Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Юнкер Русского Корпуса в югославянской форме

 

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал Ф.Э.Бредов в 1-й Юнкерской роте 1-го полка. Все чины в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

1-я Юнкерская (самокатная) рота 1-го полка. Все чины в югославянской форме. Банница, 1941 г. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

о. Никон Рклицкий и ген. Штейфон 

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Церковный праздник в присутствии ген. Скородумова (первый слева), ген. Крейтера (в центре, в штатском) и русской эмиграции 

 

  

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Данный фотоснимок размещал выше. Сейчас установил еще одного небезинтересного офицера. Сидит первым справа с СГ4, Степным походом и "птичкой" НКУ: Болдырев Сергей Владимирович - р. 1890, казак ст. Раздорной ОВД, НКУ 1911, офицер 1-го Донского каз. полка, орден Св. Георгия 4 ст. (10.11.1914). В Донской армии, в Степном походе, в конвое Донского Атамана, полковник. В эмиграции в Югославии, воспитатель и преподаватель Донского КК, с 1925 во Франции. В РК в 1-м полку, с 1943 командир 3 роты 4-го полка. В 1948-58 составитель "Казачьего Исторического календаря", умер в Кливленде в 1957.  

 

 

  

 

 

 

[Conell]

12 минут назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

Данный фотоснимок размещал выше. Сейчас установил еще одного небезинтересного офицера. Сидит первым справа с СГ4, Степным походом и "птичкой" НКУ: Болдырев Сергей Владимирович - р. 1890, казак ст. Раздорной ОВД, НКУ 1911, офицер 1-го Донского каз. полка, орден Св. Георгия 4 ст. (10.11.1914). В Донской армии, в Степном походе, в конвое Донского Атамана, полковник. В эмиграции в Югославии, воспитатель и преподаватель Донского КК, с 1925 во Франции. В РК в 1-м полку, с 1943 командир 3 роты 4-го полка. В 1948-58 составитель "Казачьего Исторического календаря", умер в Кливленде в 1957.  

 

 

  

 

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

3 минуты назад, Conell сказал:

 

Да, спасибо. Фотографии памятников многих корпусников у меня имеются. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прошел нудно январь, то на постах, то в редких разведках, снегу навалило выше колена, так что разведки всегда были коротки, и очень утомляла ходьба по снегу. Скука и вши.

В начале февраля под вечер с Сопки с деревом посыпались в равных промежутках выст­релы. Выскочил сразу патруль на помощь. Застали на посту Тархан-Муравова Бориса и с ним Лебединского Олега. Борис лежал на снегу, раненный в ногу выше колена. По рассказам обоих выходило, что неожиданно раздался выстрел и Борис упал. Кто стрелял? По их словам, кто-то подкрался и выстрелил. Так как никто не появлялся на помощь, Лебединский стрелял каждые полминуты. И был услышан. Тархана сразу отнесли в лазарет к доктору Мееру. Брат и я были опечалены, наш хороший друг − и с ним такое несчастье. Врач говорил, как потом узнали, что рана тяжелая, сильно задета кость, и дело может кончиться ампутацией ноги. Борис на следующий день был отправлен в Лозницу на лечение.

Забегу вперед, расскажу о его судьбе. Из Лозницы Бориса отправили в Белград, и там он попал в немецкий военный госпиталь. Рана оказалась тяжелой, с осколками кости, рекомендовали ампутацию, но один молодой врач, пожалев Бориса, взялся его вылечить.

Сам Борис мне рассказывал, когда я с ним встретился в 1943 году: «Ты знаешь, Олег, что в 1942 году было затишье в военных действиях, это дало возможность врачу посвятить мне внимание и время. И когда он убедился, что есть возможность закончить с успехом ле­чение, отправил меня в Германию к специалистам. Я пробыл там около года, вылечили меня, научился «балакать» по-немецки и, вернувшись в Корпус, состою в группе переводчиков». Позже я встретился с ним в Венесуэле.

 

 

Изменено 30 июля, 2023 пользователем Павел Стрелянов /К/
Фото отдельно с пояснительным текстом

[Павел Стрелянов /К/]

Стоят слева направо: В.Сапронов, А.Рибас, Б.Тархан-Муравов, В.Николаев, В.Сахаровский кормит ротную боевую собаку Ваньку. Все в югославянской форме Столица, январь 1942 г.  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Пропущено описание празднования Нового 1942 года: 

Новый год удался на славу. Стрелять было строго запрещено, и виновным сулили карцер на пару суток и без отопления. Держи, брат, ухо востро и не поддавайся искушению. Но придумали кое-что другое. В инвентаре рудника Столицы (кажется, антимония, поэтому немцы им так дорожили) был карбид, мы с разрешения начальства взяли его и под моим руководством (был я опытным шахтером в свое время) нашли большую жестяную банку с крышкой. Проделали в банке маленькую дырочку, заложили немного карбида, подлили воды и закрыли наглухо банку. Карбид от воды шипел и растворялся, создавая газ. Подождав немного, подносили на палке горящую бумагу к дырке, и раздавался могучий взрыв всем на радость. Единственно было плохо то, что после выстрела долго приходилось искать крышку банки.

Но брат и я не веселились на Новый год, были в наряде на 24 часа и, стоя ночью на посту, слушали, как бабахала банка и кружилась в ночи бравая застольная песня веселых юнкеров:

Налей, налей бокалы полней,

Пусть наша семья соберется тесней,

Пусть наша семья соберется тесней.

И могучий бас Коли Морозова выводил дальше:

Не два века нам жить,

А полвека всего.

Так зачем же тужить?

Наливайте ж вино!         

И хором дальше:

Налей, налей

Бокалы полней!

И слушали на посту, как друзья пели «Барыню», и звонкий тенор плыл в ночи, будоража:

Я страдала, страданула,

С моста в речку сиганула

За тебя, за дьявола,

Целый час проплавала!

И ухала «Барыня», а мы на посту приплясывали, каблуками постукивали, Дед Мороз за ноги хватал умело. Но знали: придет смена, и мы, прибыв в караулку, получим рождественские яства. На выпивку был запрет, ни рюмки, судьба и жизнь друзей зависели от чуткости и бдительности караула. Это была высокая честь и ответственность. Но не все понимали это.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Так вот, случай с Борисом насторожил всех, дело к весне идет и партизаны просыпаются, держи ухо востро и палец на курке. В начале марта месяца получили письмо от мамы, письмо тревожное для нас. Мама упала и сильно повредила себе руку, а Владимир Михайлович Ломберг очень плох, почки больны. Держали с братом совет, что делать? Как помочь? Я предложил обратиться к полковнику Гордееву-Зарецкому с письмом в руках и пробить отпуск. С тем, чтобы Юра поехал. Юра отказался. «Олег, − сказал он мне, − езжай, у тебя больше сноровки».

Обратился к полковнику Гордееву-Зарецкому с просьбой отпустить меня вне очереди в отпуск по причине болезни матери. Он, мило улыбнувшись, сказал мне, что когда вернется очередной юнкер из отпуска, тогда мы и поговорим.

Прошло дней восемь-девять, вернулся Анатолий Рибас из отпуска. Я, радостный, разлетелся к ротному командиру. Принял он меня сухо и, сказав, что подумает, отпустил меня. «Что случилось?!» − думал я и, придя в барак, поделился моей тревогой с братом и Виктором Сапроновым. «Олег, − сказал мне Виктор, − не удивляйся, была уже пара случаев, что уезжали и не возвращались, так он побаивается, что вся рота разъедется, и принимает меры».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Экспедиция против красных партизан, чины в югославянской форме

 

[Павел Стрелянов /К/]

К концу февраля я снова пошел проситься в отпуск. Комроты меня принял и с раздражением сказал: «Все просятся, а возвращается мало кто!» Я отвечал: «Господин полковник, так брат же мой остается, что вы, думаете, я его брошу? Мать нуждается, и если не я, так пускай брат мой едет!» Гордеев-Зарецкий посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Езжай, я не знал, что ты такой напористый».

Приготовления к отпуску времени много не заняли, и я с котомкой продуктов для мамы и винтовкой за спиной, распрощавшись с братом и друзьями, двинулся с первым транспортом на Лозницу. Прибыв в штаб нашего полка и получив соответствующие бумаги для отпуска, с автомобильным транспортом доехал до Шабца, а там уж как полагается, в железнодорожном вагоне с пыхтящим паровозом катанул в Белград.

Радостно обнимала меня мать, прижавшись головой к моей груди. Целовала меня, утирая слезы радости, и я, склонившись, целовал ее. И она, отступив, осматривала меня и, всплескивая руками, приговаривала: «Как ты вырос! В отца пошел!» Мама была маленького роста. «Ну, мама, − говорил я, − ты бы на Юру посмотрела, он на полголовы выше меня!»

Разделся, сели, и начала мать моя рассказывать о жизни в Белграде, о своих недомоганиях, и грустно я на нее смотрел, похудевшую, с черточками горя на лице, и только решительный взгляд ее и твердый голос говорил, что еще есть у этой маленькой женщины порох в пороховницах и много силы воли.

Постучав, появился Владимир Михайлович, сказав, что услышал шум и решил проверить, все ли в порядке. И горестно мне стало, когда увидел я, что осталось от этого крепкого когда-то мужчины. Привезенная еда, дар брата и друзей, создала теплую обстановку во время ужина. И потекли рассказы обо всем и вся. Владимир Михайлович очень жаловался на свои недомогания из-за почек, на нехватку лекарств и безработицу. Спасался, давая уроки, и черчением планов.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Юнкерская рота 1-го полка, отправка в отпуск. Лозница 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В один из следующих дней, вопреки протестам мамы, я отвел ее к знако­мому врачу, чтобы установить, в чем болезнь ее. «Не беспокойтесь, − ска­зал он мне, − истощение плюс нервы, улучшить питание, а для нервов дам успокоительного, и она быстро поправится».

Через пару дней, после поку­пки продуктов, был я на Баннице, где располагалась штаб-квартира нашего Корпуса, осведомился, где отделение о заботах для родителей корпусников, с просьбой помочь продуктами питания и дровами с углем. Оказывается, с нашим уходом на стоянки мама то ли потеряла связь, то ли вовсе не знала о создании отдела помощи родителям корпусников.

Кстати сказать, накануне моего возвращения в полк прибыла помощь и с питанием, и с отоплением. Немного спустя Владимир Михайлович прихворнул с почками, и я в нашем корпусном лазарете с трудом достал нужное лекарство. Вечером того же дня в разговоре с ним я спросил его о дальнейшем его лечении. После его неопределенного ответа меня осенила мысль, которую я ему немедля и высказал: «Владимир Михайлович, запишитесь в Корпус, и если со здоровьем будет плохо, вам обеспечен корпусной лазарет». Владимир Михайлович смутился, сказав: «Подумаю». Я знал, что он всегда был против военщины, и это предложение било по его убеждениям.

По некоторым адресам отнес письма родителям моих друзей, которые, воспользовавшись моим отпуском, послали их со мной. И других я не забыл. Решил навестить Тутуньку Стамбуровского, который был спешно вызван родителями через штаб Корпуса. Причина: единственный сын и мало­летний. Помню, как плакал он, не желая оставлять роту и друзей, но, воленс-ноленс, пришлось уехать.

 

  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Корпусной лазарет

 

[Павел Стрелянов /К/]

Так вот решил я его навестить и вспомнить с ним, как мы балагурили. Особенно он с братом моим знался, однолетками были оба.

Через корпусную канцелярию узнал адрес и явился к ним нежданно-негаданно. Родители сухо приняли меня, но, видя радость сына, потеплели, особенно отец. Видно, Тутунька ему рассказывал о нас. Провел хорошо у них время, а когда собрался уходить, отец его спросил меня, когда я уезжаю назад в полк, и просил непременно зайти к ним перед отъездом.

За эти дни, что я был дома, мать моя знатно поправилась, и улыбка почти не сходила с ее лица. Я помогал ей, ходил с ней на базары и в магазины. Был забавный случай. Выходя с мамой из лавки с покупками, встретились с ее знакомой дамой: «Ах, Клавдия Михайловна, какая встреча! Как вы?! Да какой у вас чудный денщик, как вы его добыли?»

Она была очень смущена, узнав, что сын и денщик к ее услугам. Рассказывая Владимиру Михайловичу об этом случае, мама, смеясь, говорила, что не у всех матерей такие денщики-сыновья. Но одно меня тревожило: мне не хватало чего-то, и на днях осознал: не хватало моих друзей по роте. За эти короткие месяцы я так привык вращаться среди нашей всегда веселой и неунывающей компании, что мирная домашняя жизнь не удовлетворяла меня. Мне нужен был простор, хотелось быть в своей юнкерской, солдатской среде, где я себя чувствовал в своей тарелке. Было стыдно сознавать это, но, видно, Бог создал меня таким, и этим доводом я утешал себя.

Пару лет спустя, в конной разведке, в которой я принял горячее участие, вечером у костра старый седой казак сказал мне: «Киргиз сидит в тебе, молодчик, сдерживай его, не то нарвешься».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Казачий взвод 1-го полка. Все чины в югославянской форме

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Дни шли за днями, отпуск мой кончался, мама грустила, но держала себя в руках, готовила брату и мне яства и кое-что на дорогу. Накануне отъезда, как обещал, посетил я семью Стамбуровских. Приняли меня очень хорошо, и после ужина перед моим уходом отец Тутуньки попросил меня пройти с ним в соседнюю комнату, чтобы он мог сказать мне что-то. Я прошел с Тутунькой вместе.

Вошли, оказалась Тутунькина спальня. Молча усадили меня на кровать, и Тутунькин отец, как волшебник, разложил передо мной сбоку три пистолета и, как маг и чародей, выложил к ним зарядные магазины с патронами. «Ну, Олег, выбирай себе по желанию, какой тебе по сердцу!» У меня аж дух перехватило, сердце забилось. Я начал было застенчиво отказываться и, замолчав, впился взглядом в разложенное передо мной богатство и онемел. «Бери, Олег, осмотри их, какой тебе по душе?» − понукал меня Тутунькин отец.

Я осторожно взял первый огромный пистолет и, положив его назад, признался, что ничего в них не понимаю, и попросил совета. И он начал мне объяснять. Первый пистолет, что я взял, это бельгийский браунинг Первой мировой войны, восьмизарядный, тяжел и неудобен. Второй – это маузер, тоже Первой мировой, десятизарядный, а третий − это парабеллум P-08, немецкий, и он поныне на вооружении немецкий армии. Я растерянно глазел на пистолеты и наконец сознался, что прошу его совета, не то возьму их все. Посмеялись. Сказал, что хожу с винтовкой и штыком, и куда я дену любой из них. Тутунькин отец понял меня и, выдвинув из ночного столика ящик, вынул из него пистолет, сказав сыну: «Не беспокойся, я тебе другой достану». Начал мне его показывать: «Офицерский пистолет югословянской армии, девятимиллиметровый, легкий, и удобно в кармане носить, как тебе кажется?» Смотрю на Тутуньку, а он мне: «Не беспоко­йся, Олег, отец мне другой достанет!»

И так стал я владельцем вороненого блестящего пистолета. На прощание сказал мне его отец: «Старшим бра­том был ты ему, пекся о нем, так вот тебе подарок в знак нашей бла­годарности». Распрощались со мной, как с родным. Прошло много лет, и о Тутуньке и его родителях ни слуху ни духу больше. Выехали в Германию или куда-то еще?

 

[Павел Стрелянов /К/]

Бойцы Корпуса на занятиях. Все чины в югославянской форме

 

[Павел Стрелянов /К/]

Тяжело было расставаться с матерью, она долго стояла, обняв меня и положив голову мне на грудь, затем перекрестила и сказала: «Береги Юру! Храни вас обоих Господь».

Отпуск кончен. Десятого марта я был уже в Лознице и пару дней спустя при­был в роту на радость брату и друзьям. Думаю, что и наш полковник был доволен, когда я явился к нему с рапортом о моем приезде, и, скрывая улыбку в усах, принял рапорт, спросив: «Ну как, молодец? Погулял?» − и похлопал меня по плечу.

Через пару месяцев получили письмо от мамы, где она между весточками о своей жизни приписала, что Владимир Михайлович пошел добровольцем в Корпус. Надоумила его жизнь, я был рад за него. Шли слухи о нашем скором уходе из Столицы, что нас сменят. Что и как − неизвестно, но солдатский телефон работал вовсю.

Перемены в составе нашего взвода, наш взводный капитан Ряснянский мудрил, и перемены эти коснулись и меня. Назначили меня пулеметчиком, и так исполнилась моя тайная мечта. Про пистолет я молчал, знал только брат. Не дай Бог, узнает начальство, отберут. Нижним чинам не полагается. Держал его до поры до времени в ранце. Так спокойнее.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Стрельба из пулеметов. На переднем плане генерал-майор В.Э.Зборовский

 

[Павел Стрелянов /К/]

НА ДРИНЕ

Пилотка милая, не рвися,

С тобою жизнь моя прошла.

С тобой, с тобою пронеслися

Шуцкора славные года.

Под солнцем, в дождь иль непогоду

Со мною ты была всегда,

В боях, походах провели мы

Войны кипучие года.

(Моя переделка песни «Фуражка милая, не рвися». - Прим. автора)

 

А солдатский телефон отработал на славу, без отказа. Сообщено было по роте, чтобы были готовы к смене, что отпуска отменяются до поры до времени, о нашем уходе нигде не болтать, прикусить язык.

Через пару дней с «Бун­кера с дровами» прибыл сигнал, что колонна войск вьется по дороге к нам, в гору. Показался конный разъезд с десятком всадников нашего 1-го полка. Под радостные крики спешились, сообщив, что идет рота нашего полка нам на смену.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прибытие конного разъезда. Все чины в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

И вот на линейке перед бараками стояла рота почтенных стариков, седовласых, морщинистых и суровых на вид. И среди нас, молодежи, встречавшей их, громким шепотом пронеслось: «Дедушки!» − на что князь Максутов громко ответил: «Эти дедушки любому врагу такого перцу всыпят, что те долго не забудут!» И мы прониклись уважением.

В тесноте да не в обиде провели мы остаток дня, показывая наши посты с указанием дорог и сообщая все, что надо знать, вновь прибывшим. Наутро бодро мы выступали, легко под горку, оставляя «стариков», которые еще накануне, осматривая местность и Столицу, говорили: «Ну и дыра!» − и при этом неодобрительно сплевывали.

Дежурный взвод гарцевал на велосипедах, а мы бодро шагали, меся грязь еще не обсохшей весенней дороге, обогретые солнышком. Весна идет, ранняя в этом году, и отрадно нам после лютых морозов.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Старые воины на своей 3-й войне. В югославянской форме с русскими погонами 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Поздно ночью прибыли мы в Лозницу, с трудом отшагав 26 километров. Нас ждали, и мы сразу были накормлены, и спать нас уложили в приготовленных казармах. Организация и дисциплина процветали в Первом полку под твердой и умелой рукой генерала Зборовского.

Пару недель мы провели в Лознице, по приказу подтягивали нас на ротных учениях, муштровали и восстанавливали забытую в Столице четкость и выправку.

Это до обеда, а с двух часов дня появлялись давно забытые нами наши наставники и учителя и вдалбливали в наши головы обозную систему и как вести профиля траншей с пулеметными гнездами, и какие есть бомбометы и с каким калибром. Бывало, Коля Шиловцев, неодобрительно покачивая голо­вой, с поднятым пальцем пророчил: «Век живи, век учись и все равно дура­ком помрешь!», на что Володя Акиров добавлял: «Да будет так, аминь!».

Но все ж старались, зная, что генерал Зборовский интересуется нашей жизнью и нашими успехами. Он часто навещал нас. Водили нас на стрельбище, к общей радости, пострелять и попробовать свою меткость по мишеням.

[Павел Стрелянов /К/]

Командир 1-го полка генерал-майор В.Э.Зборовский 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Особенно отличались по меткости в стрельбе в нашей роте Редькин Александр, Михаил Свистунов и брат мой Юрий. На двести метров по мишени давали отличные результаты. Из трех пробных патронов одна или две пули были в центре мишени.

Я как пулеметчик получал две кассеты по 20 патронов каждая и по трем мишеням на 200 метров бил очередями. Считалось, что после пробы в каждой мишени должно было быть от 7 до 9 попаданий, что исполнял я только после нескольких выходов на стрельбище. Пулемет не винтовка, и нужно было иметь сноровку и практику, лежа вести огонь, меняя резко цели.

Когда я показывал друзьям подаренный мне пистолет, мне как-то не нравился его тонкий ствол и маленький размер. На пояс повесишь в кобуре, так его и не видно будет, чем я был очень опечален. Хотелось иметь на поясе пистолет большого размера, чтобы все видели, что я − обладатель внушительного оружия. Чванство неопытной молодежи…

Слухи о том, что я − обладатель пистолета и недоволен им, докатились и до второй юнкерской роты, состоявшей из людей от 30 лет с гаком, некоторых из них считали дедами, и, как известно, кличка им была Бурса, народ ученый.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Редькин Александр Александрович – сын полковника Л.-Гв. Павловского полка, в эмиграции в Югославии. В Русском Корпусе юнкер 1-го полка, 1943 подпоручик,  командир отделения 9-й роты 3-го полка, погиб (взорвал себя гранатой) в бою у с. Шулубари 21 мая 1943 г. 

 

 

Изменено 4 августа, 2023 пользователем Павел Стрелянов /К/
Правка текста

[Павел Стрелянов /К/]

Редькин Александр Александрович (после правки в предыдущем сообщении не ставилась фотография. Приходится это делать отдельно)