Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Conell]

В 06.07.2023 в 00:39, Павел Стрелянов /К/ сказал:

Янушевский Александр Анатольевич – р. 24 дек. 1925 в Панчево, Югославия, учился в Первом русском КК. В Русском Корпусе с окт. 1941 в 4-м взводе 1-й юнкерской сотни 1-го полка, с середины 1942 доучивался в КК, 1944 в офицерской школе в Мюнзингене. С 1948 в Аргентине, умер в Буэнос-Айресе 25 июля 2022. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

10 часов назад, A_Yu сказал:

Фото Гамалия, кажется, есть на галлике.

На галлике несомненно есть. Как и в моем архиве, много опубликовано. 

[Павел Стрелянов /К/]

4 часа назад, Conell сказал:

 

Да, Conell, спасибо. А.А.Янушевский ушел последним... 

[Павел Стрелянов /К/]

Спали ночь на соломе очень хорошо. На следующий день прибыл обоз, дымилась приветливо издалека наша ротная кухня, на которой восседал возница, а рядом шли пешком, с винтовками за плечами, наши повара, Николай Алексеевич и его помощник, дедушка с белыми, как снег, усами.

Шабац, 23 и 24 ноября 1941 года. Около 10 часов получили разрешение выйти в город, кроме 23 и 24 наряда. Почистились, подтянулись, получили увольнительные и, отрапортовав дежурному, вылетели за ворота. Солнечный день заливал теплом город, мы весело гуляли по улицам, тянулись в струнку, отдавая честь офицерам, заходили в рестораны позавтракать. По сравнению с Белградом, в Шабаце цены на все были такими низкими, что наших скромных ресурсов хватало на лишнюю роскошь. Очень нас удивило то, что рядовые немецкие солдаты, проходя по улицам, старательно козыряли нам. Позже объяснили нам, что наши юнкерские погоны смахивали на немецкие унтер-офицерские. Это нам придало больше самомнения, в самом деле, ведь мы юнкера!

После обеда полковник Гордеев-Зарецкий вывел роту с велосипедами на осмотр, что дало возможность сделать фотографию роты в строю. Снова выпустили в город, а к семи часам вечера усиленно забегали связные, собирая роту. Приказано было всем собраться. И когда я летел к казармам, было уже поздно, рота с винтовками на плечо выходила из ворот. Пристроиться на ходу не мог, ибо не было винтовки. Я шел рядом по тротуару, наблюдая, как рота маршировала и пела. Пела рота хорошо, шли отлично, как один, мерно и четко раздавался шаг, правые руки, как одна, ходили до пояса, это было загляденье, и я с гордостью думал: моя рота, наша славная первая. Немцы, шедшие по улице, восторгались: «Sehr gut! Wunderbar!» (Очень хорошо! Прекрасно!). И немцы поворачивали и шли за ротой, любуюсь ею. Запевалы прямо заливались, и рота дружно подхватывала.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прохождение 1-й Юнкерской роты, в югославянской форме. Положение «Ружья в руку» 

 

[Павел Стрелянов /К/]

На перекрестке в центре города раздалась команда нашего полковника: «Рота! Тверже ударили ногу! Стой!». Рота, как монолит, ухнула, приставив ногу. Сверкнули штыки в свете электрических фонарей при приеме к ноге. Как один, звякнули приклады. Все замерло, замерли и мы, зрители, немцы стояли в упоении. Многие немецкие офицеры повылетали из ресторанов, чтобы наблюдать роту, когда она шла и пела. «Рота! Налево!» − и, как один, все повернулись налево. «Равняйсь! Стоять вольно». Ожидали прихода 2-го бата­льона с полковником Шатиловым во главе. Вскоре показался и он.

«Рота! Смирно! Начальник справа, слушай на кра-а-ул! Ать, два, три». Мерно отчеканили прием, повернули головы. Все любовались и восторгались видом этой монолитной массы, которая сейчас жила одним духом, одной волей. Из 2-го батальона прошла только одна рота с полковником Шатиловым. Сейчас же за ней полковник Гордеев-Зарецкий повернул роту и направил в казармы.

Но в тот вечер рота превзошла саму себя. Один немецкий майор разыскал нашего полковника и долго жал ему руку, поздравлял со счастьем иметь такую роту и благодарил за предоставленную возможность полюбоваться ею: «Я б отказался от батальона, только чтобы иметь такую роту, я много видел хороших рот в моей жизни, но такой − ни разу!». Это рассказывал Ваня Пиноци, который был переводчиком. В тот же вечер я получил два наряда вне очереди за отсутствие в строю. Строго, но зато я мог любоваться и восторгаться нашей ротой, и эта картина врезалась в мою память на всю жизнь.

[Павел Стрелянов /К/]

Рота 2-го батальона 1-го полка, в югославянской форме  

 

[Павел Стрелянов /К/]

На другое утро 2-й батальон отправился дальше в направлении Лозницы, а мы остались, и день был проведен в приготовлениях к походу, чистке велосипедов и оружия. Подъем был в пять утра, и уже в шесть мы оставили Шабац позади.

Дорога была препаршивая, грязь налипала на колеса, и трудно было ехать. Груженые мы были порядочно, у всякого ранец на багажнике. Но, конечно, 2-й и 3-й роте досталось больше: не только груженые, но и шли пешком. Не завидовали. Двигались мы тоже в направлении Лозницы по Мачванской долине, резко бросались в глаза сожженные села со следами недавних боев. Многие из жителей спаслись бегством и теперь постепенно возвращались домой.

От Шабаца до Лозницы 58 километров, и было решено покрыть это расстояние в два перехода. Мы должны были заночевать в Новом Селе, а вторая и третья роты − в Прнявере, что на 4-5 километров ближе к Шабацу.

Мы были своего рода охраной батальона, его авангардом. В Новом Селе побывала немецкая карательная экспедиция, жители были запуганы донельзя. Приехали туда к 14 часам и расположились в селе, заняв круговую оборону. Нашему отделению досталась честь охранять главную дорогу и в то же время квартиру ротного командира.

Свободные от наряда начали беспокоиться о пище. Люди молодые, рты большие, а желудки объеми­стые. С Юрой пробежали до соседней хаты к перепуганной до смерти нашим появлением бабе. Заказали сготовить пищу на 11 человек. Через два часа появился гуляш из курятины, прекрасно приготовленный. Баба была поражена и изумлена, когда мы ей заплатили, она начала было отказываться, но все ж протянула руку за деньгами. Появилась сливовица (Водка, которую гонят из слив в Сербии. Очень приятная и питкая), и ужин получился прекрасный. Наш бедный командир отделения уделил излишнее внимание как одному, так и другому, так что через некоторое время платил дань за свою прожорливость.

[Павел Стрелянов /К/]

1-я Юнкерская рота на привале, в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Ночь была холодная, мрачная, моросил мелкий, как пыль, дождь. Сыро, холодно. Начался ночной пост. Я стоял вместе с братом. Вторично смену несли от восьми до 12 ночи. Заняв пост под деревом, наблюдали за дорогой. Проехал грузовик, остановили, осмотрели, все в порядке. Где-то далеко постреливали, мы тоже были наготове, ибо роте сообщили, что в 5-6 километрах от нас стоит большая группа партизан, человек 300-400. В конце села вдруг залаяла собака, как раз в том направлении, откуда их можно было ожидать. За ней рядом залилась другая, лаяли зло, с хрипотцой, и визжали злобно, как будто их кто-то бил или собирался бить.

Мы были наготове, чутко прислушиваясь, всматривались в темноту. Темень была кромешная, только на фоне неба виднелась верхушка высоченного дерева, стоявшего на другой стороне дороги. Мы присели, чтобы лучше видеть. Вдруг Юрка тихо толкнул меня, шепнув: «Слышишь?» Я вслушался, сквозь шелест опавших листьев ясно донеслось чавканье шагов по грязи. Мы притаились, ожидая. Чавканье все приближалось. Кто-то крался шаг за шагом, стараясь не выдать себя. Был ли это житель села, возвращавшийся домой после бегства от немцев или партизан, Бог знает.

«Снимай с предохранителя, − шепнул я брату, − подпустим к дереву и бей по звуку». Тихо щелкнули предохранители. Чавканье мерно продолжалось, приближаясь с перерывами, и, определив по звуку, что человек уже напротив дерева, я выстрелил, и рядом сверкнул огонь  из винтовки брата. Ослепленные выстрелами, мы  услыхали,  что человек побежал назад. Вдогонку брат послал еще одну пулю. «Брось! − сказал я, − все равно не попадешь». «Ах, сволочь, − шептал брат, − жаль, что не попали».

Послышалась хлопанье командирской двери. «Что такое?! Кто стреляет?!» − донесся до нас голос полковника Шестаковского, нашего ротного писаря. «Все в порядке», − ответил я зло, и вдруг позади нас сверкнуло пламя выстрела, и пуля противно свистнула над нашими головами. «Прекратить огонь!! Кто стреляет?!» − раздался голос командира роты.

Он подошел к нам, и мы объяснили, в чем дело. А насчет выстрела сзади оказалось, что пол­ковник Шестаковский, услыхав мой ответ, что все в порядке, хотел поставить на предохранитель, забыв, что в руках у него не русская винтовка, а сербская, и случайно выстрелил. Хорошо, что высоко. И тут началась ошибка за ошибкой, сказывалось поверхностное обучение.

[Павел Стрелянов /К/]

На посту. Часовые в югославянских мундирах

 

[Павел Стрелянов /К/]

Караул выскочил уже после того, как командир роты побывал около нас. «Что? Что случилось?» − раздавались голоса спросонья. Хлопали, открываясь, двери других хат, выходили люди, горел свет, и они так четко вырисовывались в дверных проемах, представляя собой прекрасную цель. В конце концов, прибыла помощь. Юнкера Боде и Тархан-Муравов вели под руки, как духи гоголевского Вия, нашего отделенного командира.

«Я ничего не вижу, − говорил он дрожащим голосом, − абсолютно ничего!» Принесли фонарь, сбежались юнкера других отделений и всей толпой отпра­вились 8-10 минут спустя искать бежавшего врага. Я, насколько был неопытен, все ж старался идти обочиной дороги, избегая попадания в свет фонаря.

О Боже! Мы были похожи на толпу нищих, потерявших свою общую суму и рыскавших по дороге в поисках. Поискали, мы побродили, потревожили собак и вернулись назад с пустыми руками. Но успели по дороге окрестить меня и брата «небесными стрелками». Пусть будет так, товарищеская шутка незлобна, но рота должна была бы благодарить Бога, что не случилось на нас нападения. В ту ночь я извлек из всего происшедшего правила на будущее:

1.   Присядь в темную ночь, на светлом фоне неба лучше видишь.

2.   Пока караул очухался, нас бы забросали ручными гранатами прямо в комнаты.

3.   По тревоге свет не зажигай, а выскакивай прямо без света. Свет тебя делает хорошей мишенью или указывает, в каком ты доме. Выскочишь со света в ночь, и она всегда намного темнее.

4.   Не иди толпой, а посылай разведку в 3-4 человека, и то по обочинам дороги.

5.   Разведке фонарей не давай, ибо ее резанут так, что она не успеет и очухаться, как кто-нибудь заплатит головой.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В походе, чины роты в югославянской форме

 

[Павел Стрелянов /К/]

Выяснилось, что наш командир отделения страдал куриной слепотой, которую он пытался скрыть. Батальонный врач прописал есть в больших количествах печенку. Через пару недель наш корнет узрел ночь во всей ее красе. И кличка Вий так и не прилипла, но вспоминалась.

Изо всей кутерьмы той ночи вывод простой: прекрасно ходили в строю. Пели прекрасно, на то и была дана нам кличка − Оперетка. Ружейные приемы − прямо загляденье, но! Для боя мы были неопытны, в особенности для боя с пар­тизанами, то особый бой. Много нам было нужно еще учиться, чтобы со временем все наладилось. Нужен был опыт. И немалый: боевой!

            Остаток ночи не спали. В семь утра двинулись дальше на Лозницу. По дороге были слухи, что второй батальон имел бой, но с кем и где − неизвестно. Прибыли в Лозницу, нас расквартировали. Заняли бывшую гимназию, здание которой вместе с церковью доминировали над городом. Прибыли уставшие, грязные как черти. Привели в порядок велосипеды, мы начали их втихомолку уже проклинать. Вычистили оружие и все завалились спать, кроме дежурных, им мы не завидовали.

            Лозница. 26 ноября 1941 года.

Спали до 4 дня, затем была побудка. Свободные от нарядов приготовились выйти в город. Нас предупредили, что четники хоть и действуют вместе с нами, но смотрят враждебно. Рассказывали случай с полковником Шатиловым. Он шел по улице в сопровождении двух ординарцев и повстречался с четниками. Те, подвыпившие, подошли к нему и начали его о чем-то спрашивать, а потом ругать. Полковник спокойно повернулся к ординарцам и сказал: «Отодрать», − и вмиг четники были взяты в работу нагайками. Говорят, они едва ушли после лупцовки и после этого присмирели. Всем нам это понравилось: «Правильно! Так и надо!».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Корпусник среди четников

 

[Павел Стрелянов /К/]

Брат, Сакович (Слоник Мока) и я вышли вместе в город. Городишко был неважный в то время, грязный, жители запуганные. Погуляв, зашли в ресторан и поужинали, выпили вина. Не знаю, почему все мы, молодежь, оторвавшись от родительской опеки, старались доказать свою взро­слость питием алкогольных напитков. Ресторан и вино. Ну, хорошо! Рес­торан − чтобы поужинать, поел и хватит. К чему вино?! Нам во вред! Кстати сказать, наша ротная кухня ох как хорошо готовила!

Вернулись. Под влиянием вина и усталости я завалился спать и сразу крепко заснул. Подняли нас рано, чтобы двигаться дальше. Часа два спу­стя мы катили в направлении Бани Ковылячи. Местность выглядела довольно уныло из-за глубокой осени. Прибыли, постояли в парке, пока нам не отвели квартиру. Расположились мы в отеле, выдали нам каждому по матрацу, и легли мы на полу.

27 ноября 1941 года. Баня Ковыляча (знаменитый курорт в Сербии, с целебными минеральными источниками, в том числе горячими. Множество людей из разных стран Европы приезжали туда лечиться), как курортное место тогда пустовала, было скучно и уныло, делать было совершенно нечего. Переспали ночь.

Наутро неожиданно ударил мороз, лужи сковало льдом, землю тоже затя­нуло, ни печей, ни дров, ни угля. Было холодно. Начали ходить слухи, что пойдем в наступление по горам, освобождать городок Крупань. Стали готовиться, заново осматривали оружие, чистили, смазывали.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

1-я Юнкерская рота, 3 взвод. Слева направо: И.Ордовский-Танаевский, Р.Сакович, Г.Плескачев, В.Сапронов, А.Рибас, на корточках О.Плескачев

 

[Павел Стрелянов /К/]

К вечеру при­шел неожиданно приказ нашему 3-му взводу приготовиться. Мы радостно готовились, ожидая, что будет боевая задача, но как мы были разочарованы, когда узнали, что будем сменять немцев, стоявших по бункерам вокруг Бани Ковылячи. Вот те раз! И боевой поход пропал, и боевая задача из-под носа ушла. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, на бункерах стоять. Тьфу! А некоторым полковым матушкам букеты нецензурные посылали. Но ругайся не ругайся, а исполнять надо.

Трем отделениям приказано было занимать бункера, а одно отправить для связи с полковником Шатиловым, за 12 километров от Бани Ковылячи и километра три-четыре в горы. Этим отделением оказались мы. Радость сгладила недавнюю горечь, и мы дружно принялись готовить своих «коней» к походу.

Прибыл командир взвода капитан Ряснянский, который распределял отделения по бункерам, и мы двинулись на задание. Ночь была лунная и морозная, ехали легко и быстро. Все время ожидали нападения. Обог­нали под конец дороги обоз 2-го батальона. Часом позже пришлось сворачи­вать с шоссе и ехать проселочной дорогой к штабу батальона. Как прибыли на место, капитан Ряснянский ушел к батальонному командиру Шатилову. Вернувшись, сказал, что остаемся до утра по приказу батальонного, ехать нам назад ночью опасно, ибо шайки партизан стали передвигаться только по ночам.

Сын полковника Шатилова был у нас в отделении, и он издействовал у папаши для нас всех ужин, дали хлеба, консервы и сыру. Кое-как согрелись и завалились спать, спокойно, как спит только молодежь. Встали рано и ехали по морозу, пока не развезло дорогу.

[Павел Стрелянов /К/]

1-я Юнкерская рота 1-го полка на походе. Впереди капитан Ряснянский, рядом корнет Борисов, за корнетом идет юнкер Б.Тархан-Муравов. Чины роты в югославянской форме  

 

[Conell]

10 часов назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

1-я Юнкерская рота 1-го полка на походе. Впереди капитан Ряснянский, рядом корнет Борисов, за корнетом идет юнкер Б.Тархан-Муравов. Чины роты в югославянской форме  

 

Доброе утро, Павел Николаевич! Капитан Ряснянский - это Борис Николаевич ?

[Conell]

10 часов назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

1-я Юнкерская рота, 3 взвод. Слева направо: И.Ордовский-Танаевский, Р.Сакович, Г.Плескачев, В.Сапронов, А.Рибас, на корточках О.Плескачев

 

Ордовский-Танаевский Игорь Константинович (1916-1996).

[Павел Стрелянов /К/]

10 часов назад, Conell сказал:

Доброе утро, Павел Николаевич! Капитан Ряснянский - это Борис Николаевич ?

Добрый день. Он самый, артиллерист Великой войны.

[Павел Стрелянов /К/]

9 часов назад, Conell сказал:

Ордовский-Танаевский Игорь Константинович (1916-1996).

 

Да, спасибо, Conell.

[Conell]

28 минут назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

Добрый день. Он самый, артиллерист Великой войны.

Спасибо, Павел Николаевич!

[Павел Стрелянов /К/]

4 часа назад, Conell сказал:

Спасибо, Павел Николаевич!

Не за что.  

 

[Павел Стрелянов /К/]

28 ноября 1941 года. Прибыли без происшествий в Ковылячу. Интересно, что по дороге мы не видели ни одного жителя. В Ковыляче узнали, что весь батальон ушел в три часа ночи в направлении Гучево и движется на Крупань. Нас отправили на виллу Бранко занимать бункер. Сме­нили там 2-е отделение. Расположились по комнатам.

Жить там было сплошное удовольствие. Пружинные кровати, прекрасная мебель, печи, дрова, полный комфорт. Питались с ротной кухней, которая осталась при нас. Бункер был из бревен, сверху засыпан землей против пуль и бомбометов. Хорошо сделан и крепко сшит. Стояла внутри печь с запасом дров, бойницы имели стеклянные подвижные рамы. По ночам топили так, что печь прямо ревела. Заходили в гости часовые-немцы, чтобы погреться, и мы упражнялись в немецкой «мове».

Так прошло два дня, а на третий день − тревога, содрогнуться можно: у Саковича обнаружили вшу. Я сейчас смеюсь, вспоминая, но тогда я даже не знал, как она выглядит, и все страшно боялись ее. Сакович выкинул рубашку (о чем через неделю очень жалел), так и не показав никому, сты­дился парень. Он, видно, подхватил ее с кровати, где располагались до того немцы. О, ужас! К вечеру Тархан-Муравов сообщил брату и мне по секрету, что у него тоже вошь. Мы с братом заинтересовались: «Покажи да пока­жи, как выглядит?!». Показал. В своих кальсонах.

Я, от души желая добра нашему другу и товарищу (мы с братом очень с ним дружили, милейший парень был), посоветовал ему: «Бросай, брат Борис, кальсоны к чертовой бабушке!» − и он тайком через окно выбросил их в сад. На следующий день, сменяя его на наружном посту, вижу, что друг Борис стоит сам не свой, затянув полы шинели меж ногами, спрашиваю: «Что случилось?» А он в ответ: «Посоветовал выбросить, так вот стою на морозе и буду­щее мое потомство от него сберегаю!». Долго он искал в саду свои каль­соны, но, видно, на них охотник нашелся, дали другу Борису из ранца новую пару для сохранения потомства и телесного уюта.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Корпусники в горах, в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Долго в тот вечер сидела наша «шайка» под звук гитары, на которой бренчал Стамбуровский, и решала капитальный вопрос: откуда берется вошь? После многих предположений пришли к выводу, что вошь берется от того, что мы целую неделю не купались. Решив сей вопрос, мы облегченно вздохнули. О, юность беспорочная! Что бы сказал корнет Борисов, распекавший Саковича за выброшенную рубашку, если бы узнал, что через две-три недели мы все будем щелкать их, не считая!

Но в первый раз это была трагедия, бедный Слоник два дня ходил как в воду опущенный, как прокаженный, и, конечно, ему было бы легче, если б он знал, что и Борис такой же. Но эту тайну мы, давши слово, хранили.

30 ноября 1941  года. На следующий день нашего несения караула ровно в обед, когда мы собирались есть прекрасный гуляш из курятины, который приготовил корнет Боде, прибыли вернувшиеся из похода немцы. Пришлось, так сказать, есть на ходу, и собираться назад в отель. Часа три-четыре спустя пришло приказание – идти на Лозницу, ибо батальон уже там. Взвод собрался и поти­хоньку пустился в путь на своих «рысаках».

В Лознице все кишело от вернувшихся с похода частей. Только часть нашего батальона осталась в Столице. Среди вернувшихся были немцы и четники. Моментально начались расспросы о результатах похода и страшно сожалели участники похода, что нас там не было. Батальон выступил из Ковылячи в направлении Гучева (очень высокая гора, использовавшаяся как командный пункт, над окрестностями Лозницы), взяв крутой подъем, причем пришлось изрядно попотеть, пошли по хребту в направлении Крупня. Приблизительно около полудня заметили колонну партизан, идущих по соседнему гребню. Началась перестрелка на большом расстоянии. Наши, будучи первый раз под пулями, тоже патронов не жалели, пока корнет Боде-отец (командир отделения 2-го взвода), не наладил огонь из наших легких пулеметов. Это, видно, партизанам не понравилось, ибо сейчас же ретировались.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Слева направо: корнет Н.Борисов, полк. М.Т.Гордеев-Зарецкий и корнет В.В. де Боде-ст., в югославянской форме  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Батальон продолжил движение дальше, как вдруг с одной горки раздались крики по-сербски: «Чекайте! Чекайте!» (Подождите! Подождите!). С горы прямо на нашу роту бежал человек в крестьянском одеянии с белым скатанным одеялом через плечо, вооруженный винтовкой. На ходу кричал: «Братья русские, подождите, подождите!» Подбежал и с волнением стал говорить: «О, братья русские, сколько времени мы вас ждали, идемте со мной, я вам укажу дорогу! Вот дадим перцу немцам!» Он, очевидно, нас принял за советские войска, а красная звезда у него на шубаре (папахе) свидетельствовала, что он партизан.

Как он был поражен, когда корнет Янушевский сбил его наземь ударом кулака и обезоружил. «Так вы не Советы», − повторял он все время, бессмысленно глядя на нас. Сняли у него с брюк пояс и начали обрезать пуговицы, чтобы не мог бежать, если задумает вдруг, и кто-то, походя, пошутил: «Да вырежьте ему …!» Партизан понял и с криком: «Не надо!» − бросил­ся кубарем под откос, но тут грохнул залп по нему, и он так и остался лежать, уставившись в небо, как будто спрашивая, зачем все это.

Ночь провели в одной избушке в горах, дрожали как цуцики от холода, но зато поели хорошо. Крестьяне из окрестных сел давали все, что могли, для еды. На следующий день, окружив Крупань, вошли в него. Партизан не было. Освободили одну маленькую часть немцев, которая дралась там, окруженная, в течение трех дней. Пробыв там сутки и делая глубокие разведки, пошли назад.

В тот вечер читали приказ батальонного командира полковника Жукова, начинавшийся по обыкновению с Апостола, в котором он благодарил за совершенный поход и в знак внимания дал нам сутки отдыха.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Командный состав 1-го батальона 1-го полка. В центре, 2 ряд, командир полк. С.А.Жуков, рядом справа полк. Б.М.Иордан 

 

[Павел Стрелянов /К/]

День провели отлично, и к вечеру отдан был приказ собраться к завтрашнему дню. Велосипеды оставляли, кроме одного взвода, на следующий день грузили подводы провиантом и боевыми припасами, узнали, что будем двигаться на Столицу вместо 2-й роты. Закончив работы по погрузке, поужинали в каком-то тщедушном ресторанчике, но на безрыбье и рак рыба.

Столица, 4 декабря 1941 года. Столица отстоит от Лозницы на 26 километров. Погода была     паршивая, дождь, туман, сыро и холодно. Дороги развезло, и поэтому выступили рано, чтобы вместе с обозом к вечеру поспеть к месту назначения. Шли сперва по шоссе на Валево. Шоссе хорошее, шли легко, обоз не отставал. Впереди болтался взвод на велосипедах, наш дозор. Прошли семь-восемь километров, и пришлось сворачивать на проселочную дорогу. Дорожный указатель гласил, что до Столицы еще 26 км. Как же так? Лозница – Столица − 26 км. А тут снова то же расстояние. Что-то не то. Но не надо унывать. И вот на этой дороге начались наши мучения. Грузные подводы вязли в мягком грунте, пришлось вытаскивать, толкать, вскоре, часа через два, кони выбились из сил.

Вопрос этот мы решили, подойдя к первому селу. Наняли подводы на волах, разгрузили, облегчив, наш обоз и двинулись дальше легко. Дорога шла в гору. Повсюду встречали нас свидетели недавних боев – сгоревшие дома, по обочинам дорог возле поселков − большое количество могил, запуганные жители, которые очень пострадали во время карательных экспедиций. Близилась Столица. Надвигалась ночь и заставляла ускорить  движение, ибо в ночное время дорога становилась опасной из-за своих обрывов и крутых поворотов. Перед Столицей разделились: обоз с прикрытием двинулся по дороге, а мы, срезав путь, прямо к Столичному посту, что стоял высоко на горе. Видны были уже часовые, прохаживающиеся над обрывом. Я обогнал всех во время подъема и первым оказался около поста 2-й роты.