Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Иногда нас посылали в командировки. Помню одну поездку в группе около шести кадет в Восточную Чехословакию за патронами. На один день мы задержались в Праге, где мы пошли в парк и катались на каруселях. После катания на каруселях мне стало плохо, и кружилась голова и рвало. Так как не было где остановиться, мне пришлось пойти в кино, где я проспал полдня. Оказывается, я получил в наследство от мамы эту слабость. Она не могла ездить даже в автомобилях, так как её сразу тошнило. Особенно я страдал от этого на корабле по пути из Бременхафена (Германия) в Вальпараисо, Чили, когда мы эмигрировали в Южную Америку. Вся поездка в Чили длилась 17 дней, из которых только два дня, я чувствовал себя прилично, когда проезжали через Панамский Канал.

 

 

 

Так как мы не хотели оставаться под немецкой командой, а особенно поступить в ряды СС или в зенитные батареи в Кельне, что нам усиленно предлагало немецкое командование, так как под конец войны им нужны были кадры с нашей кадетской подготовкой. Мы же мечтали поступить в ряды РОА и защищать интересы России! Нашему начальству, наконец, удалось установить контакт со штабом в Берлине. Нас сначала пригласили в Мариенбад, который был сравнительно недалеко от Эгера для вторичного провозглашения Манифеста Русского Освободительного Движения. Мы пошли в Мариенбад строем с фанфаристами в голове колонны. Один из фанфаристов был я, Алёша Реймер и третьего участника не помню. Собрание было в большом зале, который был забит русскими военными со значком РОА на левом рукаве.

 

Торжество мы открыли нашим кадетским традиционным маршем, который на фанфаре я играл в первый раз. Также мы выступили хором, исполняя несколько кадетских песен. В некоторых песнях я выступил запевалой, честь которую я заслужил ещё в Белой Церкви, отличаясь своим громким и очевидно, мелодичным голосом.

 

Вернулись мы с этого торжества с повышенным настроением, оптимизмом и желанием как можно скорее включиться в активную борьбу за Россию! К этому мы готовились и посвятили всю свою молодую жизнь, под руководством своих родителей, честных борцов Белой Армии, жертвенных скаут-разведческих руководителей, и не менее жертвенных воспитателей, преподавателей и старших кадет Первого Русского Кадетского Великого Князя Константина Константиновича Корпуса!

 

Через несколько дней кадет старше 16 лет, погрузили в пассажирские поезда и отправили в Берлин, где по прибытию у нас на левом рукаве стал красоваться знак Русской Освободительной Армии.

 

Младших кадет, в группе которых был мой брат Вова, отправили в город Гмюнд, недалеко от Вены.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Тематика истории Русской Освободительной Армии и Русского Освободительного Движения до сих пор вызывает много споров и страстей. Я, вероятно, добавлю немного горючего к этой теме, описывая мой личный опыт и те впечатления, которые родились в мыслях и душе мальчишки, которому исполнилось только семнадцать лет к концу Второй Мировой войны.

 

…Конечно, надо учесть, что в составе подразделений, где я участвовал, были сыновья героев Белой Армии, воспитанные с малых лет в духе жертвенного служения России и непримиримости к кровавой власти большевиков.

Наша группа кадет попала в главный штаб РОА зимой 1944-1945 года, когда нас немецкое командование отпустило из военного лагеря в Эгере и официально передало Русской Освободительной Армии в Берлине.

 

Нас разместили в немецкой школе, расположенной в нескольких кварталах от виллы (Кибиц Вег 9), где находился главный штаб РОА. Это было в районе станции метро «Dahlemdorf», в юго-западной части Берлина. Наше подразделение состояло из трёх взводов. Каждый взвод имел свою специальность, по которой были ориентирована наша военная подготовка. Специальность нашего взвода было партизанство, которое подходило мне по духу, так как у меня особой любви к строевой жизни не наблюдалось, но любил жить на лоне природы и проявлять инициативу, которая не всегда соответствовала военным уставам. Командиром взвода был лейтенант Юрий Ольховский, закончивший кадетский корпус, во время моего пребывания в корпусе, а затем офицерские курсы в Русском Корпусе в Сербии. Командиром кадетской роты был капитан Копытов.

 

Вскоре по прибытии в Берлин, мы приняли участие в церемонии официальной передачи нашего подразделения РОА. Это произошло в помещениях Главного Штаба Германской Армии. Мы были выстроены в большом зале, который был заполнен высокими чинами немецкой армии и прессой. Немецкий генерал Кестринг, который занимал очень высокую должность при Генеральном Штабе от имени ОКВ (Overkommando Wehrmacht) открыл эту церемонию.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Речь носила возвышенный тон, в котором сильно проявлялась вера в победу над коммунизмом, которая сразу же передалась и нам. Огонь, которой пылал у нас до самого конца войны, несмотря на все признаки, что война проиграна. Правда, наша молодёжь не особенно беспокоилась о судьбе самой Германии, а верила, что вскоре мы перенесём факел борьбы, зажженный нашими отцами, героями Белой Армии, на территорию самой России!

 

После конца официальной части церемонии, нас пригласили в столовую, где мы с удовольствием ели замечательный по тому времени обед. Мне особенно помнился гороховый суп с гренками.

Наша рота в свободное от занятий время несла караульную службы при Штаб-квартире РОА.  

 

Союзная авиация бомбила Берлин почти что каждую ночь и мы отсиживались по несколько часов в бомбоубежище в подвале нашего здания. Иногда воздушные тревоги заставали нас и в городе, куда мы ходили в поисках источников питания, так как кадеты, а, пожалуй, любая молодёжь нашего возраста, всегда ищет чего-нибудь поесть. Так, например мы нашли русский ресторан, в котором могли заказать борщ без продовольственных карточек. Почти для всех блюд требовались карточки на жиры, которых у нас не было. Также мы нашли немецкий ресторан, где заказывали «Eintopf», т.е., блюдо, которое напомнило гуляш, куда клали любые овощи, но особенно доминировало «кольраби». Во время воздушных тревог, в большинстве случаев, подземки доходили до станции «Tiergarten», где ожидали конца тревоги. Все выходили на перрон, появлялся аккордеон, и весело проводили время.

 

Восточный Фронт подходил всё ближе, и РОА стала формировать ударные военные части для фронта. Одним из таких формирований был Ударный Батальон полковника Игоря Сахарова, который собирался из добровольцев разных частей РОА. Когда объявили об этом формировании в нашей роте, буквально вся рота оказалась добровольцами. Так как добровольцы должны были быть не младше 18 лет, из нашей роты только троим удалось попасть к Сахарову.

 

После месячного пребывания в Берлине, большинство подразделений РОА в Берлине были отправлены или в Мюнзинген, где была Первая Дивизия РОА под командой генерал-майора Сергея Кузьмича Буняченко, и офицерская школа, или в Хойберг, где формировалась Вторая Дивизия под командой генерал-майора Зверева. Наша рота попала в Хойберг.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Наши поезда двигались медленно на юго-запад, стараясь избежать налётов Союзной авиации. Во время тревог наш состав выводили за пределы населённых пунктов, где мы должны были покинуть вагоны и прятаться в кустарниках. Поля были засыпаны зажигательными бомбами, воронками и разбитыми вагонами. Просто удивляешься, сколько денег было потрачено на производства оружия для уничтожения человеческих жизней!

 

После довольно долгих скитаний по железнодорожным путям Германии мы, наконец, достигли лагеря Хойберг. В лагере уже находились индусские части полевой артиллерии, которые состояли из бывших английских военнопленных. По прибытии в Хойберг мы начали полевые и классные занятия. Мы проходили штыковой бой и военную версию японской борьбы «дзюдо», метание ручных гранат и стрельбу из винтовок. Вооружение, по сравнению с немецкими частями, и даже - и с индусскими, у нас было на самом низком уровне, хотя впоследствии мы обнаружили громадные склады по всей Германии современного оружия, о котором мы даже не мечтали. Очевидно, немцы нам совершенно не доверяли, а только на всякий случай заигрывали. При таких чувствах это, наше озлобление к немцам постоянно усиливалось.

 

Возможно, что, если бы немцы себя повели по-другому в России в начале войны, мир, а особенно Россия, выглядела бы совсем по-другому. Отношение союзников к русскому вопросу также можно сильно критиковать. Не считая политической стороны, финансовые затраты, которые им пришлось понести во время Холодной Войны, в тысячи раз превышают ту помощь, которую они могли оказать антикоммунистическому строю России! Также нужно учесть загрязнение окружающей среды радиоактивными отходами в России и в странах союзников, последствия которых останутся с нами на века. Конечно, русский народ никогда не забудет коварные выдачи союзниками казаков, власовцев и миллионов русских людей, военнопленных, добровольцев и гражданское население, которых отправили в концлагеря!

 

[Павел Стрелянов /К/]

К сожалению, страны бывших союзников, а особенно правительственные круги Соединённых Штатов, не способны воспользоваться прошлым опытом, а продолжают делать повторные ошибки, как например, в Боснии, где они считают, что только сербы являются виновниками теперешнего положения. Они уже забыли, что случилось с Ираном, после того как США помогли Аятолле взять власть!

 

Но сейчас все эти темы будущего, а я перейду по времени назад к 1945 году. Как я уже упомянул раньше, наша кадетская рота начала усиленную военную подготовку в Хойберге. Уже в самом начале года у нас сложилось убеждение, что в скором будущем наша борьба с Советским Союзом выльется в партизанскую войну, так как Германия полностью выйдет из строя. Оказывается, по литературе послевоенного периода, подобные мысли были и у командного состава РОА, казачьих частей и Русского Охранного Корпуса, и даже у сербского генерала Дражи Михайловича. Конечно, трудно сказать, во что бы это всё вылилось, но я уверен, если бы такой подход был принят в ранние годы войны, был бы шанс на успех.

 

Итак, мы с усердием продолжаем свою военную подготовку и несём караульную службу. Я лично нёс караульную службу в тюрьме, в самом лагере Хойберг. Тюрьма была маленьким зданием в районе бараков, где была расположена наша рота, обнесенная колючей проволокой. (Между прочим, индусские части были размещены в больших казармах, расположенных в центре лагеря.)

 

Внутри тюремного здания размещались несколько тюремных камер, вернее клеток, обнесённых железными прутьями, и комната начальника тюрьмы. В моё время только две клетки были заняты. В одной были две русские девушки «остовки», которые были арестованы немецкой полицией во время их побега из рабочего лагеря. Не помню, почему немцы их передали нам. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Во второй камере сидел бывший начальник лагеря советских военнопленных, русского происхождения. Его распознали добровольцы, поступившие в РОА, и рассказали о жестокостях, проявленных им в лагере. Он всячески издевался над военнопленными, включая обливанием холодной водой их в морозное время.

 

Военный суд его присудил на смертную казнь и нам пришлось присутствовать при его расстреле. В тюрьме он хвастался, что скажет зажигательную речь перед расстрелом.

Место расстрела было за лагерем в лесу. Когда наша рота подошла к этому месту, там уже строем стояли несколько подразделений РОА, и яма уже была вырыта. Вышел прокурор и прочёл приговор. Прокурор произвёл на нас удручающее впечатление. Он был уже пожилого возраста, кажется в чине полковника. Что нас шокировало, это его лицо, на котором отсутствовал нос. Вместо носа у него была дырка! Не знаю, было ли это последствием ранения или болезни, но у нас создалось мнение, что такие последствия бывают у сифилитиков.

 

После прочтения приговора осуждённого подвели к яме и завязали ему глаза. Вышло отделение охранников штаба с советскими автоматическими винтовками и выстроилось в одну шеренгу перед осуждённым. Мы ожидали обещанную речь осуждённого, но он, очевидно, не мог произнести ни одного слова. По команде раздались выстрелы. Ноги осуждённого подкосились, и он медленно упал в яму. Подошла команда с лопатами и расстрелянного закопали.

 

Наш командир подал команду, и мы пошли строем обратно в лагерь, в очень подавленном настроении, не только под впечатлением самого расстрела, но и вида прокурора! Подали команду запевать. Так как я был запевалой, начал «Взвейтесь соколы орлами ...», одну из первых песен которую мы разучили в первом классе кадетского корпуса. Но голос у меня подорвался, и командир решил нас не заставлять. И мы дошли до нашего барака молча. До сих пор у меня осталось удручающее впечатление от этого происшествия и я до сих пор удивляюсь, почему командование назначило этого безносого прокурора.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Подходил конец марта 1945 года. Союзники уже переходили границы Германии. Было ясно, что война кончается. Получили приказ подготовиться к походу. Это отступление мы могли только проделать пешком по ночам, чтобы избежать нападения союзных штурмовиков (немцы их называли «Tieffliegers»). С собой мы могли взять рюкзаки, остальной багаж, вроде чемоданов, были отправлены поездом. Конечно, наших чемоданов мы больше и не увидели. Они пропали в дороге, или под бомбежкой или были разграблены. Конечно, таким образом я потерял большинство моих «драгоценностей», собранных во время моей юношеской жизни.

 

Учитывая, что даже одни рюкзаки далеко не понесёшь, у нас вдруг появилась идея разрешить этот вопрос приобретением железных двуколок, которые стояли на складе для индусских частей полевой артиллерии. Проявляя свои партизанские таланты, мы перебрались через забор склада, при входе которого, сидел и дремал индусский часовой. Так как двуколки были на автомобильных шинах, нам удалось без особенного шума выкрасть две тележки. Предполагаю, что индусский часовой и до сих пор не знает об этом происшествии. Эти тележки нам здорово пригодились и облегчили наш поход.

 

Мы выступили в поход в сумерках вечера 18-го апреля 1945 года, идя в авангарде длинной колонны. Впереди нас, по очереди тянули наши две тележки четыре кадета, двое тянули за оглоблю, а двое подталкивали сзади. В зависимости от дороги, когда везущие уставали, их заменяли следующие. За тележками шла наша рота вольным строем. Конечно, наш поход нельзя сравнить с «Ледяным Походом», но во многом мы не уступали нашим отцам во время Гражданской Войны. Мартовская погода нас не баловала. Мы шли под проливным дождем, снежным бурям. Одежда наша, без шинелей или плащей, промокала насквозь, потом замерзала толстой ледяной корой. Больше всего страдали наши ноги. Во время этого похода я потерял почти все ногти на ногах. И сейчас у меня ногти на мизинцах деформированы, хотя на других пальцах выросли опять почти нормальные. Останавливаться мы не могли, иначе не успевали бы на дневной бивак по назначенному маршруту и подверглись бы атакам союзных штурмовиков. В среднем мы проходили около 28-32 километров за ночь.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Особенно помню одну ночь, когда сперва мы насквозь промокли под сильным ливнем. После нескольких часов дождь перешёл в снег, когда мы начали подниматься в гору, и наша форма совершенно замёрзла. Не помню имя города, в который мы вошли. Там нас наши квартирмейстеры не встретили, очевидно, не ожидая нашего раннего прибытия. Так как нам очень хотелось снять эту промёрзшую одежду, мы, не дожидаясь проводников, зашли в первую избу и расположились на сене над конюшней. Едва содрав наше одеяние и закутавшись в одеяла, повалились как мёртвые на сено.

 

 

 

Через несколько часов появились квартирмейстеры и начали выгонять нас из этого помещения, объясняя, что этот сеновал был назначен для «женского батальона». «Женский батальон» в нашей колонне был обозом, где на телегах ехали семейства, жёны и любовницы нашего начальства. Так как мы не смогли надеть ещё не отмёрзшую одежду, нам пришлось промаршировать через город в одном нижнем белье на удивление немецкого населения.

 

 

 

Я опять сильно простудился и, боясь болезненных последствий, которые я испытал во время нашей эвакуации в Германию, решил пойти к доктору в наш походный лазарет в надежде, что он сможет найти для меня другой метод передвижения. Доктор, увидев моё плачевное состояние, выдал мне проездные документы, направляя меня в город Зальцбург в Австрии. Когда я вернулся в роту и рассказал о моём назначении, многие помчались в лазарет и получили такие же документы и направление. К вечеру у нас сформировалась группа под командой нашего взводного командира лейтенанта Ольховского. К нам присоединился также наш «политрук», помощник командира роты, фамилии которого я сейчас не помню.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Следует упомянуть о двух происшествий во время похода. Первое происшествие было связано с ранением командира бронетанкового взвода лейтенанта А. Михайлова. Во время инструктажа, как пользоваться противотанковым снарядом “Panzerfaust”, он случайно нажал курок и снаряд оторвал у него локоть и его пришлось оставить в местной больнице. Так как было почти очевидно что столкнёмся с американскими бронетанковыми частями генерала Патена, нас стали обучать, как обращаться с противотанковым оружием.

 

Надо также упомянуть наши встречи с маленькими группами гитлеровской молодёжи в возврасте с 12 по 16 лет, которые ехали нам на встречу в группах по 8-12 человек на велосипедах, вооружённые автоматами и против-танковым оружием. Настроение у них было приподнятое и они с нетерпением рвались в бой, где они принесли не мало потерь союзникам. Много из них и погибло в эти последние дни войны. Во время встреч, они над нами подсмеивались, что мы убегаем от противника, но им было непонятно, что наш противник не американцы, французы и англичане, а “советчики”, которые поработили нашу страну и миллионами уничтожают свой народ !

 

Второе происшествие было по поводу общего собрания, на котором выступил один генералов РОА и вкратце объяснил события и намеченные планы действий. План нашей армии состоял в том, чтобы собрать все русские военные подразделения, включая казачьи части и Русский Корпус, на юге Австрии и, в зависимости от обстоятельств, начинать партизанскую войну вместе с сербским патриотическим движением Дражи Михайловича, или пробираться на территорию России и включиться в борьбу против советского режима.

 

Наша группа, состоящая из 17 человек, включая двух офицеров и кадет, под командой лейтенанта Юрия Ольховского, выехали ночным поездом в направлении Мюнхена. Но наше удовольствие оказалось недолговечным.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Утром мы доехали до Аугсбурга, где нам пришлось опять искать способ передвижения, так как поезда больше никуда не шли. Немецкая армия оставила Аугсбург, и в любой момент ожидался вход танков генерал Патена. Стояли большие очереди у складов, где раздавались запасы разного рода. Вдоль очереди лежала масса велосипедов, что навело меня на мысль, что велосипед может быть нашим следующим методом передвижения. Эту идею я высказал лейтенанту Ольховскому, и он сразу отдал приказ, чтобы все явились в рощу, которую он указал на карте, к трём часам после обеда на велосипедах. Очевидно за мою хорошую идею, он приказал мне достать сперва ему велосипед («Неудобно же офицеру заниматься такими вещами!»).

 

В течение получаса вся наша команда была на велосипедах, но мой велосипед пришлось отдать лейтенанту. Так как не решился продолжать охоту на велосипед в той же очереди, где мы уже «заняли» велосипеды, мне пришлось перейти к следующей очереди, которая была во дворе городского управления. Но здесь люди оказались более осторожными и на всех велосипедах висели замки. После довольно долгой разведки я, наконец, увидел велосипед, у которого замок был прикреплён только к цепочке передачи. Я сразу сообразил, что это не будет большой преградой, и я его взял и тихим шагом, чтобы не создавать шум от висящего замка, вышел через ворота, где стоял полицейский, который на меня не обратил внимания.

 

Был уже третий час, и мне нужно было спешить на сборочный пункт в роще. Мне удалось довольно быстро снять штыком замок с цепочки, и я помчался «на всех парах» в направлении места встречи. Уже подъезжая к месту назначения, я услышал звуки моторов, после чего открытый Мерседес военного типа промчался мимо, а за ним американский штурмовик. Машина завернула в рощу, где меня ещё ждала наша группа. До сих пор удивляюсь, почему штурмовик не обстрелял машину. Конечно, в противном случае, мне не пришлось бы писать этот рассказ, и читатель лишился бы этой уникальной возможности.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Когда моторов штурмовика больше не было слышно, наша группа выехала из рощи и направилась к автостраде («Autobahn») на Мюнхен, часто встречали обстрелянные грузовики, нагруженные консервами и всякой другой снедью. Так как еды у нас собой не было, мы пытались подойти к грузовику, но нас окрикнул шофёр-немец, что будет стрелять. Мы конечно могли его атаковать и взять необходимое питание, но не хотели задерживаться, удивляясь немецкой дисциплине в последние дни войны!

 

Нас несколько раз пугал штурмовик и нам пришлось прыгать в канаву, когда он штурмовал нас, но почему-то огня не открывал. Уже стемнело, когда мы выехали на автостраду, по которой шли беспрерывные колонны грузовиков с притушенными фарами. Надо было быть очень осторожным, чтобы не попасть под колёса грузовика. Из-за этого путь был очень утомительным. Наконец поздно ночью мы въехали в затемнённый Мюнхен. Везде на улицах были воронки. Если не ошибаюсь, Юра Месснер упал в одну из воронок, и нам пришлось его оттуда вытаскивать.

 

Наконец мы нашли солдатскую столовую («Soldatenheim»), которая была расположена в бывшем здании универмага. Нам удалось немного закусить, так как столовая на нижнем этаже работала круглосуточно. После этого мы поднялись на верхний этаж, который не был освещен, где я нашёл маленькую эстраду для оркестра и с удовольствием, после многих дней, снял свою верхнюю одежду и моментально заснул. Утром меня разбудил шум голосов и сильный свет. Оказывается, было уже утро, и верхние этажи открылись для завтрака. Мне пришлось быстро одеться и «смыться» с эстрады. После завтрака мы поехали на своих новоприобретённых велосипедах на вокзал и последним поездом, до прихода американцев, уехали в Зальцбург, где явились в штаб генерала Туркула, который формировал новую часть.

 

[Павел Стрелянов /К/]

При штабе Туркула мы продолжали курсы и несли караульную службу. Генерал Туркул был командиром Дроздовской дивизии во время Гражданской Войны после смерти генерала Дроздовского. В эмиграции он написал книгу «Дроздовцы в Огне», которую я перечитывал не раз в Корпусе и дома, так как книга была у моего отца. Мой отец служил в Дроздовской дивизии под командой генерала Туркула.

 

Я не знаю точно, какую роль Туркул играл в РОА, но по тем данным, которые я лично знаю в связи с нашей командировкой в Зальцбург, в штаб Туркула, он формировал Третью дивизию РОА. Мой отец по выходе из больницы, где его лечили от ран, полученных в бою под Авалой около Белграда, в рядах Второго полка Русского Корпуса, узнал о формировании Туркула и приехал в Зальцбург поступать опять добровольцем в армию, где мы случайно и встретились.

 

Я только что сменился с караула при штабе и пошёл в соседнее здание, где размещалась ремесленная школа («Gewerbeschule»). Мы там жили в очень примитивных условиях и из-за недостатка места, я спал на полу под столом. Я только что лёг на мою импровизированную кровать, как раздался стук в дверь и появился какой-то старик, в лице которого я увидел что-то знакомое. Этот старик оказался моим отцом.

 

Последний раз я его видел, когда он приезжал к нам в отпуск летом 1944 года.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Отец пригласил меня на ужин в ресторан, и мы там несколько часов провели вместе. Он рассказал, как он нашёл всех членов нашей семьи, которая сейчас живёт вместе на квартире у австрийца в Бад Аусзее, курортном месте в центральной части Австрии, где папа лежал в госпитале.

 

Он нашёл маму и сестру благодаря письму моего брата Вовы из Эгера. Письмо ему привезла немецкая моторная лодка по Дунаю, за несколько дней до их окружения советскими частями. Сознание что мы все выехали в Германию, подняло его дух, благодаря чему удалось пережить окружение и ранение, и вдохнуло в него силы, раненного в обе ноги гранатой, добраться до немецких частей. После выхода из больницы, он нашёл маму и сестру в маленьком городке Восточной Чехословакии – Ракитница, где сестра Надя училась в интернате, а мама работала на фабрике. Сестру не хотели отпускать из интерната, хотя Восточный Фронт уже подходил близко. Ему пришлось буквально «украсть» её и посадить на поезд.

 

Позже я встретил двух девушек, которые жили в «курятнике» (10-й барак лагеря Парш в Зальцбурге), которые остались в этом интернате и в советской зоне оккупации. Их родителям только через год удалось их вернуть. Психологически они перенесли очень тяжёлые времена в советской зоне, что налегло неприятным отпечатком на всю их жизнь.

 

Во время возвращения папа случайно встретил одноклассника Вовы, который также ездил за своими сёстрами, и узнал, что младшие кадеты были отправлены в Гмюнд, который находился недалеко от Вены.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Протоирей Валентин Руденко, старший священник 1-й Казачьей дивизии 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Кадеты в Германии, помощники противовоздушной обороны 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Группа младших кадет была расположена в больших зданиях казарм, где они учились. Вова, который сейчас священник в калифорнийском городе Калистога, рассказал один неприятный случай, который произошёл у них в Гмюнде. Мальчики-кадеты, найдя разноцветные провода на чердаке своего здания, отрезали пачку проводов, чтобы разукрасить свою рождественскую ёлку. Оказались это были провода телефонной линии немецкого военного штаба в Вене. Вова сказал, что он был в группе, которая нашла эти провода, но, к счастью не участвовал в том, когда её резали.

 

Гестапо занялась расследованием этого «акта саботажа» и арестовали трёх мальчишек, которые очевидно были расстреляны!

 

 

 

С папой я попрощался поздно вечером, и мы условились встретиться под вечер на следующий день. Но судьба решила по-другому. Оказывается, во время нашей встречи, был объявлен приказ генерала Туркула от 30 апреля 1945 года, в котором мы были произведены в унтер-офицеры и на следующий день должны отправляться в город Шладминг. Этот город находится на юге-востоке от Зальцбурга по железнодорожной ветви Бишофсхофен–Грац. Сейчас это лыжный курорт, где часто проходят международные состязания.

 

 

 

К счастью для нас, несколько дней до этого мы ходили на немецкие склады, которые начали раздавать своё имущество, как и в Аугсбурге. Я нашёл для себя военную куртку с унтер-офицерскими погонами и одно крыло походной палатки из камуфляжного непромокаемого материала, из которой можно было поставить, из двух крыльев, палатку на двоих. Один из новоприбывших в нашу роту по имени Слава Норкин, приобрёл себе бляху немецких фельджандармов, которые они носили на груди, представляя власть.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Утром рано 1 мая, не успев сообщить папе об отъезде, вся наша велосипедная группа собралась на перекрёстке дороги на Бишофсхофен.

 

Норкин, с бляхой на груди, говоря на отличном немецком языке, останавливал все грузовые машины, которые шли по нашему маршруту и не были загружены, приказывал взять нас. Таким образом, нас посадили на нескольких грузовиках, и мы отправились в Шладминг «формировать новый батальон» из добровольцев лагеря советских военнопленных.

 

Впоследствии мы узнали, что это было только отговоркой, что спасло нас от всех неприятностей, включая насильственную выдачу советам, которыми подвергались наши другие подразделения. Мы до сих пор благодарны Юре Ольховскому за эту проявленную инициативу!

 

 

 

Оказывается в Шладминге жил представитель КОНРА Петровский, за дочерью которого ухаживал наш лейтенант Ольховский. Петровский отлично знал английский язык, что нам вскоре очень пригодилось.

 

В Шладминге провели почти целую неделю, где я 6 мая отпраздновал свои именины. Занимались собиранием современного вооружения, которое немцы стали бросать кучами вдоль дорог, в надежде, что продолжим нашу борьбу с коммунистами с более модерным оружием. Я занимался стрельбой из пистолета, полученного от «Моськи» в Белграде и который ещё был со мной.

 

 

 

Однажды во время, когда я занимался стрельбой, подошёл местный полицейский и хотел отобрать пистолет. Во время стрельбы я снял свой форменный китель и был в синей гимнастической куртке. Когда я опять надел куртку, и он увидел мои унтер-офицерские погоны, извинился и больше меня не трогал. Очевидно, не ожидал увидеть семнадцатилетнего мальчишку в чине унтер-офицера!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Дроздовец, корпусник Б.Ф.Мордвинкин 

Изменено 12 мая, 2023 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

В Шладминге мы хорошо отошли от последствий нашего «ледяного похода» и «игры в прятки» со штурмовиками. В Шладминге было удивительно спокойно, и мы могли отлично поесть в нескольких ресторанах этого маленького города. В воскресение 6 мая мы пошли всей группой пообедать в ближайший ресторан. Выходя из ресторана, мы вдруг увидели американский джип с четырьмя американскими солдатами, который на всём ходу влетел в город. Сделав на полном ходу круг на площади, опять исчез!

Приблизительно через час вошла американская колонна, и Шладминг был оккупирован американской армией! Мы побежали к себе на квартиру, чтобы попрятать собранное нами оружие, но наш оружейный склад уже исчез. Оказывается, наш командир сдал всё оружие новооснованной австрийской полиции.

 

Все кроме меня решили возвращаться в Зальцбург. Я же решил ехать в Бад Аусзее к своей семье. Господин Петровский выписал нам документы на английском и немецких языках («Entlassungschein») отпускающие нас из армии, приложив свою печать.

 

Чтобы попасть в Бад Аусзее, мне пришлось ехать сперва на восток, навстречу Красной Армии, а затем свернуть на север по направлению в Бад Аусзее. При выезде из города стоял одинокий часовой, американский негр. Бегло посмотрев мой документ, он пошарил в моих карманах и посмотрел, есть ли у меня часы. К сожалению, у меня добычи для него не было!

К вечеру я доехал до нужного перекрёстка, где мне нужно было свернуть на север. К моему удивлению, на перекрёстке стоял американский джип с патрулём, который остановил меня и я понял, что ночью мне дальше ехать не разрешается.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В полумраке я нашёл под кустами уютное местечко, где на сухой траве разложил крыло своей палатки и, накрывшись одеялом и положив свой рюкзак, где находился и мой пистолет быстро заснул.

 

Проснулся с восходящим солнцем и обнаружил, что я лежу в болоте. К счастью палатка не промокла. Я выбрался из болота и поехал на велосипеде по выбранному направлению.

 

 

 

Доехал до Бад Аусзее и нашёл квартиру, где остановилась моя семья. К сожалению, по рассказу хозяина-австрийца, боясь быть захваченным Советской Армией, которая подходила к этому району, папа с семьей ушёл за день до моего прибытия в Зальцбург. В то же время он меня предупредил, что американцы ставят заставы на некоторых главных перекрёстках, окружая их колючей проволокой, где собирают немецких военных, которых потом отправляют лагеря военнопленных.

 

С помощью местного австрийского населения, которое оповещало меня об этих заставах, я грузил свой велосипед на спину и обходил горами эти ловушки. Недалеко от госпиталя в Бад Аусзее, меня проводила по горам молоденькая медсестра. Даже любезно предложила мне бутерброд и другие услуги, на что я с удовольствием согласился на бутерброд, но застеснялся принять «другие услуги», о чём часто жалею!

 

 

 

Дорога была забита беженцами, которые уходили подальше от Советской Армии. Я, очевидно, обогнал свою семью, не заметив её. Ночью я ночевал в лесу, но уже выбирал места повыше, чтобы избежать болот. Обыкновенно нагребал под палатку листья, в результате чего получалась замечательная кровать, на которой я отлично высыпался.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Последним препятствием, которое мне пришлось преодолеть, это был патруль, в состав которого входил вооружённый американец и бывший английский военнопленный. Так как они сидели на тротуаре при въезде в маленький город, я их сразу не заметил, и когда они меня окрикнули, было уже поздно принимать другие меры. Но оказалось, что встретились две наивных субъекта.

 

Американец, который принял мои документы за настоящие, а я считал, что Русская Освободительная Армия будет союзником в борьбе с коммунистическим режимом и поэтому меня примут дружелюбно.

 

Когда меня англичанин спросил, к какому военному отряду я принадлежу и, получив гордый ответ «Армия Власова», не имея понятия, о чём я говорю, пощупав мой рюкзак и не замечая мой пистолет, отпустил меня.

 

 

 

Когда я, наконец, доехал до Зальцбурга и явился в штаб Туркула, там был уже размещён Комитет Помощи Беженцам, где записал всю нашу группу на паёк, который съедал сам, пока наконец через неделю не появились остальные члены нашей группы.

 

Оказалось, что их судьба была более сложной. Они попали в одну из застав, о которых меня предупредили, и их задержали на несколько дней. К счастью документы выданные господином Петровским помогли и их выпустили, после осмотра в поисках знаков СС.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Через несколько дней появилась и моя семья, которая могла только чудом преодолеть всё нами пережитое за последние нескольких лет.

 

 

Таким образом, закончилась наша военная эпопея времён Второй Мировой Войны. Коммунизм опять был спасён с помощью союзников, которые и во время Гражданской Войны немало способствовали торжеству этой кровавой власти, которая поработила русский народ и является причиной многомиллионных жертв россиян и многих других народов.

 

 

 

Какие же планы были у Советского Союза по окончании Второй Мировой Войны можно понять из содержания речи, произнесенной маршалом Н. Булганином, членом Государственного Комитета Обороны, в штабе 1-го Белорусского фронта маршала Г. К. Жукова в апреле 1945 года:

 

«Берлинская операция – не последняя операция нашей армии. Война не окончена! Мы победили Гитлера, но не весь фашизм. Фашизм распространился по всему миру, в особенности им заражена Америка. Мы нуждались во втором фронте, но капиталисты отказывались открыть его, - из-за этого мы потеряли миллионы наших братьев.

 

Америка теперь наш главный враг. Мы сейчас разрушаем базы фашизма. Нам ещё предстоит разрушить базу капитализма – Америку».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В РОССИЮ

 

 

Моя первая поездка в Россию была в марте 1991 года, в последние дни Советского Союза, то есть я ещё застал красный флаг над Кремлём! Посетить Россию была моей заветной мечтой, исполнения которой я никогда не ожидал, тем более зная что Советский Союз меня «по головке не погладит» за моё активное участие в Организации Российских Юных Разведчиков (ОРЮР), в Народном Трудовом Союзе (НТС) и в Русской Освободительной Армии (РОА).

 

 

 

Поездка моя была через Хельсинки, где я уже был до этого, во время моей деловой поездки в Финляндию. Между прочим, во время этой поездки, мне случайно удалось быть на вокзале в Хельсинки, где на соседней колее стоял поезд «Лев Толстой», идущий на Москву. Я подошёл к проводникам и побеседовал с ними, совсем не подозревая, что вскоре мне придётся посетить Советский Союз именно на этом поезде.

 

Поезд «Лев Толстой» выходит из Хельсинки около 4-х часов после обеда и приходит около восьми часов в Москву. Ехал я в двуспальном вагоне, что в России называется «СВ». Компаньоном на верхней койке была финка, не говорящая ни на каком мне знакомом языке, так что, после нескольких попыток, я прекратил свои старания, и мы доехали до Москвы молча. Правда она выходила несколько раз и вела беседы на финском языке с мужчинами в соседней кабине. В течение ночи я неплохо выспался и на следующее утро был готов к этой долгожданной и неожиданной встречи с Россией.

 

 

 

Эта неожиданная поездка на меня произвела потрясающую эмоциональную реакцию. Особенно ярко это выражалось, когда предоставлялась возможность обращения к русским группам во время лекций, официальных собраний или на обедах. В такие моменты у меня вдруг начинали потоком литься слезы, и я не мог минутами произнести ни одного слова!

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

К моему удивлению это продолжается и сейчас после одиннадцати поездок, с тех пор в Россию, хотя я и достиг глубокого разочарования в большинстве русских людей, с которыми приходилось встречаться. Как ни странно, такое моё поведение как-то приближало нас, и меня начинали считать своим человеком! Были даже шуточные замечания, что это очень эффективный способ привлекать симпатию присутствующих и следовало бы пользоваться таким подходом для эффекта во всех моих выступлениях.

 

 

 

Приехал я по приглашению Московского Энергетического Института (МЭИ)., который находится на Красноказарменной улице, недалеко от Лефортова, Немецкого кладбища и метро Авиамоторная. Это приглашение было получено по инициативе профессоров Василия Васильевича Сухорукова и Юрия Михайловича Шкарлета. Василий Васильевич – президент компании ИНТРОН ПЛЮС, которая расположена в главном здании МЭИ. Он преподаёт на кафедре неразрушающего контроля качества при МЭИ и специализируется в поле вихревых токов, то есть по моей специальности.

 

 

 

Я посетил почти все места и друзей, упомянутых в описаниях наших скаут-разведчиков во время поездок в 1990 году. Конечно, больше всего мне хотелось посетить Черноголовку, хотя она ещё считалась «закрытым городом». Провёл я весь день в Черноголовке, почти исключительно с Виталием Васильевичем Аристовым, которому мы обязаны возрождению нашего скаут-разведческого движения в России. С удовольствием познакомился с научно-технической деятельностью его института и экспериментального завода научного приборостроения под руководством Леонарда Павловича Кокурина.

 

Под конец дня провёл беседу с группой наших скаут-разведчиков из Черноголовки, которую организовала Люба Голева и с которой я познакомился прошлым летом в лагере в штате Нью-Йорк.

 

 

[Rara Avis]

Уважаемый Павел Николаевич!

Обращаюсь к Вам прямо здесь, поскольку затронутая вами тема глубоко раскрыта и наверняка собрала широкую аудиторию заинтересованных форумчан.

Прошу вашей помощи в поиске данных о кубанском казаке, первопроходнике, полковнике Буряке Фёдоре Никифоровиче. О нём мало что известно, хотя он играл видную роль в ККВ, а по некоторым сведениям, пытался занять там руководящую позицию. Ближайший сподвижник генерала Покровского, он в конце 1919 г с бригадой казаков прибыл с фронта для разгона Рады и расправы над Калабуховым. Суд целиком состоял из казаков его бригады. После отъезда из Крыма ген.Покровского в апреле 1920 г. о судьбе Буряка ничего не известно вплоть до середины 1921 г., когда Ф.Е. Головко из Сербии написал Покровскому в Болгарию, что "бывший его маршал Федя Буряк зарабатывает аршином в Болгарии". После чего Ф.Н.Буряк упоминается самим Покровским в качестве начальника штаба созданной самим генералом боевой организации в Болгарии, а советская разведка это подтверждает, называя группу "Белой Рукой". После разгрома группы болгарской полицией и советскими агентами и убийства Покровского в конце 1922 г. видные члены группы были арестованы и высланы в Сербию. Вместе с тем Буряк уже в мае 1925 г. упоминается в развед донесении как прибывший из Сербии в Варну член некой новой организации в которой он ведает разведкой и контрразведкой. После этого следы Буряка в доступных источниках теряются вплоть до упоминания его имени в разговоре Науменко и Доманова 29 сентября 1944 г когда те обсуждали его кандидатуру на должность командира полка. Следующее упоминание о Буряке относится к 28 мая 1945 года когда он находился в Казачьем стане Доманова и был приговорён к выдаче советскому командованию вместе с Красновыми, Шкуро, Тихоцким, Домановым, Могруновым, Ворониным, Фетисовым, Соламахиным и другими. НО! В списках составленных НКВД его фамилия не значится. Из рассказа очевидца некоего Ю.Т.Г. (из записок ген. Науменко) некий полковник Б. накануне выдачи спрятался в бараке под грудой хлама и там пролежал до вывоза пленников. Ю.Т.Г. удалось бежать из лагеря и он через несколько дней встретил полковника Б., который рассказал Ю.Т.Г. что английские солдаты его обнаружили по грудой хлама но  он смог откупиться от них золотыми часами. Со слов Ю.Т.Г. "полковник Б. был известен стремлении занять лидирующее положение среди кубанцев", поэтому можно предположить, что это был именно Буряк. Дальнейшая его судьба не известна. Возможно он был представителем генерала Власова в Казачьем Стане Доманова. Во всяком случае ген.П.Н. Краснов находясь в Казачьем стане в мае 1945 г. упоминает некоего полковника Б. как представителя Власова. Причем этот полковник со слов ген.Краснова вёл себя неподобающе в отношении к немцам, которые были деморализованы после капитуляции о болтались по дорогам.

Может быть столь скудные данные о Буряке связаны с его службой в контразведке? Он негласно находился в самой гуще событий, в контакте с большинством упомянутой в вашей теме людей, но вместе с тем сведения о нём настолько скудны, что навели меня на мысль о некой "особой" его миссии в истории эмиграции кубанцев. Словом, знали его почти все, но упоминали единицы и то вскользь.

В литературе много написано о ККВ, его организации, о РОК и других организациях и формированиях где кубанцы принимали активное и решающее участие. Рассказано о боевых частях, походах, боях, обучении, пропаганде и политической жизни. НО! Нигде и никогда не затрагивалась тема о "рыцарях плаща и кинжала", тех кто обеспечивал разведку и контрразведку, безопасность в сложных условиях эмиграции и затем войны. Возникает вопрос: почему???

Может быть в доступных Вам материалах есть упоминание об этом человеке или ещё лучше имеются его фотографии?

 

С уважением,

Сергей

[Павел Стрелянов /К/]

...........................

Сергей

Отвечу Вам в личку. 

[Павел Стрелянов /К/]

Самой щепетильной темой нашей беседы была о курсе родиноведения, особенно о РОА. Для них перемена на 180 градусов (от изменника к герою) психологически очень трудна. Они бояться, что такой резкий переход может отрицательно повлиять на массовое вступление в наши ряды. На это я им ответил о моём личном мнении на эту тему: «Историю нужно всегда представлять искренно и справедливо, а не менять её постепенно пока народ не привыкнет к ней. Наша организация не стремится быть массовой, а наоборот – только те, кто смогут полностью принять нашу идеологию смогут войти в наши ряды». К сожалению, моя встреча с черноголовцами, также как и их первая встреча с ОРЮР, была очень короткой.

 

Также посетил научно-производственный комплекс Московского Института Электронной Техники. Директор завода Петр Ермолаевич Мотин показал нам все лаборатории и цеха завода. Во время посещения этого завода, мне особенно бросилась в глаза следующая надпись при входе в цех: «ДЕМОКРАТИЯ – это не только ПРАВА, это ОБЯЗАННОСТИ, ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, ДИСЦИПЛИНА». Очевидно, хоть в теории, но русские понимают «демократию» лучше американцев!

 

Самым возбуждённым моментом моей поездки была моя лекция в МЭИ на тему вихретоковых приборов и уникальной системы, разработанной мною и предназначенной для автоматической стабилизации качества индукционной термообработки металлических деталей (СКИТ). Идея системы СКИТ пришла мне в восьмидесятых годах.

Когда начально я предложил этот метод, американские специалисты надо мной посмеивались, говоря, что это идея «сумасшедшего русского» и что она принципиально работать не будет из-за высокой применяемой мощности индукционной системы, которая подавит чувствительность прибора. Это говорило, что американские специалисты вихревых токов не полностью понимают основ вихретоковых схем! В индукционном процессе закала оказывается, что большинство магнитных линий пересекают деталь, в результате чего получаются высокий коэффициент чувствительности, который гораздо выше, чем в вихретоковых приборах.

 

[Павел Стрелянов /К/]

На моей лекции присутствовали около 50 человек, большинство из которых были высококвалифицированные специалисты в области индукционной термообработки и контроля качества. Об этом во время моей лекции я не знал, кто был в зале, иначе это могло отрицательно повлиять на мою самоуверенность, узнав, что мои слушатели являются лучшими специалистами мира в области тематики моей лекции. Благодаря этой встрече, у меня установилась связь со многими учёными, которые окажутся очень полезными в моей деятельности в России.

 

Повторную лекцию я также прочёл сотрудникам Всесоюзного Научно-исследовательского Института Токов Высоких Частот (или ВНИТВЧ) в Шуваловском Дворце в Санкт-Петербурге. Это очень красивый дворец-парк. Сейчас в нём расположены лаборатории и своего рода музей, в котором представлены экспонаты работ института на поприще индукционной термообработки металлов, диэлектрической обработки пластмасс и бетонных изделий. Основателем этого института является академик Вологдин, который положил в основу метод контроля качества.

 

После окончания моей лекции, подошла ко мне кандидат наук Инга Щербакова и с восторгом рассказала, что метод системы СКИТ, на тему которого я только что прочёл лекцию, был темой её диссертации, которую она защитила около двух лет назад, раньше, чем я начал разрабатывать этот метод. Ей пришлось очень трудно снять данные с индукционного процесса. Для этого она засняла на киноплёнку инструментальную панель в течение одного цикла процесса закалки, и под увеличительным стеклом ей пришлось читать с каждого кадра фильма и записывать величины тока, напряжения и сдвига фазы, что заняло у неё около шести месяцев. Я же этот процесс записывал на компьютере в течение несколько секунд! Мне было очень интересно познакомится с её диссертацией и приобрести теоретическое объяснение, что происходит во время термообработки металла. Она мне обещала дать свою диссертацию, но, к сожалению, до сих пор её труды я не получил.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Мои друзья из Петербурга, Пётр Иванович Зорин и его жена Елена Петровна, которых я встретил в городе Латроб в Пенсильвании за год до моей первой поездки в Россию, и у которых я остановился во время моего пребывания в Петербурге, оказались отличными организаторами.

 

Они мне устроили встречи с капитаном крейсера “Аврора” и заведующим музеем в бывшем Константиновском Артиллерийском Училище, которое окончил мой отец в 1915 году.

 

Когда мы подъехали к «Авроре», которая стоит перед Нахимовском Училище, на трапе нас встретил дежурный и провёл в каюту капитану Алексею Алексеевичу Юдину. К этому времени подошёл к нам и Пётр Тищенко, один из руководителей ОРЮР в Петербурге.

 

Капитан провёл нас по всему кораблю, показывая достопримечательности его.

 

Особенно задержались мы в каюте, где выставлены исторические фотографии и рисунки, где капитан подробно рассказал об истории крейсера. Особенно интересно показалось мне, что капитан считает, что историческая роль «Авроры» в революции очень незначительная: «её единственная роль была сделать выстрел холостым снарядом, который послужил сигналом атаки на Зимний Дворец». Он считает, что крейсер, вернее его команда, сыграла гораздо большую роль во время немецкой осады Ленинграда, когда орудия были сняты с крейсера и действовали в обороне города от немецких танков. Между прочим, крейсер сейчас не способен двигаться, так как паровые котлы не действуют.

 

На крейсер была затрачена колоссальная сумма денег для его ремонта, который, главным образом заключался поставить дополнительный корпус из нержавеющей стали. Крейсер сейчас играет двойную роль: как музейный экспонат «великой революции» и для прохождения практики для кадет Нахимовского Училища, который находится против причала крейсера. Кроме котлов, всё оборудование и вооружение, зенитные и бортовые орудия, находятся в полной боевой готовности. Между прочим, во время осады, зенитные орудия крейсера защищали город от нападения немецкой авиации. После осмотра корабля, капитан Юдин пригласил нас к себе в каюту, где угостил нас кофе и пирожными. Петя Тищенко рассказал Алексею Алексеевичу о наших скаут-разведчиках. Он, с большим интересом, ознакомился с нашей брошюрой и особенно заинтересовался нашими законами.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Посетили мы и музей бывшего Константиновского Артиллерийского Училища, которое в советское время называлось «Ленинградское высшего артиллерийского командного ордена Ленина Краснознамённое училище имени Красного Октября». (Удивляешься советским умам, которые, очевидно, не были способны выражаться короткими фразами. Им трудно было убедить самих себя). Когда нас дежурный офицер провёл в музей, нас встретил с рапортом заведующий музеем в чине полковника, который оказался бывшим политруком училища. Меня такая встреча немного смутила! Но так как я оказался старше по возрасту, решил принять эту церемонию как подобающую.

 

 

К сожалению, в музее все выставленные экспонаты относятся к эпохе, начиная с революции. Оказалось что советский маршал (если не ошибаюсь, это был маршал Говоров) поступил в Константиновское Артиллерийское Училище на два года позже моего отца. В 1995 году это училище было переименовано в «Ракетный Кадетский Корпус».

 

 

 

Перед уходом директор музея попросил меня написать в почётной книге музея о моём посещении. Несмотря на то, что он мне «подсунул» какой-то стандартный текст, я написал от себя, выражая те чувства, которые меня покорили в тот момент. Я упомянул, что любовь к России привил мне мой отец, курсант училища и что я, следуя по следам отца, учился в Первом Кадетском Корпусе Великого Князя Константина Константиновича в Белой Церкви, в Югославии.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Во время пребывания в Питере, посетил Павловский Дворец, Эрмитаж, два раза был в Кировском театре. Следует отметить, что во время этой поездки, в Ленинграде предложил нам услуги по транспорту один знакомый Петра Ивановича Зорина. Нам было представлен «Мерседес» с шофёром, который нас возил по Ленинграду, что у всех вызывало особенное уважение ко мне.

 

В связи с этим, у нас произошёл довольно комичный случай. Во время одного спектакля в Кировском (кажется на «Лебедином Озере»), со мной рядом сидела немецкая пара. Во время перерыва, услышав немецкую речь, я разговорился с ними. Они оказались из Kîrchheim/Teck, откуда моя жена Сузи. Я им дал адрес сестры Сузи. При выходе из Павловского Дворца, когда я подходил к нашей машине, подбежала ко мне немка, с которой мы познакомились в театре, в восторге опять увидеть меня. После обмена несколькими фразами, мы уехали на «Мерседесе», и я совсем забыл об этом эпизоде.

 

Когда я вернулся в США, Сузи уже получила письмо от своей сестры, в котором она, по словам этой немки, описывает встречу с «очень влиятельным» родственником в России. Откровенно говоря, мне самому не была ясна причина такого внимания со стороны владельца «Мерседеса». Только позже выяснилось, что он хотел создать со мной «совместное предприятие», чтобы получить какие-то льготы от местных властей. Когда я спросил его о цели и деятельности этого предприятия, он ответил, «что это не важно – ему было важно иметь «бумагу».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Когда я уезжал из Ленинграда в Хельсинки, на вокзале меня провожала группа ОРЮР и несколько «шуваловцев» из ВНИТВЧ. К сожалению, я приехал на вокзал только за пять минут до отхода поезда, и переговорить с ними мне не удалось, но осталось чувство, что это только начальная поездка! Вот как я описал этот момент в «Скаут-Разведчике»:

 

 

 

«За пятнадцать дней моей первой поездки в Россию я почувствовал, что может быть я даже никогда и не уезжал из России! Мощность русской души и русской дружбы, которую я встретил в России и которую мы только знаем по разведчеству, конечно на Западе не найдёшь! И не смогли её убить даже 73 года кровавой диктатуры!»

 

 

 

К сожалению, во время моих следующих поездок в Россию (а их к 1995 году было уже одиннадцать), у меня сильно поменялось мнение о русских людях. Хотя люди с настоящей русской душой в России есть, но они в очень маленьком количестве. У большинства быстро привился подход «приватизации» и быстрой наживы, достигаемой любой ценой! Кровавой диктатуре коммунизма всё-таки удалось уничтожить истинную Россию. Немало нам всем придётся ещё потрудиться, чтобы восстановить настоящий русский дух и воскресить былую славу России.