Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Утро. Свежо, с гор дует холодный ветер и заставляет ёжиться. Мы стоим около канцелярии комбата, и к нам примыкают другие унтер-офицеры из нашего батальона. По три человека с роты, а из нашей только два, и уже нас набралось восемь человек. Приходит комбат Шелль с лейтенантом Загелем и краткой речью напутствует нас перед началом курса. Просит проявить внимание и старание, так как после курса мы будем инструкторами в ротах.

По команде Загеля усадили нас в грузовик, и после долгой езды оказались мы за городом, в большой долине с единственным домом на опушке леса. Дом вместительный, просторный зал без мебели – пол, стенки да потолок. А дальше, наверное, были комнаты с удобствами. На полу, посередине зала, лежали трубы короткие и шары с хвостами, как у аэропланных бомб.

Лейтенант Загель представляет нам двух немецких фельдфебелей с нашивками «Принца Евгения» на рукавах, отлично говорящих по-сербски. Это были югославянские фольксдойче, наши инструктора. Нас разбили на две группы, по четыре человека в каждой, под командованием одного из фельдфебелей. Все уселись на полу полукругом, а наш учитель, сидя перед нами, начал с того, что, взяв металлическую трубу длиной в метр тридцать сантиметров, сказал нам: «Это ствол нового оружия, а здесь у него прицел, а тут кнопка вместо курка». И началось наше обучение. Как в этот ствол ставить двигатель, сложив крылья, сделанные из гибких стальных пластин. Как привинтить к нему боевую головку. Как целиться, как снимать с предохранителя и, нажав кнопку, стрелять.

Каждый из нас получил собранный «противотанковый кулак», и началась уже настоящая наука, не на словах, а на практике. Разобрать на части «кулак», собрать по частям «кулак», прицел, к бою. И пошло, и пошло, в сотый раз разбирать и в сотый раз собирать, и дошли до того, что в две минуты разбирали и собирали. Хоть с закрытыми глазами.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Б.Григоров (слева), 7-й Юнкерской роты 2-го полка         

Григоров Борис Гаврилович – р. 1907 г., во ВСЮР и Русской Армии кадет интерната при Константиновском ВУ. В эмиграции в Югославии, Крымский КК 1929. В Русском Корпусе в 7-й юнкерской роте 2-го полка, подпоручик. Умер в Мюнхене (Германия) 19 сен. 1955 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вот и обед. Дали нам сытно и хорошо поесть, часок отдыха, а затем продолжили наши занятия уже в поле. Как выбирать позицию: лёжа просто на земле, из укрытия, как стрелять из окопчика, специально сделанного для противотанкового бойца. Сзади ствол не должен иметь никакого препятствия, ибо тогда обожжёт твою спину, и вот гоняли нас по полю, чтобы мы сами выбрали место для наших действий. И так до вечера, а по возвращении в дом ещё часик разбирали и собирали. К ужину каждый получил по огромному стакану пива, больше литра. Посидели, поболтали, делясь впечатлениями. А затем отвели нас в спальню с двумя дюжинами коек, и каждый, выбрав себе по вкусу, завалился спать.

Подъём, завтрак и снова учимся разбирать и собирать. Через час нас опять вывели в поле с наставлением: «Будете стрелять боевыми «кулаками», сперва головки будут холостые, а потом уж боевые. Каждый получит из рук фельдфебеля «кулак» и указание, с какой позиции стрелять. Самая большая дистанция для хорошего действия «кулака» – пятьдесят метров. Сейчас смотрите и привыкайте».

По свистку фельдфебеля из ближнего леска выезжает тягач и на длинном стальном тросе тянет мишень: танк. «Стрелять по мишени, не по тягачу! – смеясь, говорит фельдфебель. – Глаголев, вы будете первым. Стрелять вам вот с той позиции! Ложись! Готовьсь! Пошёл!» И бежит Глаголев к укрытию, и нам видно, как, укрывшись, целится он и стреляет. Быстро, очень быстро летит головка к цели и, ударив в железную цель, падает. «Это хороший выстрел! А если промазал, летит головка метров сто и там падает».

И все мы так стреляем, то лёжа на брюхе в чистом поле, то из окопчика, то из закрытой позиции. Интересно! Захватывает! До того дело дошло, что устроили мы соревнования между нашими двумя группами, кто будет стрелять лучше, кто укроется лучше. Даже инструктора помогали в создании азартной обстановки. И видно было, что они тоже увлеклись этой воинственной игрой. Так продолжалось до обеда. Поели, отдохнули с часик, а затем отвезли нас в другую местность.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал Штейфон на кладбище в Белграде 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Фельдфебели уже очень серьёзно говорят нам: «Каждый получит по два боевых «кулака», будьте очень внимательны, шутки в сторону, бить только по мишени. Вызывать будем по очереди. Вощинин, готовьсь!» Свисток. Из-за холма появляется тягач и тянет за собой настоящий, наполовину разбитый, танк.

Пошёл!! Выстрел, громко шипя, летит головка, попадает в танк, взрывается, и куски плавленого металла летят в стороны. Потрясающий эффект!  И так мы все отстрелялись с разных позиций. Закончили, фельдфебели, довольные своей работой, прощаются. Появился лейтенант Загель, и к вечеру мы были в своих частях. И долго в тот вечер рассказывал я друзьям о действии противотанковых «кулаков».

Моя задача подготовить выбранных взводными командирами бойцов для работы с этими «кулаками». Всего шесть бойцов, по одному с отделения. Началась учёба на холостых учебных «кулаках». На протяжении дня идёт курс, и я доволен результатом. Разбитные хлопцы в два счёта одолели науку и даже соревновались меж собой, кто будет лучшим.

К вечеру получен приказ двигаться к итальянской границе, якобы ожидают появления партизанских отрядов из Италии.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Патент на производство в подпоручики

 

[Павел Стрелянов /К/]

Утром из Лаака движемся на Шкофья Лока. Чудный день, ведь май месяц уже. В долине, по которой мы идём, зеленеют луга, пролески, на горизонте синеют горы, и так всё это красиво и хорошо! Солнышко греет, отдохнувшие ноги пружинят и несут тело легко. Вдалеке виден большой двухэтажный дом, а рядом с ним одинокая фигура. Подходим. На обочине дороги стоит немец-фельдфебель, кричит нам что-то, размахивая руками, словно зазывает.

Мы – головная рота батальона. Драценко, проходя мимо, говорит мне: «Узнайте, чего он хочет». А немец, увидев меня, радостно тащит за руку, говорит: «Verpflegung, essen, essen!»* и показывает себе на рот. Захожу с ним в здание и понимаю, что попал на интендантский склад, и тут дают войскам всё, что пожелаешь.

Я бегом к Якову Александровичу: «Отец! Давай подводу, консервы брать!» Яков Александрович, поняв сразу, в чём дело, на ходу посылает фельдфебеля Черепова с пятью бойцами к складу. Я же бегом несусь к моему бывшему взводу и говорю лейтенанту Дончуку: «Разрешите взять пару бойцов! Еда будет!» Ну конечно, он разрешил, еда ведь, не камни же нам грызть! Беру сразу мою бывшую команду «гусарского монастыря» и галопом к складу.

Александр Черепов со своими хлопцами на первом этаже, тащат консервные ящики, а я, мигнув своим, взбираюсь на второй этаж и читаю на одних ящиках «Fleisch»**, на других «Fisch»***, на третьем «Butter»****, а вот колбасы в консервах… Велел я хлопцам брать без разговоров, хватать ящики и нести на подводу. И долго грузили её, пока не наполнили всю. А для взвода каждый боец взял по ящику на плечо, и пошли догонять своих.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Питание, есть, есть! (нем.)

**Мясо (нем.)

***Рыба (нем.)

****Сливочное масло (нем.)

 

[Павел Стрелянов /К/]

Большаков Фома Иосифович – р. 1888 г., казак ст. Есауловской ОВД, Георгиевский крест 3 ст., сотник. В Донской армии, 1920 во 2-м Донском запасном батальоне, о. Лемнос. Осенью 1925 в Донском офицерском резерве в Болгарии. В Русском Корпусе в 10-й, затем в 5-й сотне 1-го Казачьего полка (унтер-офицер), ранен в Думовцах 5 апр. 1945. После 1945 в США, умер в Калифорнии 24 дек. 1966 г.

 

[Conell]

В 10.01.2024 в 00:19, Павел Стрелянов /К/ сказал:

А.А.Раевский, подпоручик 1-го полка в югославянской форме

 

Раевский Александр Андреевич (1907-1969 Буэнос-Айрес, Аргентина).

[Павел Стрелянов /К/]

14 часов назад, Conell сказал:

Раевский Александр Андреевич (1907-1969 Буэнос-Айрес, Аргентина).

Добрый вечер, Сергей. Над фото (пост 14.01.24) я дал его полную биосправку. 

[Павел Стрелянов /К/]

Спускаюсь к выходу. Черепов разворачивает подводу, и в этот момент я увидел в углу одиноко стоящую бочку, знакомую мне своей формой. «Неужели постное масло?» – думаю я и кричу Черепову: «Не уходи, братец! Подожди! Давай ребят сюда!» Я к бочке, так оно и есть, двести литров постного масла. С трудом, пыхтя, водрузили её на подводу и пошли догонять роту.

А двор уже кишел бойцами других рот батальона. Иду рядом с Яковом Александровичем: «Ну что ж, попробуем, что достали, – говорит он. – А ну-ка, Александр, открой нам банку!» Ефрейтор Расомахин штыком дырявит банку и приподнимает крышку: «Морковь!» – кричит. Яков Александрович спрашивает разочарованно: «А ну из другого ящика?», а там горошек. Смеёмся. «Подожди, отец», – говорю я и иду к подводе, которую грузили мои ребята. Яков Александрович доволен – мы смачно жуём чудное, вкусное консервированное мясо. Тут и Расомахину досталось. А другие ребята горошек и морковь в два счёта слизали. «Олег, я это раздавать не буду. Это нам Божий дар! Сохраню на чёрный день».

В тот день, придя в Шкофья Лока, устроились всем батальоном в большой казарме. Вечером заходит ко мне лейтенант Дончук и благодарит за консервы. Рассказывает, что командир второго взвода Куропятник был зол, что ему со взводом ничего не досталось, и Дончуку пришлось с ним поделиться. Два взвода в ту ночь поели сытно, а мне Яков Александрович устроил банкет, вся хозяйственная часть смаковала.

На следующий день привезли двенадцать противотанковых «кулаков», по два на каждого выбранного бойца. В большом зале моя группа из шести человек проверяет свои знания противотанкового дела. Так как учебных стволов не было, я, отвинтив боевую головку, давал каждому по очереди ствол, и боец, положив ствол на плечо, как для стрельбы, указывал пальцем правой руки нужные приёмы и говорил: поднимаю прицел, целюсь, спускаю предохранитель и стреляю.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Корпусной священник о. Никон Рклицкий и командир Корпуса ген. Штейфон. Все чины в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Всё шло хорошо и гладко, пока очередь не дошла до последнего курсанта, Похевки Фёдора. Способный хлопец, быстрый, восприимчивый. Взял он ствол на плечо и, быстро перечисляя действия, спускает предохранитель и нажимает боевую кнопку. Сокрушительный выстрел оглушил всех нас.

Двигатель, без головки, вылетел и ударил в бетонное перекрытие, соединяющее стены, а мы, как глухие и немые истуканы, стоим недвижимы. Вижу, как распахивается дверь и в клубах пыли оседавшего цемента и извести появляется фигура Якова Александровича, размахивает руками, открывает и закрывает рот, а я, придя в себя, говорю ему что-то, но самого себя не слышу. Тогда я понял, что совершенно оглох.

Похевка Фёдор, как изваяние, стоит со стволом на плече, не двигается. Взяв его за плечи и повернув к себе, я вынул ствол из его рук и увидел его перепуганные, вытаращенные глаза. Урок кончился. Стряхнув оцепенение, наша группа двигается к двери, и я на ходу жестами, как глухонемой, показываю Якову Александровичу, что я оглох. И как сейчас помню: чувствовал, что теряю равновесие, что шаги мои неверны, и, крепко держась за перила, осторожно спускался вниз по лестнице. Передо мной спускались мои бойцы, они, как пьяные, хватались то за стенку, то за перила, как и я. Через час и сорок минут моя глухота прошла, и я смог рассказать комроты о случившемся. А до тех пор отсиживался у Якова Александровича. Но со слухом моим с тех времён что-то произошло, чуткость ушла.

Позже поднялся я с Яковом Александровичем в зал, чтобы взглянуть на результат этого выстрела. Как я уже говорил, позади ствола не должно быть препятствий, а за нами была стена с большим окном, которое было вырвано с рамой и частью стенки. Эта волна отдачи в окно и стенку оглушила нас. Двигатель разбил наполовину бетонную основу, и стена лопнула в нескольких местах. Хорошо, что попало не прямо в стену, а то, пробив ее, снаряд разорвался бы, возможно, в жилом помещении. Вот тогда было бы нам горе и слёзы.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Награждение генералом В.Э.Зборовским чинов Русского Корпуса

 

[Павел Стрелянов /К/]

Подобрав боевую головку и ненужный больше ствол, я отдал их заведующему оружием нашего батальона. А по вечерам долго ещё рассказывали хлопцы о том, как Похевка Фёдор, спутав стенку с танком, уничтожил её. И долго ещё, пару дней, не меньше, звенело у меня в ушах и, как назло, заныл до слёз зуб и начал назревать флюс. В ту пору у нас обезболивающих лекарств не водилось. Было только два выхода: или вырывай зуб, или терпи. Ну конечно, я терпел, зубных врачей-то не было.

В поход, в поход! Спешно готовимся к нему, идём на Блегош, в горы, где стоят укреплённые позиции, вроде линии Мажино, на случай войны. Говорят, что из Италии на Словению движутся две дивизии партизан Тито, чтобы окружить нас, засадив в мешок. Хозяйственная часть выдаёт нам наши шинели. Идёт только наша рота и с двумя станковыми пулемётами Шура Макухин. Другие роты батальона перемещаются в неизвестном для нас направлении.

Движемся быстро. Вышли спешно после обеда и к вечеру должны быть на Блегоше. Проходим местечко Африях и начинаем круто подниматься в гору. Дорога зигзагами вьётся вверх. Чем выше, тем холоднее. Но, разгорячённые усиленной ходьбой, мы этого не замечаем. Взобрались. С большой площадки, в сумерках, смотрим на Италию. Видим только верхушки гор и тёмные леса под собой. Справа вход в казематы, слева тоже. Вот и всё!

Влага, холод, грязь в галереях, водой залиты довольно большие участки пола. А снаружи сильный ветер насвистывает нам, неся на своих могучих крыльях туман, серую массу, которая заволакивала горы, нашу позицию, покрывала всё, словно волнистой простынёй. Земля к вечеру провалилась во мрак, и ночь завладела бункерами и галереями, в которых мы шевелились, как стадо, стараясь согреться над скупыми дымными кострами. С глазами, полными слёз, кашляли от дыма, который окутывал нас и плыл, подобно реке, над нашими головами. Готовили Шурины три картофелины, чудом оказавшиеся в его хлебной сумке: испекли на углях и съели с кожурой и пеплом, и было очень вкусно.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Инженер В.М.Ломберг. Шахта рудника вблизи Зайчара 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Кошмарная ночь! Сырость, холод, вода, хлюпающая под ногами, дым. А в дыму, как в тумане, бродили от костра к костру люди. Сидели на корточках, на ящиках с пулемётными обоймами. Большинство стояло, притопывали ногами, вздыхали, матерились.

Никто не спал. Не то чтобы не было желания спать, а просто негде было лечь. Мой флюс постепенно обезображивал мне лицо, подбираясь уже к левому глазу, а зуб заставлял мычать от боли. Ну и ноченька!

И пришло утро, освободившее от мрака, позволившее выйти из галерей и казематов и вдохнуть полной грудью свежий морозный воздух. Солнце румянило верхушки гор, розовый от рассвета туман плыл ниже нас, покрывая долины, а взор мог охватить пространство далеко-далеко: горные цепи, залитые утренним солнцем, голубое небо с белыми облаками.

Христос Воскресе! Забыли, ускользнуло от нас, что Пасха пришла, забыли в походах, в усиленных маршах. И вот на вершине горы, на самом хребте её, на границе Югославии с Италией обнимаются люди православные, христосуются.

Воистину Воскресе! Посвистывает ветер вокруг нас, но солнышко пригревает, и приятно нам. Туман поднимается, и далеко внизу, в долине, крестьяне-словенцы пашут в белых длинных рубахах навыпуск. Голубой дымок из труб домов поднимается к небу. Мир и покой. К обеду получаем приказ спускаться вниз, в долину.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Крестный ход в Русском Корпусе

 

[Павел Стрелянов /К/]

Части Корпуса перед уходом   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Спустившись с Блегоша, стали лагерем у его подножья, в лесу. Яков Александрович чутьём своим знает, где мы, и стоят на лесной лужайке Черепов Александр, а с ним бойцы – Утиляк Илья и Бостуль Георгий. Пара мулов пасётся рядом, на снятых сёдлах мешки с провиантом. Привет от хозяйственной части голодным путешественникам-туристам. Задымились костры, и мы разговляемся.

Полдень. Сонное царство в лесу. Бойцы в шинелях или поверх них задают храповицкого. Дежурные ходят меж ними или сидят у костров, а в разных местах стоят часовые. Энергичный Шура толкает в бок: «Идём сено искать, мулов нужно кормить». Меня уговаривать не надо. Спускаемся по узкой дороге, с нами два бойца с мулами. Невдалеке стоит несколько добротных хат. Любезный дюжий словенец с улыбкой встречает нас и, узнав, что нам нужно, ведёт к сеновалу. И пока бойцы возятся, укладывая сено в тюки, он нас зазывает в дом.

Мы настороже, мало ли что бывает. Но опасения напрасны. Хозяйка с дочерьми выносят на блюдах съестное, а хозяин, наливая огромные рюмки, провозглашает: «Прозит!» – и мы дружно заливаем горло. Дочери заглядываются на Шуру, а на меня и внимания не обращают, видно, флюс мой им не нравится. Совсем как Квазимодо. Поели, прощаемся. Хозяин, весело смеясь, суёт в руки Шуре и мне по бутылке водки. Он радостно что-то говорит, но трудно понять его речь, полусловенскую, полунемецкую.

Хозяйка на прощанье весело машет рукой, дочки тоже. Бойцов, видно, хозяева тоже не забыли – оба идут, весело беседуя: «Вот, люди дюже хорошие! – говорят наперебой оба, – накормили нас!» А Шура добавляет: «И напоили!» Оба хохочут: «Да мы только чуточку, уж больно водка крепка!». Шура говорит мне: «Знаешь, хозяин, видно, бывший военный, знает, что солдату нужно, вот и поприветствовал он нас». Я с ним согласен. И вдруг мы слышим стрельбу.

С правой стороны затрещали выстрелы и затихли. Мулы, прижав уши, ускорили шаги, а у нас уже наготове в руках оружие. Раздались крики, но что кричат, не понять. Снова стрельба, но странно, пули не свистят. А из леса донеся громкий голос: «Свршио се рат!», в переводе с сербского языка – «кончилась война!». И всё затихло. Шура и я переглянулись и, пожав плечами, продолжили путь.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Патруль 

 

[Павел Стрелянов /К/]

В лагере тревога, все при оружии. Драценко, хмуро глядя, вопрошает: «Опять в отлучке?! Что за стрельба?!» Объясняем. В ту ночь унтер-офицерская компания роты, сидя около костра и весело разговаривая, раздавили две бутылки водки, заедая колбасой. Праздника ради!

А наутро сидит рота на поляне полукругом, и комроты, взобравшись на пень, держит перед нами речь об окончании войны. Сидящий рядом Шура шепчет мне: «А словенцы вчера уже знали, нас угощали. Добряк хозяин нам про это говорил, да мы не поняли его!» А я Шуре добавляю: «Вчера партизаны от радости стреляли вверх, не будь этого, перестреляли бы они нас, как куропаток. Пожалели они нас и о конце войны нам кричали!»

Комроты объявляет, что кончилась война, вчера, 6 мая 1945 года. «Бойцы, теперь вы свободные люди. Клятва верности кончилась! По слухам, Гитлер мёртв! Каждый из вас сейчас может встать и идти куда хочет! Но стоит ли делать это?!» Командир роты объясняет, что сейчас рота будет держать совет, что делать дальше.

И он продолжает: «Мы окружены противником, и у нас единственный выход – идти в Австрию и там сдать оружие англичанам. Если этого не сделать, мы попадём в плен к красным, и тогда нам несдобровать. Вы знаете, как они с нами поступают. Добра от них не ждите! Сейчас ставлю вопрос на голосование: идём мы дальше вместе, или сейчас же разойдёмся, кто куда хочет. Если мы идём дальше вместе, должен я вас предупредить, что, возможно, нам придётся пробиваться с боями к англичанам в Австрию!»

И рота как один заявила: идём дальше вместе. «Так правильно мы рассудили?!» И ответом было: «Правильно! Правильно!!» Комроты кричит, перебивая поднявшийся шум: «Рота!! Слушай мою команду! В колонну по одному, повзводно, за мною марш!! Унтер-офицер Плескачёв, вы – замыкающий, чтоб отставших не было!» Пропуская роту, думаю: «Вот чёрт, забыть обиду не может», – и, вместе с вестовым осмотрев опустевшую лужайку, потушенные костры и глубоко вздохнув, шагаю вниз. Войне конец, что будет дальше? 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Глава Русской эмиграции в Югославии ген. В.В.Крейтер при посещении Русского Корпуса  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Р-н боевых действий РК перед уходом в Австрию, 1945 г.  

  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Во Францию два гренадера

Из русского плена брели.

И оба душой приуныли,

Дойдя до немецкой земли.

 М.Л. Михайлов

 Проплывают перед взором дома Африяха. Крестьяне с жёнами, детьми, восседая на лавках или стоя перед домом, смотрят, как шагает наша рота, и некоторые в знак приветствия машут нам рукой. И всё это остаётся позади. Между Африяхом и Шкофья Лока соединяемся с другими ротами батальона и двигаемся дальше. К вечеру, в Шкофья Лока, вливается в нашу колонну хозяйственная часть, и мы двигаемся на Крань (Крайнбург).

Глубокой ночью на окраине Крайнбурга стоим на дороге, не имея возможности войти в город. Все дороги и улицы забиты войсками, танками и беженцами с их транспортом и семействами. Толпы солдат разных национальностей сидят тут же на дороге, на улицах и ночуют. И мы с ними, но держимся все вместе, не расходимся. Кто лежит на обочине дороги, другие тут же сидят, иные, собравшись кучкой у телег, коротают время в разговорах.

И вдруг приказ в четыре часа утра: кругом марш! Батальон идёт на Шкофья Лока. Быстро помогаем развернуть телеги, молча, лишь храп лошадей да наше напряжённое дыхание нарушают тишину. Соседи из других частей не вмешиваются, лишь иногда кто-нибудь из них, приподняв голову, вопрошал сонным голосом: «Что случилось?», и всё. Под утро, на заре, оставив Шкофья Лока в стороне, срываемся круто с шоссе на просёлочную дорогу, которая зигзагами меж кустов и пролесков уходит вдаль к горам.

Солдатский телефон передаёт, что наш комбат Шелль узнал от крестьянина-словенца о существовании просёлочной дороги, идущей параллельно шоссе к туннелю Лойбльпасс, что нам и нужно! Привалов нет. С каждым часом горы всё ближе и ближе. Вот они почти над нами. Наплывают на нас оголёнными крутыми скалами, и вскоре кажется, что висят они прямо над нашими головами.

Дорога делает резкий скачок вверх, круто, метра на три, как ступенька, и врезается в шоссе. А на шоссе дым коромыслом. Народу!!

[Павел Стрелянов /К/]

У туннеля   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Толпы запрудили все поляны и лужайки. Налево! Вот он, Лойбльпасс! Под нависшей скалою виден огромный чёрный зев туннеля, проглатывающий немецкую пехотную колонну. У входа немецкие фельджандармы, часовые, не пускающие беженцев. А справа, метрах в пятидесяти, стоит танковая часть «Тигров». Полковник в чёрной форме танковых частей разговаривает с нашим комбатом Шеллем, и через пару минут оба прощаются за руку, козыряют друг другу и расходятся.

Бежит фельдфебель в каске к охране, что-то кричит, и я вижу вдруг, как хлынула толпа беженцев к туннелю. Охрана выравнивает волну беженцев в стройный поток, и она быстро исчезает в туннеле. А мы стоим. Рассказываю это потому, что всё происходило перед моими глазами. Наша рота шла в голове с комбатом, а я был при Драценко.

За двадцать-тридцать минут площадь и поляны были очищены от беженцев, и начался страдный путь нашего обоза. Крутейший подъём ступенькой в три метра наши лошади не могли одолеть, несмотря на всю нашу помощь. Поднимались так: кони вскачь, с расстояния, брали этот подъём, в облаках пыли, под собственное ржание и густой мат возниц. Пара подвод, не выдержав прыжка, разлетелись на куски, а кони, волоча оглобли, выскакивали на дорогу, и с ними летел-скакал кучер, держа вожжи в руках. Бойцы подбирали разлетевшийся груз и кидали его на другие подводы.

А со стороны, на лужайке, снова напирали толпы беженцев. «Унтер-офицер Плескачёв, ставьте заставу, не пропускайте беженцев!!» – кричит мне комбат Шелль. Прошу у Куропятника отделение, вылетаем на шоссе и шеренгой становимся поперёк, как живое заграждение. Приветствую полковника-танкиста по-старинному, он понял, в чём дело, отдаёт приказ, и теперь та же часть, что стояла охраной при входе туннеля, рассыпалась шеренгой впереди нас, создав первый барьер на дороге.

 

[Conell]

16 часов назад, Павел Стрелянов /К/ сказал:

У туннеля   

 

Сюдя по направлению движения телеги, это уже Австрия....

Ниже, на фото, это же место, со стороны Австрии.

[Павел Стрелянов /К/]

7 часов назад, Conell сказал:

Сюдя по направлению движения телеги, это уже Австрия....

Ниже, на фото, это же место, со стороны Австрии.

Спасибо, Сергей. Вполне возможно. Фотография размещена, как наглядная иллюстрация событий, происходивших тогда вокруг туннеля, по дороге в Австрию и в самой Австрии.  

[Павел Стрелянов /К/]

А наши подводы идут и идут, конца и края нет. Давно проскочил наш обоз. В облаках пыли появился и исчез Яков Александрович с бойцами, а подводы всё идут. Наконец в поднятой чуть ли не до неба пыли, как в тумане, показался разъезд нашей конной разведки, и унтер, ведущий её, поднявшись на стременах, прокричал: «Всё! Больше обоза нет!!» И тронулся наш батальон.

Проходят скорым шагом рота за ротой, вот и последний взвод. Командую нашим бойцам: «В свою часть, бегом марш!» И, оставшись один, замираю по стойке смирно, приветствуя полковника. Получив ответ, поворачиваю налево кругом и шагаю к туннелю. Входя в него, слышу, как зарычали моторы. Пара бойцов раздают своим свечи и тут же зажигают их. И вовремя. Постепенно уходит дневной свет, и сгущается тьма. Туннель не закончен. То идёшь по кучам щебня, то спотыкаешься о крупные камни. Какие-то брусья вроде шпал грозят переломом ноги.

Не знаю, как долго брёл я среди своих спутников. Шли мы, как светлячки в ночи, неся свои свечи. Вот, наконец, впереди появилось светлое пятно, которое увеличивается и постепенно переходит в дневной свет. Выскочив наружу, радостно вдыхаю горный воздух, а взгляд охватывает окрестности – холмы, левады, сады, и вдали белеют дома. Унтерлойбль! Мы уже в Австрии.

Наша рота расположилась лагерем в большом саду. Хозяева живут в доме около сада и наблюдают в окно за странными людьми, говорящими на непонятном для них языке. Но они чувствуют удовлетворение, так как мы их язык тоже не понимаем. Я ставлю мою плащ-палатку недалеко от стены их дома, под яблоней. Три девицы, дочери хозяина, весело щебеча, как птички, меж собой, наблюдают за моей работой и стреляют по мне глазами.

Соблазн велик. Забивая колышки для палатки, одним глазом я смотрю на колышек, а другим на девиц. Одна другой краше, и вместо колышка я попадаю по пальцам камнем. А они смехом заливаются. Невыгодное дело для меня. Да ещё приказ есть – нашему брату в связь с австрийцами не вступать. Во избежание недоразумений. Жаль, жаль. Видно, приказ давали люди пожилые, для которых интерес к девицам являлся эхом далёкого прошлого. Девицы, видя такое «дюже холодное» отношение к себе, ушли, вильнув юбками, решив, что на человека я вроде похож, но на самом деле я баран или в лучшем случае ишак. Что поделаешь? Сердце влечёт, а приказ не даёт!  

 

[Павел Стрелянов /К/]

Офицерская проездка. Кос. Митровица

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вечерком комроты сообщает, что хочет переговорить с командным составом, до командиров отделений включительно (этакий совет нечестивых)*. Интересно, о чём речь будет? Пришли, уселись кружком, ждём.

Вышел командир роты с командирами взводов и начал речь с того, что якобы идут странные слухи о нашем близком будущем. Дал понять, что пока это только слухи, но весьма возможно, что для нас война продолжится. Обоснование такое: союзники, американцы и англичане, покончив с немцами, идут против Советского Союза, но не против народа, а только против правительства, ибо коммунизм не подходит их демократическому правлению. Мы все переглядываемся, свежо предание, но верится с трудом.

Драценко, видя наше отрицательное отношение, продолжает: «Это может быть ложный слух, так сказать, утка, но подумайте, господа, а если это окажется действительностью? Вот тут нам нужно подготовиться на всякий случай. Как и к чему, вы скажете? Идейно, я думаю, мы все согласны принять участие в продолжении этой новой войны за Россию!» Бурное общее согласие!!!

«Так вот, – продолжает Драценко, – на что нам нужно особенно обратить внимание, так это на то, где у нас ахиллесова пята. Где наша слабость?» Замолчав, Драценко, оглядывает нас в ожидании ответа. И ответ пришёл. «Наше вооружение, господин лейтенант! – раздаётся голос. И с задних рядов поднялась мощная фигура Эллерта Яна**, унтер-офицера взвода Куропятника. – Наши винтовки Маузера хороши, но пулемёты итальянские подгадили, а автоматического оружия для ближнего боя вообще нет. Говорю про автоматы русские, Калашникова и Шпагина, и немецкие «шмайссеры» 1943-1944 года». Ян замолк и сел под общие возгласы одобрения. Драценко машет рукой, прося тишины. С трудом её добившись, продолжает: «Так вот, что нам нужно делать, чтобы достать его, где взять это вооружение? К кому обратиться?» 

И снова быстро пришёл ответ. Сидящий поблизости Яков Александрович Амилахвари встал и, широко улыбаясь, развёл руки, обращаясь не то к нам, не то к Драценко: «Да этого добра вокруг нас сколько хочешь! Все эти немецкие отряды прибыли сюда, чтобы сдать оружие. Это же то оружие, что мы ищем! Вопрос только в том, как взять его?!» Поднялся шум, разговоры, восклицания. Навели порядок. Комроты спрашивает, каким путём можно добыть оружие.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Цитата из 1-го псалма: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых».

**Эллерт Ян Янович (1898–1989) – в Русской Армии корнет 1-го улан. Петроградского полка. В Русском Корпусе во 2-м, затем в 4-м и 5-м полках.