условленному сигналу их впустили, где они пробыли весь день до темноты.

 

 

 

Их отправили дальше на лошадях. Ехали целую ночь. Привезли их утром в избу на краю села. Когда они сидели за столом, утоляя голод, вошёл парень в солдатской шинели и фуражке. Удивлённо и косо посмотрел на них. А крестьянин говорит ему: «Иван, если ты скажешь кому-нибудь, что у меня господа офицеры, убью своими руками!» Парень вышел. А им говорит: «кушайте спокойно, он не скажет».

 

 

 

Так их крестьяне переправляли на юг. К сожалению, красные опять заняли Борисоглебск и железную дорогу, а белые отошли на юг. Группа разделилась. Борис с поручиком Александровым решили пробираться в село, где была семья его старшего брата. Пассажирских поездов не было, залезли на буфера красноармейского эшелона. Они были в одежде рабочих с маленькими котомочками за спиной. У Бориса в котомке был его офицерский наган. Они подружились с красноармейцами и благополучно добрались до станции Грязи. Красноармейский караул на станции, видя, что они слезли с красноармейского эшелона, даже не подошли к ним, а они нахально расхаживая по перрону, дожидались поезда на Елец.

 

 

 

Подошёл поезд, набитый до отказа «мешочниками», ездивших из городов в хлебные деревни за продовольствием. Едва втиснулись, положив свои котомочки на полку, среди мешков и корзин. На какой-то станции вошла группа красногвардейцев с проверкой. С трудом пробираясь среди мешков и пассажирами, ощупывают мешки и узлы. Один из них ощупал мешок Бориса и спросил: «чья эта?». Так как Борис видел, что он его уже ощупал, говорит: «мои тряпочки, товарищ!»

 

 

В Ельце они вышли из поезда и, непринуждённо гуляя по перрону, дождались поезд на Лебедянь. К вечеру приехали в Лебедянь и переночевали в трактире около станции. Утром достали телегу и отправились в село Трубетчино. При этом селе находилось имение графа Толстого с сахарным заводом.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Брата спутника дома не оказалось. Он был где-то на военной службе. Жену его Борис встречал раньше, когда она была ещё гимназисткой в Тамбове. Жили они, снимая часть избы у крестьянина. Ночевали они у её брата, лавочника. Старались на людях не показываться, а если приходилось с кем-либо встречаться, говорили что студенты, приехали подкормиться, так как в Петрограде голодно. Но самое опасное было то, что у них не было никаких удостоверений личности.

 

Как-то, зайдя в сад этого крестьянина, Борис увидел несколько хороших ульев Дадана. Крестьянин оказался мастером столяром из технического училища, просматривал пчёл.

Увидев, что он неправильно обращается с пчёлами, Борис показал ему правильный метод. Крестьянин очень обрадовался и просил ему помочь. Говорит, четвёртый год кормит сахаром, а мёда и не попробовал. Когда зацвели липы, ульи начали наливаться мёдом и выкачали ведра четыре душистого мёда. На радостях подарил Борису улей с пчёлами.

Бориса постепенно начали звать помочь другие крестьяне, даже из других соседних сёл. Давали ему хлеб, яиц, творогу и прочее, так что жил Борис не голодая. Не хватало только соли. Слава дошла и до комиссара, который был сельскохозяйственным инструктором. Он назначил Бориса районным пчеловодом. Пасеки реквизировались у хозяев и свозились в сад крестьянину, у которого Борис жил. На зиму всех пчёл поставили в ольшаник до весны. Борис начал работать сменным химиком на сахарном заводе.

 

Однажды Борис заболел испанкой в сильной форме. Лежал он в маленькой комнате в доме лавочника. Приходит комиссар, осматривает дом и реквизирует его, а Бориса приказывает убрать. Хозяин побежал к доктору. Доктор, закутав Бориса в полушубки и одеяла, так как было зимой, взял его к себе на квартиру в графское имение. Доктор его выходил, и Борис остался работать на сахарном заводе. Приехала и Таня. Им дали комнату в графском доме, стоящем в красивом парке. Жили там и другие служащие завода. Там же была устроена школа 2-ой ступени. Борис преподавал там химию и физику.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Самое большое помещение в этом доме занимал персидский дипломат, женатый на русской и имевший няньку, кухарку и горничную. За глаза его называли «шахом». Его сестра была сестрой одного кавалерийского офицера в чине ротмистра, участвовавшего в Ярославском восстании. Во время войны она была сестрой милосердия.

Зимою ходили и ездили на охоту. Катались на лыжах и иногда собирались компанией, проводя время в рассказах, разговорах и пении. Среди них коммунистов не было, не было даже сочувствующих. До села террор ещё не докатился. Впрочем, был один учитель коммунист-идеалист. Но он был человеком с моральными убеждениями и, видя отвращение к коммунизму, старался возбудить у них веру в него. Борис с ним спорил, иногда с пеной у рта, не имея никакой боязни, что он выдаст. В конце концов, он сам пришёл к тому же выводу.

 

Однажды рано утром проснулись от отдалённой орудийной и пулемётной стрельбы. Было это летом 1918 года. Пришёл учитель днём расстроенный и говорит: «вы правы, коммунисты это варвары!». Несколько дней до этого, в два села верстах в 8 от Трубетчино, пришли красноармейские отряды реквизировать у крестьян продовольствие. Крестьяне не дали. Отряды ушли. Но через два дня ранним утром, окружив оба села, открыли по ним орудийную стрельбу. Начались пожары и крестьяне кинулись спасаться в поле. По ним начали строчить пулемёты. Были перебиты все, и женщины, и дети, и мужчины. Отряды были латышские, славившиеся своей жестокостью и ненавистью к русским.

 

Летом попалась в руки газета со следующей заметкой: «Приказом Совета Солдатских, Рабочих и Крестьянских депутатов, расстрелян бывший царь Николай Романов. Семья переведена в надёжное место». Последнее оказалось ложью, так как государя расстреляли вместе с семьёй и оставшимися с ними приближёнными. Даже и у большевиков не хватило смелости сказать правду и оповестить о жестокости, до тех пор невиданной на Руси!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Этим летом Борис работал в конторе завода, там же работала и Таня. Однажды контора была окружена вооружённым отрядом красногвардейцев. Борис убежать не успел.

Вваливаются в канцелярию несколько вооружённых с комиссаром. Спрашивает: «почему не на военной службе?» Борис отвечает: «я студент, а студенты имеют отсрочку». «Никаких отсрочек нет. Отведите его в военный комиссариат». Когда Бориса привели в комиссариат, там никого не было кроме секретаря, студента московского университета, которого он хорошо знал. Отпустив красногвардейца, он Борису сказал, что его год призван, но он даст ему удостоверение на пять лет старше. Комиссар подпишет, на надо ему дать бутылку самогона. Борис ему дал 40 рублей керенками. На следующий день получил удостоверение, что он студент, 1886 года рождения. С этой бумажкой Борис вышел на легальное положение, получив удостоверение, подписанное военным комиссаром!

Через некоторое время, секретарь его вызвал опять, объяснив, что будет новый призыв и, что подобную бумагу он ему выдать не сможет, так как Борис выглядит гораздо моложе. Посоветовал явиться по призыву и получить там отсрочку по какому-либо недомоганию.

Борис пошёл к доктору за советом. Надо сказать, что после контузии, когда его отбросило взрывом, Борис временами терял зрение. Доктор осмотрел его и написал знакомому доктору в приёмную комиссию, что он контужен и, что временами он теряет зрение. С этим письмом Борис отправился в город Лебедянь в приёмную комиссию.

Раздеться всем проходящим комиссию пришлось догола. Врачей было несколько, в том числе и одна женщина-врач. За столом, покрытым красным сукном, сидели комиссары. Голый, с письмом в руке, Борис попал к женщине-врачу и отдал ей письмо, хотя оно было адресовано другому. Она его прочитала, провела по груди Бориса несколько полос ручкой молоточка. Подошёл главный врач, которому она говорит: «этот человек острый неврастеник!» Доктор обращается комиссарам: «этому дать отсрочку на три месяца!» Комиссар нашёл Бориса в списках и говорит: «нет, он является до срока, поэтому годен или не годен?». Доктор говорит: «тогда не годен!». Борис получил полное освобождение от воинской повинности, как полный инвалид.

Борис всегда старался быть в тени, боясь попасться на глаза какому-либо «товарищу» по Тамбовскому восстанию, так как грозил расстрел.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Этим летом за Борисом приезжал крестьянин из села Доброе, находящееся на реке Воронеж вёрст двадцать от Трубетчино. Однажды приехав в это село, подкрепившись в избе, был готов выйти в сад в глубине участка на пасеку. На этот раз крестьянин сказал, чтобы он не спешил. А сам рассказывает, как началась мобилизация в их селе. Люди не хотят идти на военную службу, бегут при первой возможности. Если их не могут найти, снимают крышу с избы или уводят корову или лошадь. Весь его разговор был в озлобленном тоне против большевиков.

 

Наконец вышли на пасеку. Сад представлял собой заросли из фруктовых деревьев. Вдруг его окружили люди, выходящие из кустов. Борис вопросительно посмотрел на хозяина, а он говорит: «ты не бойся. Сегодня мы тебя позвали не для пчёл, а хотим посоветоваться с тобой. Мы давно к тебе присматриваемся и хотим, чтобы ты взял под свою команду дезертиров, скрывающихся в казённом лесу. Все они вооружены, есть и пулемёты».

По их словам их там было тысяч двадцать. Борис спрашивает, есть ли офицеры. Говорят, что нет, но унтер-офицеры есть. Борис отвечает, что не сможет их возглавить, так как очень трудно рассчитывать на успех, что среди них, безусловно, есть большевицкие шпионы и провокаторы, что их уничтожат раньше, чем они смогут организоваться. Борис отказывается, а у самого чешутся руки взяться за это дело. По Тамбовскому восстанию видит и здесь отсутствие шансов на успех. Долго они уговаривали Бориса. Долго им Борис говорил о трудностях этого восстания и мотивировал свой отказ отсутствием надежды на успех.

Хозяин, наконец, сорвал свой картуз, бросил его на землю и говорит: «раз ты отказываешься, так пусть всё пропадает, пусть народ идёт на мобилизацию! Мы только в тебя верили». Грустно было Борису так обидеть крестьян, но он отказался ради них, а не из боязни за себя.

 

Пару лет спустя, когда кончилась белая борьба, когда крестьянство поняло сущность большевизма, оно поднялось. Это было так называемое Антоновское крестьянское восстание, захватившее не только Тамбовскую губернию. Продолжалось оно несколько месяцев, но было кроваво подавлено.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В конце лета стали доходить слухи о продвижении добровольцев. Потом о приближении казаков. С завода начали эвакуировать сахар и машины. Сидели как на иголках от нетерпения скорее увидеть казаков. По телефону сообщили в контору, что казаки уже в Доброе.

Борис вышел из конторы подышать свежим воздухом, как к нему подъехал верхом на хорошем коне комиссар с красной звездой и дамским перламутровым театральным биноклем. Борис не знал  за кого комиссар его принял, но он представился как комендант укреплённого Трубетчинского района, и накинулся с грубым выговором за то, что завод до сих пор не эвакуирован. Борис его послал в заводской комитет, где он сможет получить нужные объяснения. У Бориса чесались руки «уложить эту красу и гордость революции», тем более что револьвер был в кармане, но не был уверен, что он здесь один. Борис увидел, как на площадь проскакали несколько всадников и подумал, что это его люди. Но когда комиссар их заметил, помчался в другую сторону галопом. Это был разъезд казаков.

Вскоре появилась колонна, которая остановилась у завода. Борис подошёл к войсковому старшине, представился. Казак сказал, что главные силы подойдут завтра и он сможет явиться начальнику дивизии, если хочет присоединиться к ним. «Шах персидский» пригласил шесть офицеров на обед. Были и Борис с Таней. Офицеры произвели на него довольно «топорное» впечатление. Они сильно подвыпили и Борис с Таней сочли лучше удалиться. Вечером «шах» рассказал, что он пережил неприятные минуты, боясь, что офицеры кинутся насиловать присутствующих женщин, так развязано себе они вели!

На следующий день группой в 15 человек, отправились в соседнее село по большому тракту, где был штаб 9-ой Донской дивизии. С Таней Борис простился в поле. Она пошла одна назад со слезами. Борис долго оборачивался. Казаки сказали, что они составляют фронт Добровольческой Армии. Поэтому Таня и осталась. Но казаки их обманули, так как это был только рейд генерала Мамонтова. За этот обман Таня заплатила ссылкой в Нарымский край в Сибирь. Это было последнее прощание с Таней. С тех пор их судьбы и жизнь полностью разошлись и они друг друга больше не видели!

Так началось служение поручика Борис Фёдорович Мордвинкина в Добровольческой Армии.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

 

В этой главе затрону только ту часть борьбы против большевиков, в которой лично участвовал мой отец, поручик Борис Фёдорович Мордвинкин. Гражданскую Войну он провел в рядах Дроздовской дивизии, которая была основой Добровольческой Армии. Дроздовцы отличались своими бело-малиновыми фуражками и буквой «Д» на погонах, которые наводили ужас на красноармейские части.

История дроздовцев началась весной 1918 года на Румынском фронте, когда походом, сравнительно малый отряд под командой полковника Генерального штаба Михаила Гордеевича Дроздовского, направился на Дон. Этот отряд вскоре стал Дроздовским полком, а затем и Дроздовской дивизией, которая явилась одной из крупнейших соединений Добровольческой Армии на юге России. Михаил Гордеевич Дроздовский поставлен историей в один ряд с генералами Алексеевым и Корниловым, как основатель и организатор Добровольческой Армии – армии, проникнутой идеей борьбы за Честь и Славу Великой России, за государственность и порядок на нашей земле. В течении почти трёх лет тяжёлых боёв за освобождение Родины, 15 000 дроздовцев пали на поле брани, а около 35 000 дроздовцев было ранено.

Михаил Гордеевич Дроздовский родился в Киеве 7-го октября 1881 года. Его отец генерал Гордей Иванович Дроздовский был участником обороны Севастополя. Воспитала Михаила Гордеевича его старшая сестра Юлия. Вырос он в среде денщиков своего отца, которые рассказывали ему о боевой полковой жизни. В 1892 году Дроздовский поступил в Полоцкий кадетский корпус.

Начальная идея была формировать целый корпус, но командующий Румынским фронтом генерал Щербачев приказал прекратить формирование и поход на Дон был отменён. Только полковник Дроздовский не прекратил формирование Первой Бригады Русских Добровольцев в Яссах и блестяще закончил Поход, в честь которого была установлена медаль Похода Яссы-Дон, которую получили все участники похода.

Во время формирования Первой Отдельной Бригады, командиром ударного батальона был штабс-капитан Антон Васильевич Туркул, который после смерти генерала Дроздовского, стал командиром Дроздовской дивизии.

Первая Бригада 26 апреля 1918 года подошла к Новочеркасску и сразу вступила в бой с большевиками на стороне казаков-донцов. Благодаря их помощи большевики были разбиты. Отряды Дроздовского прошли по улицам Новочеркасска и были размещены по квартирам. Некоторые части разместились в здании Новочеркасского девичьего института, где ещё жили около пятидесяти девочек-сирот институток. В этой группе была и 2-я офицерская рота полка, под командой А. В. Туркула. Вот что пишет он об этом событии: «Мы разместились на ночлег в институте, а на другой день мы обедали в институтской столовой. Сильные, молодые, освежённые после похода, крепко печатая шаг, тронулись мы – восемьсот штыков – за командиром в институтскую столовую, чувствуя себя кадетами».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Донской атаман, Пётр Николаевич Краснов пытался усердно уговорить полковника Дроздовского войти в состав Донской Армии гвардией. Но он категорически отказался и установил связь с командующим Добровольческой армией генералом Деникиным, который только что принял командование после смерти генерала Лавра Георгиевича Корнилова, и 27 мая части Первой Бригады вступили в станицу Мечетинскую походной колонной, имея впереди оркестр и Андреевское знамя.

 

В Мечетинской находился штаб Добровольческой армии, и Первая бригада была переименована в 3-ю дивизию. На параде, который был устроен в честь дроздовцев, присутствовали основатель и верховный руководитель Добровольческой армии генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев и командующий Добровольческой армией генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин. Общая численность Добровольческой армии в это время дошла до 10 000 штыков и сабель.

В память этого события мы с гордостью пели Дроздовский Марш в Кадетском Корпусе, в РОА и довоенных и послевоенных лагерях русских скаутов-разведчиков.

 

Противостоящие силы большевиков превышали в протяжении всей Гражданской войны в три до пяти раз. Белые значительно уступали числом и вооружением, но превосходили противника опытом, умением и маневрированием. Только сознанием долга перед Россией, строгой дисциплиной и жертвенностью могли «белые воины» побеждать большевицкую массу. Добровольческое командование держало большинство своих сил на узловых станциях, где отряды были размещены в железнодорожных теплушках. По фронтовой линии были только небольшие заслоны. Как только появлялась опасность со стороны красных, эшелоны быстро перебрасывались в район, где грозила опасность.

 

Особенно отличались «цветные» подразделения Белой Армии (Корниловцы, Дроздовцы, Алексеевцы и Марковцы). Их атаки противника пехотной цепью без оружия приводили в паническое отступление красные части. Впереди каждой части шел командир, а за ним цепи невооруженных белых добровольцев. Красные не выдерживали эти психологические атаки, бежали, бросая свои окопы.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Поручик Борис Фёдорович Мордвинкин вступил в артиллерийский дивизион Дроздовской Дивизии, который был под командой полковника Медведева в Харькове в апреле 1919 года.

9-го мая 1919 года Добровольческая Армия перешла в наступление, окрылённая большими надеждами. Двигались широким фронтом. Красные большого сопротивления не оказывали. Пехотные части сильно пополнились за счёт притока добровольцев и многочисленных пленных, которые воевали очень хорошо.

С наступлением осеннего времени и с переходом за реку Сейм многое переменилось в худшую сторону. Добровольцы вступили в район с очень бедным населением. Начались значительные затруднения с продовольствием и фуражом.

Беспрерывные бои и переходы окончательно измотали людей и лошадей. Особенно тяжело приходилось пехоте, когда нужно было, после тяжёлого перехода и боя, идти в непогоду в сторожевое охранение.

Добровольческие части начали терять свою подвижность и маневренную способность, т.е. те качества, которыми добровольцы всегда били красных, несмотря на численное их превосходство.

Поручик Мордвинкин участвовал в формировании 12-ой дроздовской батареи из захваченного у красных артиллерийского взвода. Для этого состав новоформирующейся батареи отправился на товарном поезде через Льгов на Димитриевск, где они выгрузились и походным порядком пошли на север к деревушке, где стояла дроздовская рота в 37 штыков. Там приняли пушки и упряжки. Был конец сентября, и ночью было холодно. Приняв в темноте взвод, поручик Мордвинкин назначил прислугу и ездовых. Поставили дневального. Остальные расположились спать на полатях и на полу.

 

Этот район часто обстреливался бронепоездом красных, который появился и в эту ночь и начал стрелять по деревне, где разместилась новосформированная 12-ая батарея. Поручик Мордвинкин вывел прислугу к орудию и показал, как каждый из прислуги должен действовать. Но первую гранату зарядил сам, навёл пушку на вспышки бронепоезда, по слуху определил дистанцию и выстрелил. От вспышки выстрела ночь стала ещё темнее. Командует подать второй снаряд, но кругом полная тишина и никто не шевелится. Подаёт вторично команду, но безрезультатно. При помощи электрического фонарика находит попрятавшуюся прислугу орудия и чуть не за шиворот вытаскивает её и ставит к орудию. К счастью, выстрелянная граната попала в насыпь у бронепоезда. Так как этот бронепоезд первый раз был обстрелян артиллерией в этой месте, очевидно, решил не рисковать и ушёл.

 

[Павел Стрелянов /К/]

С раннего утра началось обучение. Наводчиком был назначен молодой проворный мальчишка по фамилии Манжай. Он оказался очень способным, расторопным и преданным. Впрочем, со временем все очень привязались к поручику Мордвинкину. Среди них был один из евреев, который проявил себя в деле снабжения взвода продовольствием и фуражом, но впоследствии перешедший к красным с возом сена.

Дроздовцев и красных разделяла река Неруса, за которой начинались Брянские леса.

 

Вскоре дроздовцы пошли в наступление, но до Брянска не дошли, так как встретили большие силы красных. Начался постепенный отход с постоянными манёвренными боями, в которых разбивали красных, отходили, делали крюк, нападали и отходили, чтобы не быть отрезанными.

 

Однажды пришлось вести бой с тремя бронепоездами красных. Они, безусловно, боялись подойти ближе, иначе 12-ая батарея могла быть уничтожена. Вдруг с другой стороны железнодорожного полотна появились густые цепи красных. Пришлось спешным порядком сниматься с позиции и уходить.

На сахарном заводе в Лапандино слышались выстрелы. Там стоял дроздовский батальон. Пройдя с полуверсты, увидели дроздовский батальон, идущий в колонне в их направлении. Батарея остановилась и стала на позицию, обстреливая бронепоезд и красную пехоту, которая уже вышла на ближнюю сторону насыпи. Дроздовцы развернулись, прикрывая батарею своей цепью, продолжая движение к станции. Батарея вдруг попадает под пулемётную очередь. Было ранено несколько лошадей, но к счастью не в ноги. Одному номеру, гимназисту, пуля попала в коленную чашечку. Он потерял сознание. Его взяли на повозку и батарея на рысях ушла.

 

Ночью выпал первый снег, но батарея шла всю ночь без остановки на Дмитриевск. Там они отдохнули один день, отправив раненных поездом в тыл, а на следующий день в мороз и метель двинулись на Севск, выбивая красных из попутных деревень, а на следующий день вошли в Севск. Был мороз и метель. Борис Фёдорович сильно промёрз и не мог никак согреться. Сели обедать. Командир предложил ему водки. Говорит, что не пьёт. «Но Вам надо выпить с медицинской точки зрения!» Налили. Поручик выпил и стал ждать её результатов. Теплота стала разливаться по телу. Командир спрашивает: «ну, как?». Отвечает «хорошо», чем вызывает общий дружный смех. С этого дня он всегда имел с собой водку, которую, неизвестно где и как, доставал Манжай.