Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Так вот: в один прекрасный день подплывает ко мне бочком с таинственным видом «дед» Олег Ергин, из второй роты, жмет лапу и просит меня показать ему мой пистолет. Ну конечно, я рад показать мое богатство и доволен, что бурсак заинтересован, как же, ведь они − народ ученый.

Смотрит тезка мой на пистолет и покачивает головой. «Маловат будет», − изрекает он похоронным голосом. «Таким пистолетом лягушек стрелять только», − добавляет он, и его мнение, как кинжал, врезается в сердце мое. «Думал купить его у тебя или дать взамен вот эту пистолетину», − и, сунув руку за пазуху, вытаскивает большой пистолет. «Вот это оружие, на сто шагов быка свалит», − добавляет он, потрясая пистолетом. Я как взглянул на пистолет, аж дух перехватило, о таком я мечтал. Подержал его в руках, и уже отдавать назад не хотелось. «Видишь ли, − говорю Ергину, − а с патронами как?» Тот отвечает: «Сколько хочешь, везде найдешь, патроны от советского автомата подходят к нему».

Предложил я ему обменяться, он долго отнекивался, как цыган на ярмарке, но я его убедил, и мы обменялись пистолетами: я ему − югославянский офицерский, а он мне – «Штайер», Первой мировой войны, австрийский, и к нему три десятка патронов с кобурой. И полгода спустя я понял, что тезка обработал меня как липку. Хороша поговорка: что имеем, то не ценим, потерявши плачем.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Ергин Олег Владимирович – р. 1915, сын ротмистра, в эмиграции в Югославии. В Русском Корпусе юнкер 2-й сотни 1-го полка, Военно-училищные курсы 1942, подпоручик, офицерские курсы 1944 (лейтенант), в 1944 командир взвода 7-й роты 5-го полка, ранен в Тополе 11 дек. 1944. После 1945 в США, ум. в Нью-Йорке 1968.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Солдатский телефон заработал снова, пророча выход на дело в ближайшем будущем, куда − пока неизвестно, но нам радостно, засиделись. Приказ пришел по роте, проверять и смазывать велосипеды. Смазывать было нечем, но это не мешало нам бегать к дедушкам-поварам, прося немножко смальца или кусочек сала.

«Подъем в пять утра, в поход в шесть, быть готовым, проверить все, ранцы идут с нами!» − голосил дежурный по роте, не обращая внимания на глупые вопросы. И ранним утром катила наша рота по дороге на Зворник, и часто с высоты видали берег Дрины и сверкающие на солнце воды ее.

Прибыв в Зворник, расположились в казармах, напоминавших маленькую крепость с бойницами вокруг. Говорили нам, что наше прибытие в этот чисто турецкий городок с маленьким населением сербов нужно только для того, чтобы показать нашу мощь и силу.

Перед выходом в городишко давали нам инструкции: в разговоры с чужими не влезать, на женщин не засматриваться и вести себя строго, подтянуто. Напрасно было все это, никто к нам с разговорами не лез, женщины в шароварах и под чадрой робко, как-то стороной проскальзывали по улице, и скучно и грустно было молодому человеку с бойким сердцем в груди, в поисках разных приключений.

И единственное, что чутко воспринимали, это дымок, несущийся из кофеен, и чудный запах шашлыка. Роняя слюнки, мы, влекомые ароматами печеного мяса и чесночка, забыв все, устремлялись туда. Смеялись украдкой над штанами мужчин: спереди гладко опоясанные широкими, по три метра, поясами, они выглядели хорошо, а сзади штаны висели, как пустой бурдюк ниже спины. Но зато женщины, особенно девушки, в шароварах, в вышитых разноцветных блузах с длинными рукавами, стройные, как газели, под чадрой, те привлекали наше внимание. А глаза, томные, с длинными ресницами, хватали за сердце, и иногда неожиданный ветерок приподнимал чадру и открывал на пару секунд прекрасное личико. Говорили, что если девушке нравился идущий навстречу мужчина, то она не ждала ветерка, а дуновением своих губ приподнимала чадру.

Простояв там два дня, на заре третьего, поеживаясь от утреннего холодка, по двое в ряду, катила рота на долгую стоянку в Любовию.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Самокатный взвод перед походом, чины в югославянской форме  

 

[Павел Стрелянов /К/]

По улице, пыль поднимая,

проходил полк гусар-усачей.

 

Длиннющая немощеная улица Любовии приняла нас. Жителей ни души. Слева большие длинные дома, видно, торговые, а за ними скучились в беспорядке пара улиц, а справа один ряд домов и хат почти на берегу Дрины. Правый по течению берег Дрины − сербский, а на той стороне уже держава хорватская, лютая ненавистница сербов.

Любовия до войны была крупным торговым узлом, но заглохла, судя по закрытым торговым домам и очень маленькому количеству жителей. Говорили, что пару раз хорваты, перебравшись на лодках через Дрину, грабили. При второй попытке нарвались на четников, и добрая половина их осталась удобрять сербскую землю в общей могиле. Моста не было, и единственный нам известный мост находился в Зворнике.

Квартирьеры расселили роту по домам повзводно, а взводы делили свои отделения по другим домам, и получилось так, что мы разместились почти по всей длине главной улицы. Наш взвод на левом фланге и наше 3-е отделение были замыкающими. В двадцати-тридцати метрах – мост, а под ним − речка неглубокая, вливающаяся в Дрину. Крайняя хатка, совершенно одиноко стоявшая, была нашему отделению прибежищем, и в доволь­но большой комнате размещалась наша «штаб-квартира». Наше отделение было как род­ная семья и состояла из Константина Боде, командира, пулеметчика Олега Плескачева, его помощника Виктора Сапронова и стрелков − Ростислава Саковича, Игоря Ордовского, Георгия Плескачева, Анатолия Рибаса и Николая Горохова.

Сделали общие нары, покрыли соломой, вбили гвозди в стенку и развесили винтовки и шлемы. Дедушки-повара стояли довольно далеко, и мы по очереди попарно бежали с котелками за пищей на все отделение.

 

  

 

[Павел Стрелянов /К/]

барон де Боде Константин Владимирович – р. 1924 в Югославии, Первый русский КК. В Русском Корпусе мл. портупей-юнкер 3-й сотни 1-го батальона 1-го полка, Военно-училищные курсы сент. 1942, подпоручик, затем поручик, офицерские курсы 1944 (лейтенант), с 24 фев. 1945 командир 2-й роты 4-го полка. Ум. в Каракасе (Венесуэла) в 1977.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Разъезды наши вдоль по реке шли на Зворник до Ушче, а со стороны нашего отделения шли до первого маленького поселка. Эти разведки ве­лись одним отделением дежурного взвода на велосипедах. Редкие развед­ки в два отделения шли до Врхполья, очень далеко стоящего, и дорога была под малым наблюдением, по ней бродили шайки партизан или просто банды грабителей.

Так вот, на этом участке мы несли службу, наблюдая и охраняя его. На хорватской стороне на расстоянии полутора километров находился маленький городишко, где проживало много сербов вперемешку с хорватами. Сербы звали городок Братунац, с православной церковью, а хорваты (думаю, назло) звали городок Раковац. Раньше, до войны там было чисто сербское население, но после предательства Хорватии они оказались на их территории и под их управлением.

Так вот, разъезжали в разных направлениях, как на прогулки, кончалась весна, наступало лето, появились первые фрукты, и мы коротали свободное время, купаясь в Дрине и жарясь на солнышке, соревнуясь, чей загар будет лучше. В один прекрасный день наш патруль обстреляли с другого берега, на что наш патруль залег и открыл ответный огонь. Три человека в форме домобранов под нашим огнем сбежали, и это нам показало, что нужно держать ухо востро, что другая сторона недружелюбна. Приказ нам был − не стрелять и по возможности избе­гать столкновений. Приказ приказом, но играть в молчанку под свист чужих пуль довольно грустно. На другой стороне подумают, что мы трусы или недотепы.

Но все шло своим чередом, пока в один прекрасный, но ужасный по событию день одному нашему патрулю, возвращавшемуся в Любовию, не открылась невероятная картина: на другом берегу группа не то домобранов, не то усташей резали, как баранов, женщин и детей и бросали их тела в реку.

[Павел Стрелянов /К/]

Патруль на ж/дороге

 

[Павел Стрелянов /К/]

Отделение обстреляло хорватов, разогнав их, двое помчались с новостью в роту, а остальные остались на берегу, не давая вернуться хорватам. Полчаса спустя появилось полвзвода с полковником Гордеевым-Зарецким во главе, а в скором времени спускались по реке две боль­шие лодки и, направившись к беженцам, начали их перевозить к нам на берег. Спасенные, рыдая, обнимали и благодарили юнкеров и Гордеева-Зарецкого за спасение. Вдруг внезапно появилась большая группа четников и остановилась в нерешительности неподалеку.

Пишу по рассказам юнкеров, участников события. Гордеев-Зарецкий с площадной бранью решительно направился к ним, ругая их, что не обороняют своих земляков от хор­ватов. О чем речь шла между ним и командиром четников, не знаю, но вскоре воевода (так величали четники своих командиров) подошел сам к нашей группе с благодарностью за спасение людей.

Видно, ме­жду воеводой и нашим командиром был заключен договор, и с этого дня наши патрули видели на этом месте, на берегу, пару лодок и маленькую заставу четников. Хотя в те времена четники считались врагами, но тут, на берегу Дрины, мы были союзниками (до поры до времени). После этого мы зорко следили за той стороной, где хорваты показали жажду крови, как убийцы и звери. Поговаривали в те времена (я лично этому не верю), что среди наших юнкеров были охотники на хорватов.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Речной патруль

 

[Павел Стрелянов /К/]

Несколько дней спустя, накануне Пасхи, с Ордовским и Гороховым на велосипедах мы пустились якобы в разведку с разрешения начальства, и в дальнем из сел обменяли Игоревы кальсоны и рубашки на яйца, каймак и кусок сала. И радостные, как дети, вернулись на стоянку, отрапортовав, что всюду тишь да гладь.

Дежурный по роте, прокатившись на велосипеде, сообщил всей роте, что завтра в восемь часов утра все должны собраться у штаба роты для празднества Христова Воскресения. В ту ночь только дежурный взвод с часовыми встречали заутреню с Христовым Воскресением, а остальные спали крепким сном.

Вся рота была в сборе у дома командира роты, и нас повели в большую домину, не то бывший торговый дом, не то трактир, где уже поставленные столы с длинными скамьями ожидали нас и где мы расселись почти повзводно.

Командирский стол в ожидании командира батальона занят полковником Гордеевым-Зарецким со взводными командирами, случайно прибывшим с разведки полковником Семеновым, командиром третьей юнкерской роты со взводом.

Прибыл полковник Иордан, временный командир батальона, и, принимая рапорт Гордеева-Зарецкого, выслушал и, повернувшись к нам, крикнул: «Христос Воскресе, юнкера!» − на что волной прокатился ответ: «Воистину Воскресе!». Поздравив командиров с праздником и воскликнув: «Садись!», он направился к столу.

[Павел Стрелянов /К/]

3-я юнкерская сотня 1-го полка на привале в походе. В нижнем левом углу полковник Д.С.Франк, далее (в профиль) есаул Б.А.Андреев, над ним командир сотни полковник А.А.Семенов, рядом капитан М.Д.Колосов, в самом низу, посредине юнкер Н.А.Шереметов. Все чины в югославянской форме. Дрина, 1942 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Шумно разговелись мы, и с каждым тостом все весе­лей нам было, шли здравицы, и учились мы на практике, как быть на общем веселии и как вести себя. Пошли песни, и дружным хором потря­сали мы приютивший нас дом. Но кончились песни и здравицы, ушел командир батальона, и мы шли к себе дружным крепким шагом и громко рявкали песню «Сдых комарик», так что сельские бабы приседали в испуге.

А вечером того же дня сидела шатия-братия третьего отделения третьего взвода в скупе и баловалась отменным ужином, состоявшим из казенного пайка и купленными за белье отварными яйцами с салом, а на десерт нам был каймак.

Покатились дни за днями, и за несением службы подзабылся случай со спасением кучи жителей Братунца. Но четники постарались нам напомнить. Далекая стрельба на хорватской стороне привлекла внимание наших патрулей, и вскоре в штаб роты поступило донесение, что четники наступают на Братунац (Раковац).

Почти вся рота высыпала на ближайший холм, с которого открывалась прекрасная панора­ма огромной долины, отлогой до самого Братунца, и видна была жидкая цепь наступающих четников. Человеческие фигурки то останавливались и с колена стреляли в направлении городка, то медленно продвигались вперед. И постепенно влились в городок, и с другой стороны были видны группки уходящих людей. Братунац был взят.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Техническая сотня 1-го полка в югославянской форме. Справа, со знаком Пажеского корпуса, штабс-капитан А.Н.Полянский

 

[Павел Стрелянов /К/]

На следующий день денщик нашего командира рассказывал нам, что в разговоре между офицерами услышал, что Братунац знаменит своими табачными плантациями и посевами знаменитого своим качеством табака. Весть прошла по роте и докатилась до нас, стоявших на отлете. Табачный голод заставил мои мозги шевелиться и строить планы по добыче табака. Переговорил я с друзьями, разрабатывая мысль, как бы нам приобрести его. «Пойдем, и все тут, чего раздумывать!» − заявил Виктор Сапронов решительно.

Четверо нас, Толька Рибас, Виктор Сапронов, Ростислав Сакович и зачинщик Олег Плескачев, не сказав никому, очутились на переправе у лодок с четниками. Те любезно нас перебросили на другую сторону, и мы зашагали к Братунцу. То, что с холма казалось близко, оказалось гораздо дальше. Отшагали мы полтора километра и вспотели изрядно, дойдя до него, солнышко ощутимо приг­ревало.

«Стой!» − окликнул нас четник- часовой с винтовкой наизготовку. «Кой си? Куда идеш?» − гаркнул он нам. Узнав, что мы – «русы», успокоился и сдал нас караульному начальнику, который, оглядев нас, засыпал вопросами, что нам надо. Узнав о нашем желании, сказал, что это пускай решит воевода, и сопроводил нас к нему.

Инте­ресно, что никто не покушался на наше оружие. В просторном дворе перед православной церковью, в тени под огромным деревом, за маленьким столиком восседали воевода и священник. Оба молодые, бородатые до ушей, с любопытством уставились на нас. Начались расспросы, что и как, я, как стоящий впереди, по стойке смирно, как перед начальством, отвечал ему. Узнав, кто мы и зачем пришли, воевода приказал одному из четников отвести нас на табачный склад. Пошли Сапронов и Сакович, а на вопрос воеводы Рибасу, почему он не идет, Толька откровенно ему ответил: «Остаем с ним», ясно и понятно.

И они так поняли и, улыбнувшись, одобрительно покачали головами. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Доброволец Русского Корпуса

 

[Павел Стрелянов /К/]

ПРИМЕЧАНИЕ: Когда я был в Штатах, а затем первый раз в жизни в России, многие мне задавали вопрос: был ли в Корпусе воин Лермонтов. На это могу сейчас ответить подробно: юнкер Лермонтов Михаил Александрович был в третьей роте («индейской») 1-го батальона 1-го полка. Он был в составе связи и на офицерских курсах в РОА. О дальнейшей судьбе его ничего не знаю. – О.П.  

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Юнкер М.А.Лермонтов 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Биосправка на Михаила Лермонтова. – П.С.-К.

Лермонтов Михаил Александрович – р. 26 янв. 1925 в Скопие, в эмиграции в Югославии, кадет Первого Русского КК (25 вып.). В Русском Корпусе с 19 нояб. 1941, юнкер 1-й и 3-й сотни 1-го батальона 1-го полка, Военно-училищные курсы 12 сент. 1942, подпоручик, с 1 нояб. 1942 в 5-й сотне 4-го полка (с 4 дек. – 5-й роте 2-го полка), ефрейтор (9.03.1943), радиотелеграфные курсы 19 мая 1943, начальник радиостанции 11-й роты 2-го полка, 1944 начальник команды связи 4-го полка, ранен, янв.–май 1945 на курсах 1-й офицерской школы РОА. На 1948 в Мюнхене (Германия), на 1958 в Нью-Йорке, похоронен под Джаксоном (США) 26 нояб. 2008.   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Фото из послужной записки М.А.Лермонтова

 

[Павел Стрелянов /К/]

В Русском Корпусе служил и отец Михаила Лермонтова.

Биосправка на полковника А.М.Лермонтова. – П.С.-К.

Лермонтов Александр Михайлович – р. 6 авг. 1882 в Киеве, из дворян, сын генерал-лейтенанта, ТКУ 1906, ротмистр 12-го гусарского Ахтырского полка. Во ВСЮР в Сводном полку 12-й кавалерийской дивизии, в Русской Армии в Ахтырском гусарском эскадроне 3-го кавалерийского полка, полковник, галлиполиец. В эмиграции в Югославии. В Русском Корпусе с 28 апр. 1942 рядовой 4-й сотни 4-го полка, ефрейтор (4.06.1942), с июля 1942 в 6-й сотне и с авг. 1942 в 5-й сотне, с 4 дек. 1942 в 5-й роте 2-го полка. Жена Мария Николаевна (сестра милосердия во ВСЮР и Русской Армии, Галлиполи, ум. до 1942), сын Михаил.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Послужная записка полковника А.М.Лермонтова-отца

 

[Павел Стрелянов /К/]

На вопросы, сколько нас в Любовии, отвечал, что не знаю точно, но очень много. «А винтовка какая у тебя? − Маузер, югославянской армии, модель 1922 года», − отвечаю я.

«Дай ми да погледам», − говорит он.

«Не могу, − отвечаю я, − я могу ее от­дать только моему прямому начальнику и никому больше».

«А господину Богу?» − настаивает он.

«Господин Бог зна да немогу дави никому и нече да ми тражи» − отвечаю я.

Офицер заулыбался и посмотрел на священника, а тот, вперив очи в небо, пробурчал: «Овай юнак зна све», и оба рассмеялись.

Отпустили нас, рабов Божьих, и мы оба помчались на склад табака, где под наблюдением четников Сапронов с Саковичем выбирали тюк в хорошей упаковке, чтобы не рассыпался по дороге. Не раз вспоминал я эту глупую и рискованную добычу табака, ведь нас могли обезоружить, и чем бы это кончилось, неизвестно. За нас говорило спасение сербов от хорватов и сотрудничество с четниками.

Тюк весил около 50 килограммов, и Толька бухнулся на колени, пронеся его двадцать метров, а Сапронов Витя, меньше ростом, но покрепче Тольки, едва прошел с ним сто метров. Так что этот тюк несли попеременно Ростик да Олег. Впрочем, нужно искренне сознаться, что Слоник Мока на своих могучих плечах пронес тюк большую часть дороги. Когда же я менялся с ним, мне нужна была помощь Виктора и Тольки. Нако­нец, увидев нас издалека, четники помогли нам, а на нашем берегу один из них за охапку табака донес нам тюк до нашего логова.

Как хорошо отдыхать от переживаний похода и внушительного веса табачного тюка! Лежа на наших соломенных постелях, мы вслух мечтали о том, как мы будем его делить и что с ним будем делать. Кстати, нужно уведомить, что из нашей четверки единственный курящий был я. Друзья говорили, что продадут табак, кому и как −не знаю, но меч­тать не запрещено, а о себе знал, что дам часть табака друзьям-курильщикам, а львиную долю разделю с братом. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Молодежь Русского Корпуса  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Да не тут-то было, юнкер мечтает, а капитан Ряснянский располагает. (Сын капитана Ряснянского был во 2-й роте 1-го батальона 1-го полка. Ряснянский Борис Борисович, юнкер. Окончив курсы, стал подпоручиком).

Как разъяренный лев ворвался он к нам и, судя по его лицу, с недобрыми намерениями. «Где вы были?!» − кричал он нам, стоявшим смирно. «Кто вам дал разрешение удаляться вне расположения роты?! Кто??» И шагнув вперед в порыве гнева, он споткнулся о тюк. «Что такое? Что вы принесли?!»

«Табак, господин капитан», − отвечали мы.

«Табак?? Откуда?», − его голос вдруг стал нежным.

«Из Братунца, господин капитан».

«Ах вот как? В Братунац ходили! − свирепел он дальше, − оштрафую, под винтовкой будете стоять, покажу вам, как без разрешения в Братунац ходить.

А табак, −продолжает он, − разделить меж всей ротой, делиться надо с друзьями, ведь между ними тоже есть курильщики! Боде! Бегите к моей квартире, пусть денщик придет взять табак!!»

И ушел восвояси. Пока ждали денщика, я из тюка выдрал полкило табака, не мог больше, хорошая была упаковка, и спрятал. Унесли наш табак, и понурые остались мы, не солоно хлебав. Пару дней спустя спрашивали друзей, как им понра­вился табак. «Какой табак?! − отвечали они, − мы ничего не знаем». Юнкера, возвращаясь из отпуска, рассказывали, что в Белграде ходила слава о хорошем табаке, выращенном на Дрине.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Смотр в Крупани, югославянская форма. Февраль 1942 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

А жизнь текла дальше. Говорили, что четники оставили Братунац (Раковац) из-за невозможности его удержать от подходящих сильных отрядов усташей. Прошло еще несколько дней, и выстрел с наблюдательного холма встревожил всех. Выстрел повторился, и дежурный взвод кинулся туда, а с ним и мы, любители поглазеть. По долине от Братунца шла толпа сербских беженцев, остав­шихся в городишке, подгоняемая большой группой усташей. Видно, дело шло к очередной резне.

Дежурный взвод ушел, противника не было, и остались только зеваки. «Олег, их резать будут», − говорит мне подошедший Глеб Сперанский, стоявший на посту на холме. «Как помочь?» − с яростью говорит он. Меня осенила мысль, и я кинулся прочь с холма, крикнув ему: «Подожди». Добежав до нашей хаты, я вернулся к нему с моим пулеметом и тремя кассетами. Залегли, выжидая, чтобы подгоняемые подошли ближе.

И вот усташи все ближе, и я выпускаю первую короткую очередь. Как ни в чем не бывало, идут дальше. «Недолет», − шепчу сам себе и меняю прицел. Вторая короткая очередь, и несколько усташей, приостановившись, посмотрели наверх, и я, уже уверенный, меняю прицел и жду. Глеб слегка тормошит меня: «Давай, Олег, давай!». Он нервничает, а я жду. Вдруг с разных сторон посыпались редкие выстрелы. «Ого, − думаю я, − мы не одни», − и спускаю курок. Под очередью хорваты заметались, прячась за беженцами. Но тут их взяли с других сторон, и они, не выдержав, побежали к горо­ду, и тут началась охота. «Так их, так, Олег!» − кричал Глеб, набивая из патронташей мои кассеты. Вдруг огонь усилился, но уже на той стороне, а бегавшие по дороге и глядящие на холм четники кричали нам: «Не пущай! Не пущай!».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Взвод юнкеров Русского Корпуса

 

[Павел Стрелянов /К/]

Оказывается, за поворотом реки отряд четников, переправившись на лодках на ту сторону, ударили во фланг усташам. Кончилось. Глеб и я скрылись от посторонних глаз, рискуя быть арестованными за стрельбу против «союзника». Видели пару шмыгающих фигур с винтовками в руках, скрывающихся, как и мы. И долго в ту ночь наш дежурный взвод помогал четникам перевозить на лодках беженцев на нашу сторону. В ту ночь четники и беженцы исчезли, куда − нам неизвестно. Но жители Любовии потеплели к нам и всегда были рады помочь «брату русу».

Наше командование, видя, что одно лишь патрулирование по всей длине нашего участка по Дрине дает слабый обзор, решило распылить роту повзводно на разных участках. Нашему взводу попался участок под названием Мичичи под командой капитана Реснянского, а четвертый взвод под командой полковника Троицкого расположился в четырех километрах от нас вдоль по реке в Ушче.

Стоянка Мичичи. На пыльной дороге стоит огро­мная хата, вернее сказать, дом, с парой вместительных комнат и одной комнатушкой. Возле дома огромное дерево, дающее нам прохладную тень в жаркие дни, а ночью под ним часовой стоял. В ста шагах мост, прекрасно построенный, а под ним текла с гор речка, вливающаяся в Дрину. В дождливые дни речка превращалась в ревущий поток, сметающий все на своем пути, и волны порой перехлестывали через мост.

Прокатились, разместились на своей новой стоянке. Капитан Реснянский отделился, заняв комнатушку, а мы расположились по два отделения на комнату. Живем, лето, жаркие дни и река под боком. Появились сразу охотники рыбной ловли, удили, и часто часовой, склонившись над берегом, давал инструкции, как подсекать, но вообще-то улов был слабый, видно, рыбам приманка не нравилась.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Передислокация части на новый боевой участок

 

[Павел Стрелянов /К/]

Пока мы баловались, как на курорте, начальство решило возобновить временно отставленные наши юнкерские курсы, и в один прекрасный денек появились вновь наши профессора, полковник Аквилонов, летчик полковник Антонов и командир четвертого взвода полковник Троицкий. В восемь утра приезжала бричка с Аквилоновым и Антоновым, а полковник Троицкий, во главе своего взвода отшагав четыре километра в качестве прогулки, принимался обучать нас. Но зато на следующий день наш взвод без караула шагал в гости к четвертому взводу.

И начали вспоминать уставы, транспортный отдел в головах наших сливался с санитарной частью, и вместе с полковником Антоновым взлетали под небеса, изучая, как струится воздух под крылом и что делает пропеллер.

И так чередовались, в прогулках один к другому, считая заслуженным отдыхом быть оставленным в карауле. На уроках внимали очередной лекции, на дворе печет солнце и воздух не колышется, и по лицу струится пот, капая на тетрадку, и глаза томно закрываются под властью Морфея.

Надоело, неохота 

О науках нам внимать.
Одолела всех зевота,
И невольно клонит спать.
 

Дремлет Рибас там украдкой,
И Орловский мирно спит.
Рот раскрывши, юнкер Шеффер,
Как ошпаренный, сидит.

 

Бледен юнкер Мономахов,
Тщетно силится не спать.
И читает взводный вяло,
Как винтовку разбирать.

(Взято и переделано из журнала «Военная быль» - О.П.)

 

[Павел Стрелянов /К/]

Антонов Константин Николаевич – р. 1888, 1-й КК 1906, КАУ 1909. В Великой войне командир 3-го авиадивизиона, капитан, командир 26-го корпусного авиаотряда. В Донской армии в Донских самолетных отрядах, командир Крымской авиагруппы 1920, полковник, в 1-й роте авиационного батальона Технического полка в Галлиполи. В 1921–1941 в югославской авиации, преподавал на Высших военно-научных курсах в Белграде. В Русском Корпусе с 31 окт. 1941 младший офицер 5-й сотни 1-го полка, комендант г. Крупань, командир 2-й роты 3-го полка 1943, преподаватель Военно-училищных курсов, дек. 1944 командир 11-й роты 4-го полка. После 1945 в США, умер в Нью-Йорке 1965.