Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Пост в горах. Чины в югославянской форме и шлемах с ополченческими крестами

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прошло ещё два дня, таких же путаных, полных возней с арестованными, теми, кто в город возвращался и документов не имел. Сдавали их Шиловцеву, а он отправлял в комендатуру. От той же комендатуры пришли два грузовика и под расписку забрали все бочки. Видно, кто-то хотел поживиться. Хлопцы спасли от разгрома бочонок вина и два маленьких бочонка сливовицы-препеченицы*. Ребята про сливовицу говорили: «Стопку выпьешь – гарно, а ноги сами пляшут!» Вино и бочонок ракии сдали в обоз до лучших дней на хранение к Якову Александровичу. А другой бочонок разделили по-братски со всем взводом, да ещё кое-кому в роте досталось.

Город зажил довольно мирно, до поры до времени. Крестьяне таскали на базар продавать зелень да живность, это указывало на то, что противник временно далеко. А нам команда пришла – всей ротой смываться. Снялись. Двинулись по широкой дороге, единственному пути для отступающих частей нашего корпуса и всей немецко-греческой армии. В пыли, обжигаемые жарким октябрьским солнцем бабьего лета, шли, утирая привычным жестом текущий с лица пот.

Долго так шли, усталость брала своё, как вдруг на окраине дороги издалека заметили высокую фигуру князя Амилахвари и услышали его могучий клич: «Сюда! Ко мне!!» Слева от дороги – колоссальное здание, завод какой-то, трубы высокие над ним, огромные, широкие, настежь открытые ворота, которые, проглотив вошедшую роту, закрылись.

«Рота, стой! Налево! Повзводно по помещениям разойдись!!» И тут квартиранты, команда князя Амилахвари, отвели каждый взвод в своё помещение. Всё приготовлено, всё нашему брату предоставлено, правда, коек не было, но зато душистое сено вместо матраса, бросишь плащ на него – вот и кровать. Уборные, от которых мы отвыкли, скитаясь по дорогам и сидя орлами меж кустов, бани с горячей водой… Шик, блеск! Совсем как в сказке.

Во дворе стоит наш обоз, и солдаты роются в огромных немецких подводах в поисках своих ранцев. Найдя, бегут назад в помещение, вытаскивают из ранцев свое белье и вприпрыжку, раздевшись, несутся в баню под душ с холодной и горячей водой. Через пару часов по сигналу обед. Вне расписания, но очень даже вовремя подали нам голубцы, состряпанные трудами наших ратных друзей.

-------------------------------------------------------------------------------

*Препеченица – сливовица двойной перегонки, её крепость достигает 75%.

[Павел Стрелянов /К/]

Ротмистр Шелль (слева) и генерал Гонтарев на боевых стрельбах. Йошаничка Баня

 

[Павел Стрелянов /К/]

Ночь, полный отдых, дежурный взвод ведает наблюдением и охраной, ни звука, ни шороха, мы отделены от внешнего мира. Вот как сладко жить! Три дня мы простояли в этом, Яковом Александровичем устроенном, раю. А на четвёртый полезли мы на стоящие невдалеке горы.

Лезли к нашим новым стоянкам. Внизу под нами, на дороге, гудит движение, и в пыли движутся боевые части отступающих войск. Полтора часа по тропкам, да козьей дорогой вверх, к облакам среди густого леса, да вниз, словно в преисподнюю, спускались в овраги и, наконец, взобрались на высоту к нашей цели. Дучаловичи. Встали там крепко.

Жилось нам хорошо в Дучаловичах, тихо, спокойно, комары не кусали. Служили верно, ходили-бродили на разведки, собирались у кого-нибудь из дорогих друзей, стоявших поблизости, балагурили, закусывали, пели лихо песни и вспоминали «седую старину». И, как всегда, всё хорошее быстро закончилось.

Сняли нас ночью, по тревоге, бросили без извинений вниз под горы к шоссе, к нашим обозам, к князю. Грузили, как ишаков, боеприпасами, повара нас кормили на ходу. Выскочили на шоссе, влились в большое движение. Много войск, чувствовалось, что будет дело. Нас бросают через шоссе на просёлочную дорогу и велят двигаться вглубь. Говорят, что советские войска прорвались к шоссе. Будем затыкать дырку.

Идём долго, часа полтора. Приходим к селу Папратиште. На склоне горы, по которой идём, справа внизу расположилось село. Хаты во фруктовых садах живописно выделяются на зелёном фоне. На перекрёстке дорог Драценко отзывает меня с отделением, указывает нашу позицию. Проходим вместе по ней. Он даёт последние инструкции. Показывая вдаль, объясняет, где будет командный пункт, и скатывается вниз под холм в сопровождении ординарца. Ясно видим его вдалеке, догоняющего цепочку нашей роты.

Осматриваю позицию. Слева гора со скалой, как утёс. Высокая. Перед нами опушка леса. Дорога уходит вниз к ущелью, а справа холмы, и между ними, как выемка, – горловина, прямой путь в долину к селу. Вот и наша позиция. Сзади, метрах в пятидесяти, стоит маленький сарайчик. Хорош как кухня. Копаем окопы. Легко. Земля лесная пушистая, легко даётся. Делаю маленькую разведку вниз. Справа и слева постукивают пулемёты, там стоят немцы. Вернувшись, ставлю посты.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Отделение с командиром-ветераном  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Дело шло к вечеру, закатное солнце ласкало утёс своими лучами и облекало его в золотисто-красный наряд, а долина, где располагалась рота, уже тонула в сумерках. И вот в этот момент тихой вечерней зари прижимающим к земле, гнетущим воем приветствовала нас «катюша». Осыпала холмы справа взрывами и оседающим огненным дождём с брызгами плавящегося металла. Здесь мы её не ждали, с Чачака она бросила нас навещать. Ночуем насторожённо, но всё проходит спокойно. Солнце в это утро играет лучами на угрюмой скале, а село скрыто ещё во тьме. Дымится около сарайчика костерок, и жмутся хлопцы около него, готовя свой незатейливый завтрак.

Отмечал сегодня день рождения, ребята постарались, достали в селе вина и ракии. Видно, и себя не забыли. Весёлые. Зубоскалят меж собой. У меня гости: Коля Морозов*, Петя «Пузырь» Андержейкович**, Трушкевич***, жмут лапу, поздравляют. Сидим на брёвнышках около сарая, цедим ракию в манерки, а из манерок куда надо. Закусываем. Вокруг всё бело, как в молоке, туман заволок всё, всю позицию, лес, скалу, что у позиции, и, как мягкая вата, отделил нас от всего. Желтеет сквозь туман костёр. Тёмные тени скользят около него, это греются свободные от дежурства солдаты. Звучит смех да песни. Знает сол­дат, как использовать момент отдыха.

Водка действует, бодрит. Весело на душе. «Спой, Коля, – просим, – спой». И льётся бас его, впитываемый туманом.  «Однозвучно гремит колокольчик», – выводит он, и мы вторим ему с упоением. «Вечерний звон» начал он и вдруг сорвался… «За наших матерей», – сказал и запел:

Три сына были у нея,

Три неразлучных брата.

И все в далекие края

Умчались без возврата.  

И затихло всё, туман как будто гуще стал, притихли хлопцы у костра, за­думались, видно. Что-то хватает за душу, туманит взор, и грустно так стало.

И вот теперь она одна,

Вся в чёрное одета,

Сидит у зимнего окна

И щурится от света.

Дрогнул Колин голос, а Петя срывается в туман и кричит нам, захлебываясь, из него: «Вернемся к ней! Вернемся!»

------------------------------------------------------------

*Морозов Николай А. – в эмиграции в Югославии, Первый русский КК. В Русском Корпусе фельдфебель 5-й роты 5-го полка (унтер-офицер) на янв. 1945. В лагере Келлерберг, с 1946 в США, умер там же.

**Андржейкович Петр Петрович – р. ок. 1901 г., во ВСЮР и Русской Армии в Дроздовской дивизии, галлиполиец. Осенью 1925 подпоручик Дроздовского полка во Франции. В Русском Корпусе в 1-й юнкерской роте 1-го батальона 1-го полка, 1944 унтер-офицер 5-й роты 5-го полка, затем в 3-й роте 4-го полка. После 1945 в Бразилии (1967 в Сан-Паулу), умер в Филадельфии (США) 21 апр. 1968 г.     

***Трушкевич Георгий Данилович – во ВСЮР и Русской Армии рядовой в кавалерийских частях, на 18 дек. 1920 в составе 2-го кавалерийского полка в Галлиполи. В эмиграции. В Русском Корпусе в 1-й юнкерской сотне 1-го батальона 1-го полка, 1944 в 5-й роте 2-го батальона 5-го полка (унтер-офицер).   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Унтер-офицер О.Плескачев. Крушевац, сентябрь 1944 г.

Плескачев Олег Николаевич – р. 19 сен. 1921 г. в Панчево (Югославия), Русско-сербская гимназия в Белграде (6 кл.), юнкер роты допризывной подготовки молодежи РОВС. В Русском Корпусе сен. 1941 в караульном взводе, юнкер 1-й сотни 1-го батальона 1-го полка, Военно-училищные курсы 1942, подпоручик, 1944 командир отделения, взвода (унтер-офицер) 5-й, затем 6-й роты 2-го батальона 5-го полка, фельдфебель 4-го полка. С 1947 в Венесуэле, автомеханик и водитель автобуса в Валенсии, торговый агент, умер в Каракасе 21 фев. 2017 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Неприятель преподнёс нам сюрприз! Видимо, чтобы не скучали. Бьёт по нам из ПАКа* почём зря. Оставил поначалу сильное впечатление. Ударил справа десяток раз, видно, нащупывал. Бросил влево, с таким же результатом, складка местности не давала ему ударить по на­шей позиции. Смотрели потом попадания. Хорошие взрывы. Сильно! Деревья валил запросто. Но больше бил по нервам. Противный звук! Сперва разрыв – БА-А-АХ, свист летящего снаряда, затем – БА-А-АМ! –выстрел. Всё наоборот, не то, что нам было известно до сих пор. Забавно! Но «решпект» почувствовали.

Из балок, что под нами, часто показывались одиночки из немцев и, тре­вожно оглядываясь на нас, бормоча ответ на пароль, устремлялись вниз под холмы, к шоссе. Прошлой ночью один из них чуть не перестрелял нас. Вынырнули из тёмного леса двое. Ответили на пароль, подошли. Спросив ребят, что за часть, и, услыхав «russische Schütze»**, схватились за автоматы. Страшным ударом приклада в живот Аслан Акушев свалил одного, а другой бросил оружие, толкаемый винтовками в грудь. Ушли потом в ночь, к дороге, один помогал другому, волочившему ноги. М-да! Ну и удар! Не будь Аслана, Бог знает, что бы было.

Что ни день, то новость у нас! Второй день подряд английские «ястребки» на бреющем полёте, по одному, по очереди, лупят по нам. Налетит, построчит, взовьётся вверх и пойдёт над селом, заворачивая. А другой уже висит над нами, завывая мотором на форсаже, и строчит, и строчит. Поставили один пулемёт на пенёк, бьём по ним, да, видно, без результата, практики у нас нет. Так налетел один из них, прошёл, вижу – двое ребят тащат друга. Высокий хлопец, бледный как полотно, бодрится, а в глазах страх. Его из пулемёта сверху ранили. Рана крупная, видно, большой калибр, сверху вниз. Перетянули мы ему рану, чтоб не истёк кровью, и понесли его ребята.

Не знаю, как на других позициях, но у нас от истребителей больше вреда нет. Разбили нам сарайчик, какую-то посуду, досадовали ребята на них, но, слава Богу, жертв не было. Однако мешали нам здорово. А для них, англичан, совсем прогулка. На север от нас стояла конусообразная гора, совершенно как сахарная голова. Так мы её и звали. «Ястребки» приходили откуда-то справа, поодиночке, заворачивали за сахарной головой и кидались на нас. Так полтора дня. Ночью нем­цы-зенитчики, молодцы, подняли на сахарную голову «флак», да, кажется, не один, а два. Ведь это сколько сил надо было вложить! Мы ничего не знали об этом.

---------------------------------------------------------------------------------

*ПАК – немецкое противотанковое орудие.

**Русские стрелки (нем.).

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Автомобиль, сорвавшийся в пропасть, при объезде ген. Гонтаревым бункеров. Чудом все остались живы. 12 фев. 1944 г.  

 

[Павел Стрелянов /К/]

И вот утром англичанин, как по часам, в восемь, видно, после сытного завтрака, появился. Развернулся за горой и пошёл в атаку. И тут он напоролся на зенитку, стреляли в него в упор, точнее сказать, расстреливали. Весь в дыму, он ринулся вниз и пропал. За полчаса троих сбили. Вот молодцы! После этого англичане больше не мешали, видно, не понравилось, а мы свободно вздохнули.

Пришёл Драценко с Данненбергом, рапортую, прошли по позиции. Мне импонирует бодрость, живость, смекалка лейтенанта. Опрашивает ребят, что нужно, обошёл их по окопам. Володя Данненберг* подмигивает: «Знай, мол, наших», – но противник думает иначе и приветствует нас ПАКом, чтобы не зазнавались.

Драценко предупреждает о смене позиции. Сменят меня итальянцы, и я должен буду дать им все нужные данные. А нам нужно будет идти вниз к селу, занять там позиции, именно там, где горловина.

Под вечер приходят итальянцы. Так, полурота, симпатичные ребята, занимают позицию, знакомясь с ней, и занимают её вместе с моими хлопцами. Объясняемся на международном языке – жестами. Впервые слышу их мелодичную речь, нравится, но ничего не понимаю. Думаю, что они в таком же положении. Офицеры держатся как-то обособленно, суховато, деловито и только. Два сержанта приглашают откушать, едим поленту, тёплая и вкусная, ох, вкусная. Удивлены очень тем, что я проверяю, чем кормят моих ребят. Впрочем, я мог не беспокоиться, итальянцы нас хорошо накормили. Стоим эту ночь вместе.

Рано утром, в тумане, через позицию быстро и деловито проходят немцы. Идут куда-то вправо, наверное, на новые позиции, ведь там никого нет. Прекрасно вооружены, прямо завидно смотреть. Приходят ещё итальянцы, собираю своих, прощаемся. Итальянцы на про­щанье одаривают нас консервами. Идём вниз. Туман рассеивается, клубится, исчезает под солнцем, которое появилось, румяня скалу. Хаты в долине, как на картинке, ожидают нас. Пришли. Пос­пали. Сижу во дворе на огромном полене и травку покусываю. Хорошо погреться на солнышке. Тепло! Знатно! Весело на душе.

---------------------------------------------------------------

*Данненберг Владимир – в эмиграции в Зайчаре, Югославия. В Русском Корпусе мл. портупей-юнкер 3-й сотни 1-го батальона 1-го полка, Военно-училищные курсы 1942, подпоручик, командир отделения (унтер-офицер) 5-й, затем 6-й роты 2-го батальона 5-го полка, в янв.–мае 1945 на курсах 1-й Офицерской школы РОА. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал Гонтарев и унтер-офицер в погонах Русской Армии

 

[Павел Стрелянов /К/]

Хорошо отдыхать, да не дают. Говорят: «Копай окопы». Копаем. Окоп под пулемёт сделан – ну прямо загляденье. И вешки для ночи стоят, поставили на горловину. Если придут, так только с той стороны. Готов об заклад биться! Ребята работают весело, одним глазом на окоп поглядывают, а другим на поросёнка, что за кустами гуляет. Говорю, чтобы не трогали, хозяин хаты – покладистый парень, хорошо к нам относится, а к итальянцам, что рядом шмыгают, – в штыки. «Ладно, – говорят ребята, – не тронем». Вечером дают мне хороший суп и курятину. «Откуда?» – спрашиваю. «Так итальянцы дали!» – и смеются. Смеюсь и я.

Ночью ребята поймали в сарае двух итальянцев, а дочь хозяина пла­чет. Насильники. Видно, вовремя поймали, кроме большого испуга, ничего. Били прикладами, ногами. Зло, с оттяжкой, по-крестьянски, с хрипот­ой. Оттащили их, покалеченных, окровавленных, за коровник. Бросили.

Ночь неспокойная. Старая знакомая, «катюша», подвывает, вспыхивая частыми зарницами на горизонте. Частят пулемёты. Постоянно выхожу проверять посты. Всё спокойно. Захожу за коровник, итальянцы, наверное, пришли в себя, исчезли. Вздремнул под утро крепко, без снов. Червинский толкает, зовёт: «Унтер, унтер, немец идёт!» Бегу, схватив винтовку. Ребята выскакивают из хат, опоясываясь. Редкий случай, тумана нет, клочья его скользят наверху, там, на скале, в лучах солнца. Группки немцев скатываются через горловину в долину и рассеиваются вправо и влево. Часть их проходит через позицию. На вопрос отвечают «russen, russen». Их всё меньше, одиночки. Загоняю ребят в окопы.

У скалы заговорили автоматы, в разговор вмешиваются бомбомёты и пулемёты, сразу чувствуется, что просочились. К нам издалека с горловины бежит немец, унтер, спотыкается. Кто-то бьёт ему в спину из автомата. Метрах в тридцати он опускается на колени, рот открыт, ру­ками держится за живот, стонет: «Kameraden!».

Бегу к нему, подхватываю, тащу на себе. Пульки чавкают весело рядом, поют. Кто-то из хлопцев выскакивает, помогает. Опускаемся в окоп. Замелькали в горловине автоматчики. Червинский рубанул их из пулемёта. Парочка их завалилась, взмахнув руками. Остальные исчезли. Бой в лесу у скалы, на бывших позициях, становится всё сильней, видно, итальянцы держатся. Они из тех, что остались верными. Осматриваю немца. Губы бледные, запёкшиеся, шепчет: «Danke, danke!». Ранен в живот, но легко. Из сапога течёт обильно кровь, снимаем. Большой палец ноги разбит пулей, видимо, рикошетом. Не палец, а каша, висящая на жилках. Обрезаю перочинным ножом. Немец мычит от боли и закатывает глаза. Бинтую моим индивидуальным пакетом, не хватает, один из хлопцев даёт свой пакет, и мы перетягиваем ему живот. Отрезав носок сапога, обуваем. Немец благодарит, в глазах слёзы и недоверие при звуках русской речи. «Deine Namen?»* – спрашиваю.  Отвечает: «Вальтер», а фамилию я не расслышал. Даю хлопца на помощь, и раненый, обняв его за шею, уходит на одной ноге, поджимая покалеченную, и часто оборачивается назад, смотря на нас не то благодарно, не то удивлённо.

-------------------------------------------------------

*Ваше имя? (нем.).

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прокудин Григорий Алексеевич – р. 1888 г., казак ст. Зольской ТКВ. В Великой войне ст. урядник 2-го Волгского полка ТКВ, ГК 1 ст. № 5834, 2 ст. № 2522, 3 ст. № 44737 и 4 ст. № 185647. В Добровольческой армии и ВСЮР прапорщик 1919, в Русской Армии, о. Лемнос. Хорунжий Терско-Астраханского казачьего полка в Болгарии 1925. В Русском Корпусе во 2-й сотне 1-го Казачьего полка (рядовой), пропал без вести в Рачиновцах 5 апр. 1945 г.     

 

[Павел Стрелянов /К/]

Огонь всё сильнее. Автоматчики по кустам просочились в долину. Ребята упражняются огнём по редким мишеням. Червинский* клянёт заевший пулемёт, но в два счёта исправляет. На редкость хороший солдат, верный, спокойный. Меткий стрелок. Огонь ещё больше усиливается, автоматчики заходят справа, но ещё чувствуют решпект к Червинскому. Сзади бежит боец команды связи: «Лейтенант говорит – оставить позиции, сбор на перекрёстке, к шоссе!!» Даю приказ. Ребята выскакивают из окопов поодиночке, бегут за хату. Бросаем с Червинским отлично сделанный окоп. Не жалко. Другой сделаем!

Отделение идёт гуськом, прячась за хатами, тропа вьётся по садам вверх к дороге. Хозяин и дочь стоят у дверей. Он обнимает меня: «С Богом и хвала брате!» Дочь улыбается мне сквозь слёзы: «С Богом!» Бегом догоняю ребят. Прощай, Папратиште!

--------------------------------------------------

*Червинский Николай – в Русском Корпусе пулеметчик 6-й роты 2-го батальона 5-го полка, затем обер-стрелок 5-й роты того же полка на янв. 1945. Умер в Граце (Австрия) 19 июня 1946 г.   

 

 По путям и дорогам

             Идём по дороге дальше, углубляясь в Боснию. Осень всё сильнее даёт о себе знать. Ветер обматывает полы шинели вокруг ног и швыряет в нас пожелтевшую листву. Холодно. Дороги разбиты боями и тяжёлым транспортом. То там, то тут по обочинам стоят кресты с немецкими шлемами, мелькают имена Гансов, Иосифов, Карлов. Почёт павшим, а дорога – живым. Придорожные сёла дают приют этой текущей лавине, и почти не видно жителей.

            Дали нам пару дней отдыха, стали на днёвку где-то под Елен Долом и распределились по хатам. Как всегда, первым делом – чистка оружия. Один из солдат забыл о правиле и, не проверив ствол пулемёта, спустил курок. И роковой выстрел ранил Ткаченко в живот. Ох, горе! Как же это? Коля Шиловцев хватается за голову, это его лучший солдат. В боях ни царапины не получил, а тут вот от своего досталось. Кисмет! И уносят Ткаченко, бледного как смерть, на носилках. Что сталось с ним? А нас стало на одного меньше.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Скворцов – Нижний ряд, 4-й справа командир батальона 1-го полка генерал-майор М.А.Скворцов

Скворцов Михаил Алексеевич – р. 18 янв. 1887 г. в Варшаве, казак ст. Суворовской ККВ, сын офицера, 3-й Московский КК, НКУ 1907, хорунжий Кубанского (Варшавского) казачьего дивизиона, с 4 окт. 1910 в С.Е.И.В. Конвое. В Великой войне подъесаул (30.06.1915), ранен, Георгиевское оружие (4.10.1916), март 1917 в Кубанском гвардейском дивизионе. С 16 янв. 1918 в Добровольческой армии, первопоходник, в конвое Кубанского атамана и 1-м офицерском конном полку, есаул (5.04.1918), командир 2-го Запорожского полка ККВ (23.07.1918), полковник (1919), командир бригады, июнь 1919 командующий 4-й Кубанской казачьей дивизией, сент. 1919 вр. командующий 2-м Кубанским конным корпусом, с 23 окт. 1919 командир 2-й бригады 4-й Кубанской казачьей дивизии, генерал-майор. В эмиграции на 1922 в Болгарии, затем в Югославии, 1929 командир кадра 3-го Сводно-Кубанского полка, 1933 член правления Союза Первопоходников, на 1938 представитель полкового объединения в Югославии. В Русском Корпусе, 1943 командир 6-й сотни 2-го батальона 1-го Казачьего полка, 1944 командир 1-го, на 4 окт. 1944 – 2-го батальона того же полка (майор), ранен в Дублье 28 сен. 1944 и в Думовцах 15 апр. 1945. В лагере Келлерберг, 1946 в Зальцбурге (Австрия), с 1949 в США, умер в Лос-Анджелесе 19 апр. 1967 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Дают мне задание охранять с отделением мост. Задание, говорят мне, ответственное, мост нужен и важен. Подробности, мол, даст немецкий лейтенант, командир участка. Выхожу почти в ночь. Идём долго, наконец, находим лейтенанта. Немец долго объясняет: «Brücke, brücke!»* – энергично тыча длинным пальцем в темноту. Не понимаю я его. В конце концов, стоим и охраняем наполовину разбитый железнодорожный мост. Наутро выясняется, что не этот нужно было охранять, а другой, двумя километрами дальше. Мост через речку, солидный, с деревянным настилом. Через него должен пройти наш батальон с гор на главное шоссе. На душе стало легче, сейчас я уверен, что стою в нужном месте. Ставлю посты на мост, под мостом. На холме, что над мостом, пулемёт, обстрел хороший. Рукой мост достать, метрах в двадцати. Стоим. Солнышко хоть и греет, но холодно. Ребята ставят палатку, спят. Смена идёт за сменой, и так проходит день.  

Под вечер являются к нам немцы, сапёры. Останавливаю. После долгих «warum» и «darum»** объяснили, что будут взрывать. Стали тянуть провода и закладывать шашки. Появился их унтер. Весёлый такой. Тычет пальцем в часы и говорит: «Elf uhr! Boom!»*** Я ему: «Nein!»**** Еле вбил ему в голову, что батальон пройдёт в ночь. На всякий случай ставлю троих у проводов с приказом стрелять, если будут попытки взрыва. А сам думаю, что в случае чего унтера первым к праотцам отправлю. Унтер вздыхает, глаза к небу, шепчет: «Mein Gott! Verflucht Russischen!»*****. Луна плывёт по небу, ясно, морозно. Глубокой ночью «катюша» дважды пыталась через гору накрыть снарядами шоссе. Не дотягивала, и снаряды рвались на склонах, и фонтаны золотых брызг оседали на камни горы. Сапёры ругались, говорили: «Donnerwetter!»******.

------------------------------------------------------------------------------------------------

• *Мост (нем.).
• **Почему и поэтому (нем.).
• ***Одиннадцать часов! Бум! (нем.)
• ****Нет! (нем.)
• *****Боже мой! Проклятые русские! (нем.)
• ******Чёрт возьми! (нем.)

[Павел Стрелянов /К/]

Пост № 22, К.Митровица     

 

[Павел Стрелянов /К/]

Но вот идут! Мой патруль окрикивает. Пароль, ответ. Свои. Проходят спешно, бряцает снаряжение, подгоняют мулов. Вижу многих друзей, но времени нет. Идёт батальонный Шелль, узнаю его при лунном свете. Подхожу, рапортую. Принимает рапорт, а потом зло распекает за поднятый воротник шинели. Он за словом в карман не лез. Молчу, он прав, оправляю воротник.

Пропускаем вместе колонну. Облегчённо вздыхаю, когда он отходит. Кажется, прошли все. Говорят, что взвода прикрытия ещё нет. Вот, кажется, и они. Окликаем. Идут свои. «Мы последние, – говорит взводный, – отставших нет». Ушли. «Noch fünf Minuten»*, – говорю сапёру. Он зло на меня смотрит, но молчит. Хлопцы давно уже убрали палатку. Ждём. «В колонну по одному! За мной!»

Иду к шоссе. Немцы засуетились, бегом тянут дальше провод. Глухой взрыв – эхо по горам. Сапёры догоняют, угощают папиросами. Унтер смеётся, треплет меня по плечу, зубы его блестят при лунном свете. Километров пять спустя они прощаются и ныряют вправо, в горы, где расположены их части.

Как хорошо служить в пехоте,

Под барабан маршировать,

Валяться в тине и болоте,

Потом на солнце высыхать.

А мы не высыхали! Солнышка вот уже пару дней не видно. Всё небо заволокло сивой пеленой, и мелкий дождик нас мочит, мочит и мочит. Шинели набухли, сапоги тоже, и мы содрогаемся от собачьего холода.

            Идёт наша колонна вместе с немцами и их автомобильным транспортом, вьёмся по узкой горной дороге на Ужичку Пожегу. Дорога рассчитана на воловьи или лошадиные упряжки, в крайнем случае, на лёгкий автомобильный транспорт, а с нами рядом двигались мощные, на двойных осях, ревущие могучими моторами грузовики. Я ещё в моей короткой жизни таких не видывал. Гружёные до отказа, с прицепами, обдавали нас нефтяной гарью и вдобавок разбрызгивали дорожную грязь. На некоторых из них гроздьями висели немецкие гренадеры и смотрели на нас безо всякого выражения на отощавших от усилий и походов лицах. Думаю, то же они видели и на наших. Грузовики своей шириной занимали почти всю дорогу и, ревя моторами, задевали бортами обочины дорог на поворотах, а сбитые камни летели далеко вниз, в ущелье с быстро бегущей речкой, вздувшейся от дождей. В двух или трёх местах дорога была взорвана партизанами. Начисто! Была и нет её больше. Но, видно, они не принимали в расчёт технику немцев. И дорога была полностью восстановлена, прорезана заново, с мостами и обочинами. Крутые подъёмы. Подталкиваем наши подводы, а иногда и менее сильные грузовики, стараемся, чтобы не остаться без припасов. В одном месте была сделана площадка, на ней маленькие грузовики разворачивались и брали крутой подъём задним ходом, и лихие шофёры правили, стоя на ступеньках кабин.

-------------------------------------------------------------------------

*Ещё пять минут (нем.).

 

[Павел Стрелянов /К/]

Слева направо полковник В.И.Гранитов, сестра милосердия А.Г.Шелль, полковник Д.В. Шатилов и ротмистр Е.А.Шелль                   

Шелль Анна Густавовна (ур. Духновская) – р. 3 июня 1886 г. в Одессе, сестра милосердия, эвакуирована из Одессы в Салоники. В эмиграции в Югославии. В Русском Корпусе сестра милосердия. Отец Густав-Адольф Яковлевич (р. 25 мар. 1862, генерал-майор, во ВСЮР, в эмиграции в Югославии).

Шелль Евгений Густавович-Адольфович – р. 22 апр. 1887 г. в Одессе, ЕКУ 1908. В Великой войне ротмистр 8-го драг. Астраханского полка, контужен, Георгиевское оружие (29.08.1916). В антибольшевицком восстании, во ВСЮР, на 1 окт. 1919 в самообороне немцев-колонистов Черноморского края, эвакуирован из Одессы в Салоники. В эмиграции в Югославии, ок. курсы Генштаба в Белграде. В Русском Корпусе с 31 окт. 1941 казначей 1-го батальона 1-го полка, с 14 апр. 1942 командир 9-й роты, с дек. 1942 – 3-й роты 3-го полка, с нояб. 1943 начальник разведотделения штаба Корпуса, с 15 фев. 1944 командир 3-го батальона 5-го полка, ранен 10 окт. 1944, с 26 окт. 1944 командир 1-го батальона 4-го полка (майор). После 1945 в Германии, сотрудник журнала «Наши Вести», умер 9 окт. 1963 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

И шли мы так перекатами, ночуя в заброшенных хатах, греясь у костров и заваливаясь спать на солому или прямо на пол, чтобы с утра продолжать дальше. Было утеряно чувство времени, всё сливалось в монотонное бытие, и шли вперёд, вперёд, и орошал нас мелкий дождь. Отдохнули под Ужице, оправились, подлатались, подсохли и двинулись дальше. Погода становится лучше. А мне – хуже. Озноб трясёт. По ночам зуб на зуб не попадает, а днём расхожусь. Бабушкин* говорил, что это лихорадка, и пичкал меня пилюлями. Спасибо, брат.

            Меня назначили прикрывать отход и дали в придачу две подводы для выбившихся из сил и подбитых в походе. Приказ: чтобы не было отставших. Подводы потихоньку заполняются, и меня зло берёт при виде пары наших унтеров, сидящих среди солдат. Молчу. При первой же остановке колонны подхожу к ним и предлагаю убраться к своим взводам подобру-поздорову. Злобно ругаясь, исчезают. Места всем на подводах нет, отдохнувшие уступают места совсем ослабшим. Начинаю пускать на подводы лишь совсем обессиленных. Трое хлопцев слёзно молят оставить их отдохнуть. Согласен. Отдыхаю с ними пять минут. Поднимаю их, а они говорят, что не могут идти, что их ноги стёрты. Обозлённый, снимаю сапог, срываю портянку. Раны с водяными пузырями. «Считай, – кричу и крою их матом, – считай!» Ребята шарахнулись от меня. Отставших и плачущих больше не было.

            Идём на Мокро Брдо. Дорога забирает круто вверх. Ущелье тёмное, всё в скалах, сжимает нас, далеко вверху виден клочок неба, а внизу, злобно пенясь, шумит река. К ночи пришли. Мокро Брдо оправдывает своё имя – Мокрая гора. Дождь льёт как из ведра. Устраиваемся на ночлег в селе. Занимаю с отделением большую хату. Осматриваю ноги солдат и подвожу итоги. Обувь разбита, набухла от воды и стала твёрдой, как кора дерева. Ноги у большинства в ранах, с водяными пузырями, солдаты физически истощены походами и слабым питанием. Чувствуется, нужен отдых. Хата у нас хорошая, печь горит, сушим бельё, портянки, а от высыхающих шинелей поднимается пар. Ребята оживают, начинают шутить, протирают винтовки. Мои сапоги в дырах, и Алексюк чинит их кусками жёлтой кожи (где только раздобыл?) и замазывает смолой. «Красивее будет», – говорит он мне и улыбается хорошей светлой улыбкой. 

-------------------------------------------------------------

*Бабушкин Владимир – в эмиграции в Югославии, Первый русский КК 1941, юнкер роты допризывной подготовки молодежи РОВС, окончил университет. В Русском Корпусе, сен. 1941 в караульном взводе, в 5-м полку на 1944 г.

      

 

[Павел Стрелянов /К/]

Рота в походе против партизан-коммунистов. Впереди (второй слева) командир полковник Д.С.Франк. Все чины в югославянской форме

 

[Павел Стрелянов /К/]

Из-за длинного перехода с дождём горячей еды нет, дежурные бегут за хлебом и пайком. Вернувшись, делят всё по-братски и выкликают, кому какая порция. Жуют по-крестьянски молча, сберегая крошки, и большинство истово крестится, поев. Движение затихает, некоторые заканчивают чистку оружия, другие уже спят. Назначаю караул, и всё погружается в сон.

Наутро докладываю взводному, Дурасову, о состоянии отделения. Он не верит мне, опрашивает других отделенных. Картина та же. Докладывает лейтенанту Драценко. Сбор командного состава. Приходят к решению дать отдых на этот день и следующую ночь. Хлопцы несказанно рады такому решению, и даже солнышко выглянуло по этому поводу и сразу, словно стыдясь, спряталось за тучку. Потеплело, дождя нет.

            На дороге движение приостановлено, взвод немцев хоронит павшего друга. Было видно, что молодой лейтенант, командир взвода, сильно волнуется. Стоя над выкопанной могилой, он ждал, пока солдаты завернут тело убитого в одеяло. Блестели желтизной босые ноги, сапоги были сняты, голова со щёткой коротко остриженных волос клонилась то вправо, то влево, и получалось так, словно убитый прощался с друзьями навеки. И текла с уст лейтенанта не то молитва, не то слово прощания на незнакомом нам языке. Блестит непрошеная слеза на щеке командира, отдавшего команду.

Ахнул залп, второй, третий, и взвод удаляется, оставив могильщиков засыпать могилу. А через полчаса стоял над могилой крест с надетым на него шлемом, и текли мимо могилы боевые части земляков погибшего, равнодушных к постигшей его участи. Слава павшим, дорога живым. И шли в тот день по ней бесконечно, отступая.

            Ребята очень довольны отдыхом, каждый занят своим делом, латают обувь, бреются, мурлыча песни, смеются друг над другом. Закрываю глаза на игру в карты, сам картёжник и не могу её запретить, считаю, что для этого я должен быть выше. Эх, грешен тут и я. Но спокоен, знаю, что драк не будет, Дьячек всё уладит. Ох, серьёзный он парень. Старый унтер-офицер пограничных румынских частей, он знал своих буковинцев, и они его уважали.

            После обеда иду на разведку, в горы, прихватив четырёх ребят-добровольцев. Ну и подъём, такой крутизны давно не видал! Аж дух захватывает! Доходим до гребня, а с другой стороны стоит пара сараев и стадо овец в загоне. Чабаны, их четверо, держатся настороженно. Посвистывают мягко овчаркам, что кружат около нас, и те отходят. Неразговорчивы чабаны, но табак делает своё дело, и я добиваюсь некоторых сведений безо всякого принуждения. Говорят, что две ночи тому назад прошёл по горным дорогам большой партизанский отряд. Якобы шли на Бусовачу и Травник.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Инструктаж. Чины Корпуса в югославянской форме  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Курим, спрашиваю, почему так далеко пасут стадо. Отвечают, что от разных войск подальше, и ехидно улыбаются. Но нас уже объединяет доверие, и поступление данных идёт вовсю.

Дальше нам идти некуда, сплошные горы, завешенные дымкой тумана, до ближнего моста два часа ходу, по словам чабанов, и поэтому мы на прощание меняемся добром: мы им табак, а они нам кадку с каймаком*. Ночью был хороший ужин, даже ротному каймак достался.

            Легко шагать солдату после отдыха, ноги пружинят, шаг длинней. Вольно, незаметно уходят и остаются позади долины, горы, селения. Отставших нет. Все бодрые. Оставляем позади Сербию с её дикой прелестной природой и, спускаясь с гор, входим в долину.

Покатые лесистые холмы, вдали синеют горы. Это Хорватия. По обочинам дорог – биваки немцев. С большими промежутками стоят «флаки», и зенитки «ахт-ахт» тычут стволами в небо. Много их. Всё замаскировано. Впервые вижу четырёхствольные «флаки» и представляю себе, какое действие они имели бы под Чачаком. Привалы наши коротки. Форсируя марш, подходим к Вышеграду.

            Разбитые спалённые хаты, остатки зданий. Разрушенная церковь с чудом уцелевшей колокольней, всё проходит перед взором нашим, и тяжко видеть селение, смертельно раненое и разбитое тяжёлыми бомбовозами два дня тому назад. Много наших соратников пало здесь, под зданиями, сгорели, поливаемые фосфором.

Латаное шоссе с глубокими кратерами по обочинам и перевернувшиеся танки, отдыхающие на боку. Смрад палёного сопровождает нас вкупе со сладковатым запахом гниющих где-то тел. И, как в песне поётся, «всё прошло перед нами и мы побывали тут», оставляем этот погибший городок.

            За городом, перед началом подъёмов, стоят мосты, горбатые, турецких времён, крепко сделанные, чудом уцелевшие. Колонны наших идут по ним через буйную горную реку, вьются ввысь по холмам и пригоркам, являющимся преддверием горного массива славной Романии**.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Каймак – блюдо, приготовленное из сливок, снятых с топлёного молока.

**Романия – гора к востоку от Сараево. Это высокое плоскогорье, обрамляемое несколькими реками. Спускается с запада к востоку, высота от 900 до 1500 метров. Над плоскогорьем возвышается несколько отвесных склонов. Громоздкий, изолированный массив. Большая часть площади покрыта лесами. Поэтому она была удобной для гайдуков, которые скрывались от турков. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Баньска Монастырь, церковь XIII века. Сербия. Чины Корпуса в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

• В лесах, лесах дремучих
• Разбойники идут
• И на плечах могучих
• Носилочки несут.

             Велика ты, Романия, велика ты и красива, и конца и краю тебе нет. Веками стоишь здесь, и кто только не ходил по твоим дорогам и левадам! Как много их скрывалось по твоим лесам да ущельям! Ходили турки и ночевали на твоей могучей груди, делали намаз, призывая Аллаха на утренней и вечерней заре. В твоих лесах скрывались гайдуки и повстанцы, и во имя Бога и свободы резали глотки турецким янычарам. Ходили австрийцы по тебе в Первую мировую, а сейчас, во Вторую, идут по тебе немцы и сыновья тех русских, что дрались добровольцами за тебя и за твою свободу.

            И вот уже третий день подряд идём по тебе, Романия, и ещё до конца твоего не дошли. Не обозреть тебя всю, так велика ты. А вот ныне звучит по твоим склонам русская речь, и идут неустанно по тебе наши полки.

            Идём, дыхание тяжёлое, слякотно, хлюпает под сапогами, а дорога поднимается и вьётся, за каждым поворотом обещая что-то новое, а дойдёшь – всё то же, лес густой и новые за ним повороты. Сивое пасмурное небо над нами, не то дождь, не то снег моросит, и всё сливается в один монотонный фон, прерываемый то шуткой, то замечанием.

            Обращаем внимание на множество могил немецких солдат, павших в недавних боях за освобождение именно этой дороги. Дорого досталась она немцам, и мы мысленно благодарим за их жертву во спасение других. Кресты, кресты с именами павших, шлемы на каждом из них, а внизу под обрывом, справа, лежит кладбище брошенных машин, сгоревших в боях или оставленных за негодностью. Местами их так много, что кузова торчат из пропасти, лежат они колёсами вверх, на боку, и ясно говорят о ярости боёв.

            А мне кажется, да и не только мне, что нам с нашей конской тягой лучше, нежели с моторной. Бензина не надо, и легче накормить лошадей. Однако обоз наш идёт с нами, и давно не виденные нами ранцы почти что под рукой, а там смены белья, которое меняли мы месяца три тому назад.

            Кони наши дышат тяжело, тянут подводы в гору, хвосты отставлены от напряжения, и часто подставляем мы наши плечи к подводам и толкаем, помогая возницам и коням, спасая наше добро. Частенько слышен мат, сочно сдабривающий наши усилия. Далеко разносится окрик князя: «Давай, мать твою, давай!» Издалека видна его фигура: высокий, худой, настоящий кавказец, благородная кровь его предков сказывается в каждом его движении. И, смеясь очередной шутке князя, подставляем мы плечи к подводам. Он подбадривает ребят то шуткой, то грозным матом, то на своём примере показывает хлопцу, как нужно подать, то грозно рычит на зазевавшегося возницу. Часто оборачивается, глядя на хвост колонны, и, видя усилия ребят, рычит: «Так его, так!» А за ним семенит безропотно его ординарец Весельчук, не покидающий его нигде и никогда. Старый преданный солдат уже года четыре сопровождает князя, и где князь, там и он. Верный, заботливый.

[Павел Стрелянов /К/]

3-й полк, впереди полк. Л.Л.Маслов                      

Маслов Лев Львович – р. 18 окт. 1896 г. в Замбруве (Польша), Орловский КК, КАУ, поручик. В походе Яссы–Дон, в Добровольческой армии и ВСЮР в 3-й гаубичной батарее, капитан (29.01.1919), осенью 1919 командир 6-й батареи Дроздовской артилл. бригады, галлиполиец. Осенью 1925 в Дроздовском артдивизионе в Болгарии, подполковник. В Русском Корпусе полковник, командир артвзвода 3-го полка. После 1945 в Германии, умер в Розенхайме 12 сен. 1959 г.  

 

[Conell]

8 часов назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

Баньска Монастырь, церковь XIII века. Сербия. Чины Корпуса в югославянской форме 

 

Доброе утро, Павел Николаевич! Просто заинтересовало, где чины стоят в Баньском Монастыре...? По-моему, вот где то здесь ? Если лишнее, удалите... С УВ.

[Павел Стрелянов /К/]

8 часов назад, Conell сказал:

Доброе утро, Павел Николаевич! Просто заинтересовало, где чины стоят в Баньском Монастыре...? По-моему, вот где то здесь ? Если лишнее, удалите... С УВ.

Добрый день, Сергей. Вполне вероятно, здесь чины РК и стоят. Только на моем снимке церковь разрушена бомбардировками "союзников".  

 

[Conell]

1 час назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

Добрый день, Сергей. Вполне вероятно, здесь чины РК и стоят. Только на моем снимке церковь разрушена бомбардировками "союзников".  

 

У "союзников" и тогда ничего святого не было....

[Павел Стрелянов /К/]

Отхожу в сторону и пропускаю солдат и колонну подвод, поджидая князя, а он, увидев меня, улыбается и говорит со вздохом: «Хлопот полон рот, скоро привал будет, а балда повар ещё не готов. Подвода одна отстала, кони расковались, так что перегружаем, а у тебя как?» И движемся дальше, перекидываемся фразами и курим. А у князя табачок на ять, греческий, трофейный, ещё под Чачаком захватили. Поболтав на злобу дня, бросаю князя и догоняю своих.

            В колонне Алексюк ведёт нашего мула под уздцы. Улыбается, потухшая папироска висит на губе, пилотка на затылке, мурлычет песенку свою молдаванскую. Доволен хлопец, день удачный у нас сегодня. Час тому назад за одним из поворотов обнаружилась площадка, а на ней огромная грузовая машина, немцы суетятся около неё, что-то раздают. Зову одного из своих: «Давай сюда Алексюка с мулом!», и вместе с ними к машине.

Грузовик без горючего, обречён на сброс под гору, и немцы раздают своим частям припасы. Молча подошли и мы. Молча получили консервы, мешки с хлебом, давно не виденный сыр, колбасу. Молча ушли. Видно, нас за своих приняли или давали потому, что иначе всё равно пропадать добру. Поделился с князем. Он о роте заботится, а я о своих. Хорошо иметь этакий запасец продуктов, хоть маленький. Хорошо, когда ночёвка, сидеть у костра, жмуриться от искр и жевать что-нибудь, зная, что обоз с кухней отстал и неизвестно когда подойдёт. Спокоен я за солдат, что восстановят они свои силы, ведь на полный желудок жизнь всегда веселей. А князь заботился о нас знатно, из-под земли продукты доставал и был всем нам как отец. Отцом я его и звал, и отцом он мне остался до конца.

            По горным левадам на перевалах стояли на позициях части, то наши, разных полков, то немцы. Стояли, охраняя наш проход по горам. И часто по ночам чиркали в разных направлениях трассирующие пули, вспыхивали зарницы взрывов, и кипел звуками ночной бой. Это отбивали очередную ночную атаку партизан, старавшихся прорваться к дороге.

            На одной из левад заночевали в ту ночь. Повезло захватить для отделения и меня маленькую лачугу. Но спать не давали, то наши, то немцы старались её захватить. Чтобы избавиться от них, я назначил часовых. По часу на человека, и чтобы будили друг друга по очереди, с наказом: своим говорить «занято», а немцам – «oberst»*. Отдохнули.

--------------------------------------------------------------------------------

*Полковник (нем.).

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

С лошадьми. Полковник Русского Корпуса в югославянской форме