Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

В.Г.Науменко (Бавария, Зап. Германия) – Ф.И.Елисееву (Париж), 11.04.1949 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

В принципе, соглашение вскоре было достигнуто, чтобы американским Центром были приняты на хранение Регалии с уплатой их доставки на месте

 

единообразно, но перед этим надо было еще получить разрешение американских властей на вывоз Регалий в Америку.

 

30-й март 1949 г.: «Сегодня были с Наталкой у коменданта города, чтобы переговорить с ним относительно перевозки Регалий в США. Но его опять не застали. Оставил ему записку. Вечером меня уведомил, что просит быть послезавтра в 10 утра, предварительно позвонив по телефону».

 

8-го апреля: «Переселенческий наш вопрос из рук вон плохо. Мое стремление собрать казаков в одно место не увенчалось успехом. В этом я видел цель своей работы и думал провести старость спокойно, считая, что сде¬лал дело. Но видно Бог не благословил этого и приходится нам, казакам, рассеиваться по свету, как рассеяны жиды!

 

Здесь возникает вопрос, что же делать дальше! Как показывает опыт, сидя в Европе ничего сделать нельзя. Надо, видимо, мне переезжать в США и хлопотать оттуда. А это связано с неизбежной агитацией на излюбленный мотив – «нас бросил, а сам бежал!»

 

Самый трудный вопрос со стариками. Их никто не хочет. Молодые устраиваются, а у стариков была надежда устроиться общею группою и заняться сельским хозяйством, где бы они могли применить свои силы и знания. Полагаю, что, будучи в Америке мне это легче сделать, чем отсюда».

 

Так как другого выхода не было, Ген. Науменко решил принять уже ранее высланный ему вызов, от кубанского казака И.Троянова, имеющего ферму в Ню-Джерси, и оттуда дальше решать, что делать. После этого мы подали на доку¬ментацию на выезд в США, хлопоча одновременно о вывозе Регалий туда же.

 

11 апрель: «Если вызовут на документацию, а с Регалиями не выясним, то придется просить, чтобы ее отложили».

 

27-го апреля: «За истекшее время получил письмо от Гульдиева, в котором он пишет, что «вольные казаки» вновь повели против меня бешеную травлю и доставили большевистскому «Социалистическому Вестнику» какие-то материа¬лы против меня. To же подтверждает о травле и Троянов».

 

Так как от Троянова пришли документы на переезд всех нас в США, то нам пред¬стояло переезжать в транзитный лагерь в Аугсбург и там ждать дальнейшее разрешение на отправку в США. Тут появилась вновь забота, что делать с Регалиями, разрешение на вывоз которых еще не было устроено и Ген. Науменко не знал, как и когда этот вопрос будет разрешен.

 

14-й май 1949 г.: «Ввиду того, что переезжая в другой лагерь невозможно везти с собой Регалии, я послал М.И.Зарецкого в монастырь Отобойерн окончательно договориться, может ли он принять их и взять на хранение. Он привез положительный ответ.

 

В течение последних дней мы их окончательно уложили, забили, перевя-зали металлическим тросом и запечатали моей сургучной печатью. Из них:

 

7 ящиков с Регалиями, 1 с церковным имуществом, 1 с моим архивом,

 

1 с институтским серебром и 2 с библиотекой.

 

Получилось 12 ящиков, общим весом 964 килограмма. В тот же день мы отвезли и передали Регалии на хранение в монастырь. Там их поместили в сухой комнате на 2-м этаже.

 

В приеме их дал расписку прелат монастыря, с правом мне лично или по моей доверенности получить все обратно в любое время.

 

Для перевозки мы взяли частное авто и сдавали: я, М.Г.Зарецкий, Назаренко и Золотько. Больше никто в Меммингене не знает, куда мы их увезли. Погода в этот день была очень хорошая и солнечная!».

 

21-го мая: «В субботу ездил в Шлейсхайм, для того, чтобы там организо-вать управление, на случай моего отъезда, а так же поставить в известность

 

доверенных людей о положении вопроса с Регалиями».

 

23-го мая Аугсбург /транзитный лагерь/:

 

«С Наталкой были у мистера Якобсона, по вопросу перевозки лишнего специаль¬ного груза. Говорил также насчет перевозки Регалий, и он обещал перегово¬рить с американским консулом и если надо, то и с Франкфуртом, чтобы Регалии перевезти с нами».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Международный лагерь, где находились кубанские и донские казаки. Аугсбург, Германия. 1949 г. Рис. Н.Назаренко. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

24-го мая: «Только что были у Якобсона, он говорил с консулом и с Франкфуртом и выяснил, что ИРО перевезти Регалии не может т.к. перевозит только частные грузы переселенцев. По-видимому, придется нам хлопотать о перевозе Регалий уже на месте. Хорошо, что поместили их в монастырь!»

 

26-го мая, Аугсбург: «Сегодня в 12 ч. еду в Мемминген, чтобы наладить печатание очередной информации. Да и почты, наверно, там набралось много».

 

28-го мая: «Получена довольно большая почта, несколько писем из Америки и в двух из них вложена вырезка из газеты «Новое Русское Слово» от 18-го мая, в которой напечатан отвратительный пасквиль на меня, а так же задет и Николай.

 

Какие-то мерзавцы, от имени несуществующего Союза казаков инвалидов, вдов и сирот в Шлейсхайме и за подписью несуществующего председателя Ив. Кнопки и секретаря Ив. Варина, наплели на меня массу всякой пакости».

 

Так как эти доносы непосредственного отношения к Регалиям не имеют, то писать об этом нет надобности, но для достоверности прилагаю выдержку из дневника с описанием их.

 

30-го мая, Шлейсхайм: «В понедельник я поехал в Шлейсхайм, т.к. получил сведения, что там объявлена срочная запись в Бразилию.

 

Я поделился с казаками данными о пасквиле. Прежде всего, выяснилось, что никакого Союза казачьих инвалидов нет, Кнопки и Варина в лагере нет и не было. Решили взять от Управления Лагеря удостоверение, так же удостоверение и от инвалидов о том же, а от имени казаков в Шлейсхайме составить протест против клеветы, помещенной в Н.Р.С. Все это послать Гульдиеву, а копию Черешневу». 

 

2-го июня Аугсбург: «От Гульдиева получил письмо, в котором он пишет, что клевете надо положить конец, что он примет надлежащие меры для того чтобы дать отпор жидовской газете Н.Р.С., и выражает уверенность, что казаки «засыпят редакцию своими протестами».

 

Это так и случилось, казаки газету протестами засыпали, но эта жидовская газета, в скором времени, поместила еще два доноса того же направления.

 

Приходится опять останавливаться на записях о доносах, т.к. эти доносы являлись главным фактором в широком плане отчуждения Регалий от Кубанского Войска и передачи их в руки «вольных» – самостийников.

 

Давняя мечта завладеть Кубанскими Войсковыми Регалиями и обратить их в эмблему глазковского движения, уже начала маячить на горизонте бывших – «казаков национал-социалистов». После опубликования в американской прессе многочисленных доносов, в лагере «вольных» возросла уверенность в победе и качалось открытое ликование, что теперь-то Ген. Науменко будет ими, наконец, уничтожен.

 

К большому их разочарованию он без всяких задержек прошел опрос у Консула, как и в Си Ай Си, и обвинений, как военному преступнику, со всеми исходящими из этого последствиями, ему предъявлено не было.

 

Перед отъездом ему было предложено дать интервью для американской военной газеты, в которой оно и появилось вместе с его портретом, перед самым выездом из Европы. Для самостийников это было хуже взорвавшейся бомбы.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Грамота Императора Александра III о закреплении за ККВ в вечную собственность земель. 1889 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

8-го июля: «Вчера, 7-го июля, мы с Назаренко пошли в Главную Квартиру ИPO для того, чтобы там сверили наши документы для поездки во Франкфурт, по вопросу перевозки наших Регалий в Америку.

 

Там нас пригласил офицер отдела легитимаций, который должен был удостоверить подлинность моей подписи [и] полномочия Зарецкому ехать в Главную Квартиру Американского Командования во Франкфурте.

 

Он спросил, по какой нужде Зарецкий едет туда. Я объяснил. Он предло-жил нам, получить разрешение на вывоз Регалий здесь. Для этого надо сделать перевод на английский язык списка Регалий, и подать прошение кому- то здесь. На этом и порешили.

 

Говорил с нами офицер по фамилии Мазенс – доктор права. Он познакомил нас с Директором ИРО в Аугсбурге, англичанином Брауном. Тот тоже обещал свое полное содействие.

 

Почему-то он просил меня съездить в редакцию местной американской военной газеты, для того, чтобы там дать интервью о себе и казачестве. Поехали туда, но там никого не застали и нам предложили приехать сегодня утром.

 

Вчера я получил письмо от транспортной конторы из Бремена, в котором она сообщает, что имеет поручение перевезти наш груз, в количестве 900 кг от Мюнхена до Филадельфии и, что за это будет заплачено там.

 

Это очень хорошо и можно надеяться, что Регалии я смогу отправить до своего отъезда. Директор Браун очень любезно предложил отложить наш отъезд до отправки Регалий».

 

8-го июля: «Утром мыс Назаренко пошли в главное ИРО и оттуда нас отвезли в редакцию газеты, где меня интервьюировали, интересуясь, главным образом, вопросом прохождения мною службы и казачества в целом. Сделали фотографии в форме, снимали меня и Назаренко. Перевод документов о Регалиях будет готов через два дня – в понедельник, после чего можно будет начать дальнейшее ходатайство о перевозе Регалий.

 

Зарецкий поехал в Меминген, вернется утром в понедельник. Там он должен выяснить с транспортной конторой, которая указана в письме из Бремена».

 

11-го июля: «Вчера взял у Мазенса перевод списков наших Регалий. Завтра утром у меня должен быть фотограф из военной газеты, а вечером поедем с Зарецким в Мюнхен».

 

Последующие записи в дневниках, почти целиком, посвящены описанию последних приготовлений и прохождения необходимых инстанций, для отправки Регалий. Перечисляет встречи с лицами, которые всячески помогали вывозу Регалий.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Грамота Императора Александра I Черноморскому Войску. 1803 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

14-го июля:

 

В 9 ч. утра были у Стеклариуса /Начальник юридического отдела ИРО/. Он уже ждал нас. Поехали в Военное Управление Баварии. Это на другом конце города. Там надо было обратиться к Г. Денике – финансовому советнику, который оказался знакомым нашему Стеклариусу.

 

Он принял нас любезно. Познакомившись с делом сказал, что прежде всего надо разрешение на вывоз от Си Ай Си – я против этого возражал.

 

Решили на том, что мы должны привезти согласие на вывоз, со стороны заведующего отделом памятников искусств, помещающегося в музее. Принял нас этот заведующий американец после почти часа ожидания, т.к. он с кем-то разговаривал.

 

Стеклариус коротко сказал ему, в чем дело. Тот спросил меня, согласны ли казаки, остающиеся в Германии на вывоз Регалий в Америку. По-видимому, какие- то протесты к нему поступали. Я ответил, что я отвечаю за хранение Регалий, а сейчас еду в Америку, где уже есть наши казаки, которые желают перевозки Регалий туда.

 

Он приказал секретарше написать разрешение. Пока его писали, я показал ему альбом Регалий.

 

Получив от него разрешение, мы поехали со Стеклариусом в Полицейский отдел «Ареа № 7», а оттуда опять в Военное Управление к Денике.

 

Денике удивился, что мы все так быстро сделали. Он не мог нам выдать окончательное разрешение, потому, что не было его секретарши. Обещал сделать это в понедельник и выслать мне почтой. Решили, что это опасно и Стеклариус сказал, что он сам заедет получить документ для передачи нам.

 

Таким образом, вопрос о Регалиях, как будто бы, разрешен благополучно. Очень нам помог Стеклариус – большое ему спасибо! С нами он потерял целый день.

 

Вообще все, начиная от Мазенса, затем Директора Брауна, затем Денике, наконец, Директора Музея Мунзинга – все были предупредительны!».

 

Это сильно сокращенное перечисление всех мытарств, через которые надо было пройти Регалиям для отправки их в Америку, дает ясную картину всей сложности этого предприятия – о которой не имели ни малейшего понятия те лица, которые впоследствии, с легкостью, приписывали себе причастность к «спасению Регалий».

 

После окончания войны, «спасителей» все прибавлялось! Некоторые из них «случайно обнаруживали» какие-то заблудившиеся ящики на железнодорожных станциях и «отгадав» что в них Регалии, отправляли эти беспризорные ящики – «куда надо»!

 

Другим же, сам Атаман Науменко, доверительно «поручал присматривать» за Регалиями, не полагаясь на свои силы, благодаря чему они и уцелели.

 

Видимо условия военного времени способствовали появлению таких типов!

 

Получив, наконец, все необходимые для вывоза Регалий из Германии документы, Ген. Науменко отправился обратно в Мемминген, чтобы забрать Регалии из монастыря и договориться окончательно с транспортной конторой.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Большое Георгиевское знамя, пожалованное Императором Николаем I Черноморскому Войску в 1843 г. (слева).

Большое знамя, пожалованное Императором Николаем I Азовскому Войску в 1844 г. (справа). С фотографии Е.Д.Фелицына.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

21-го июля: «В четверг утром мы пошли в город, чтобы условиться насчет перевозки Регалий. Познакомили их с документами, и они сказали, что надо получить разрешение таможни.

 

Пошли туда, там посмотрели документы и сказали, что этого недостаточно, т.к. на документе нет печати. На наше возражение, что американцы так делают всегда и чтобы для того чтобы сомневающиеся могли справиться, они отмечают номер телефона – они продолжали настаивать. Потом г. Майер с чиновником пошли к начальству таможни и, вернувшись, сказали, что мы ответ получим в 4 ч. дня.

 

В назначенное время пошли в транспортную контору и узнали, что все в порядке и что мы можем везти Регалии – а таможня просмотрит один ящик по своему выбору.

 

Условились, что завтра в 10 часов мы поедем в монастырь Отобойерн, чтобы взять Регалии. В 10 часов мы с Колей и Зарецким были в транспортной конторе, где нас ждал грузовик и поехали в монастырь. Погода прекрасная, как и 14-го мая, когда мы везли Регалии в монастырь.

 

Приора о. Руперта Райнера, который принимал от нас Регалии, не было, но фирма предупредила монастырь, что мы приедем за Регалиями и нам их возвратил Аббат Виталис Майер. Человек этот произвел на нас очень хорошее впечатление. Не старый, лет сорока, с открытым лицом, интеллигентный...

 

Мы предъявили ему наши документы и сообща решили, как на расписке данной нам в мае о приеме Регалий, так и на копии ее оставшейся в монастыре, сделать надпись, что сегодня Регалии нами приняты.

 

Все ящики оказались в полном порядке. Мы их погрузили на грузовик.

 

Мы передали нашу письменную благодарность Приору. Хотели передать небольшую сумму денег для монастыря, но о. Виталис решительно отказался их принять, сказав, что для монастыря была большая честь, что мы им доверили на хранение такие большие исторические ценности!

 

0н очень трогательно благословил каждого из нас и мы, в 1 час 40 минут выехали из монастыря.

 

Когда прибыли в город, то пригласили таможенного чиновника. Он избрал для вскрытия № 8 с серебром Мариинского Института. Видимо это было указано его начальством, которое имело у себя списки нашего имущества, переданные с документами.

 

Посмотрев 3-4 ложки, на которых была русская проба и инициалы института, чиновник отказался от моего предложения вывернуть все серебро и дальше ничего не смотрел. По-видимому, немцы опасались, что мы вывозим серебро немецкое или награбленное.

 

После этого мы очень долго возились с упаковкой ящиков, вернее с затягиванием их металлическими лентами. Инструмент для этого был неисправным. Долго так же возились с накладыванием таможенных пломб, т.к. под рукою, в складе фирмы, не оказалось пробойника и пришлось железные ленты пробивать обыкновенным гвоздем. Закончили все в 8-м часу вечера.

 

Ввиду того, что было уже поздно, решили, что печати на двух наших ящиках войсковые, но поврежденные при перевозке, поставим завтра.

 

Помещение, где оставили ящики довольно примитивное – бывшая конюшня, с обыкновенным замком на дверях. Владелец фирмы утверждает, что никакая опасность Регалиям не грозит».

 

23-го июля: «В 11 часов пошли в город и поставили недостающие печати, а так же закрепили картонки, которыми прикрыли их.

 

Затем получили от конторы расписку в получении ящиков с Регалиями и условились, что они будут отправлены в Бремен в понедельник 25-го июля вечером, и их будет сопровождать Г.И.Зарецкий, который получит от фирмы Хеглер-Певесторф, перевозящей наши ящики в США, документы о принятии их.

 

Таким образом, слава Богу, Регалии наши сданы для отправки, и надо надеяться, будут доставлены в порядке в Филадельфию, куда я направил их на адрес В.В.Черешнева. Уехал в Аугсбург в 5.30 дня».

 

24-го июля: «Вчера Наталка прочла мне заметку, небольшую, в немецкой газете озаглавленную «От Генерала до сельскохозяйственного рабочего», в которой сообщаются краткие сведения обо мне и говорится, что я еду в США на ферму.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Георгиевское знамя, пожалованное Императором Александром Вторым 11-му конному полку ККВ в 1865 г.  

 

[Павел Стрелянов /К/]

По-видимому, эта заметка взята из американской военной газеты, где была помещена длинная статья и помещен мой портрет.

 

В лагере народу масса. Во вторник уходит большой транспорт». 

 

7-го августа 1949 г.:

 

«Вчера получил письмо от Зарецкого. Пишет, что Регалии отправлены из Бремена 5-го августа перед обедом, на пароходе Хавман».

 

Слава и Благодарение Богу!

 

/Эта заключительная строка в дневнике выделена крупным шрифтом/

 

 

Прибытие в Америку

 

Отправив Регалии в надежное место и успокоившись за их сохранность и сам Ген. Науменко, вскоре, последовал за ними в Америку. Но его хорошее настроение продолжалось недолго. Уже первая запись по прибытию на место гласит:

 

30-й август 1949 г. Вторник 9 ч. вечера:

 

«Прибыли мы в самую свободную страну в мире и попали прямо за решетку. Называется это учреждение, в которое мы попали, у американцев «Иммиграционным Домом»! А фактически это не что иное, как тюрьма. Кто сидит в этом учреждении, пока точно не знаю, но знаю, что есть между ними и уголовные преступники. Но об этом позже, а сейчас – как дошли мы до жизни такой!».

 

За этим введением следует лаконическое описание прибытия на пароходе в Бостон и обстоятельства задержки, как и отправки в Иммиграционный Дом. Ни¬какого уныния в этих записях не заметно. Забавно описывается окружающая обстановка и сожители в этом «учреждении». Кое-где проскальзывает сочувс¬твие к переживаниям моей матери попавшей, «за компанию» с ним, в эту историю

 

Нас с мужем в Бостоне не задержали, хотя и его прихватили в доносах, а с миром отпустили... Сначала предложили подождать родителей в отеле, но так как мы не имели на это средств, то нам выдали по два доллара и, угостив чашкой кофе, посадили на поезд который и доставил нас к нашим спонсорам.

 

Ожидание разбора дела по доносам, по которым Ген. Науменко местные иммигра¬ционные власти не допустили в Америку, продолжалось 3 месяца, которые он провел в компании группы балтийцев, только что, незаконно приплывших на лодке из Швеции. Там же обретались и высылаемые из США американцы, проживав¬шие годами в Америке и теперь попавшиеся в незаконном въезде в Америку, а также и прочие нарушители закона.

 

Никаких притеснений не было, никто их не допрашивал и зачем мои родители сидели – вообще неизвестно.

 

Во время этого сидения, они были отрезаны от общения с кем бы то ни было. Посетителей, кроме общественных деятелей местных благотворительных органи¬заций, не допускали. Они приезжали развлекать и исполнять поручения.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Ларец, художественно отделанный резьбой, в котором хранилась грамота Императора Александра III. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Все письма к ним и от них подвергались строгой цензуре – приходили с большим опозданием. Писать надо было, принимая это во внимание.

 

Отпуская Ген. Науменко на поруки Казачьего Центра его предупредили, что через некоторое время будет назначено судебное следствие, и ему надо найти адвоката, для защиты его интересов.

 

Между тем, еще во время пребывания Ген. Науменко в заключении, ему стало известно, что Регалии, отправленные в Америку на адрес Полк. Черешнева, были им помещены в склад от имени «комиссии», состоящей из него и еще двух казаков самостийников: Клименки и лютого врага Ген. Науменко, Булавина. Теперь Ген. Науменко мог получить из склада Регалии лишь с разрешения этих трех лиц.

 

Узнав об этом, он был очень обеспокоен таким оборотом дела и создавшееся положение объяснял, сначала, «невольным промахом» Полк. Черешнева, но вскоре начало выясняться обратное.

 

Второе, неприятно удивившее его, происшествие, была присылка письма на английском языке, с жалобой на недопустимое поведение Н.Назаренко, на Войсковом Празднике в «Казачьем Мировом Центре». При этом было подчеркнуто, что Назаренко является зятем Науменко – что явно бросало тень на сидящего под следствием и под знаком вопроса о допущении в Америку, Ген. Науменко.

 

20-го октября, четверг: «Вчера получил письмо от Черешнева на английском языке, которое нас встревожило, т.к. несколько раз упоминается фамилия Назаренко и из отдельных слов видно, что что-то произошло на Празднике. Опасаюсь, что кто-нибудь спровоцировал его, и он, нe удержавшись, набил морду.

 

Только сегодня мне его перевел Капитан. Действительно, на Празднике случился скандал и Черешнев просит предупредить Назаренко, чтобы он этого больше не повторял.

 

Удивляюсь, зачем это Черешнев написал мне, да еще по-английски!

 

Я только что просил его, чтобы он писал по-русски. А это выходит, что он написал письмо не мне, а американцам и еще указал, что это мой зять. Свинство!

 

Вышеупомянутый инцидент впоследствии неоднократно старались истолковать во вред Ген. Науменко – почему даю это примечание.

 

Кратко: нас с мужем Центр пригласил на Праздник Покрова, где, при полном невмешательстве Правления Центра, по адресу Назаренки проходящие мимо сторонники самостийников, начали отпускать оскорбительные замечания.

 

Не стерпев этого, он «надавал» одному из этих господ и еще четырем, кинувшимся тому на выручку. После этого мы уехали.

 

Не прошло и четверти часа, как нам позвонили из Центра и обещали подать в суд за нанесение увечья его членам, свидетелем чего был даже почетный гость «сам конгрессмен Ачинклос!». Еще нам было сказано, что при нашем положении только что допущенных в Америку эмигрантов, за такое безобразное поведение, Центр нас может в 24 часа выслать из Америки!

 

Ответ был: начинайте! Через неделю суд состоялся. На слушании дела судья задал вопрос, сколько физически пострадавших – оказалось 5, а сколько было нападавших на них – оказался один.

 

Тогда судья решил, что со стороны Назаренки была самооборона, и присудил «Мировому Центру» оплатить судебные издержки, как и представленные на суд медицинские счета пострадавших. Реакция на это Центра соответствовала такому сюрпризу!

 

[Павел Стрелянов /К/]

1-й Кавказской казачьей дивизии ротмистр Н.Назаренко, справа связной Дегтярев. Сисак, Югославия, 1943 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Просидев в Иммиграционном Доме 13 недель, наши родители были из него так же неожиданно отпущены, как и попали в него!

 

Вот, что пишет Ген. Науменко в этот день:

 

29-го ноября, вторник: «…я лег на диванчике заснуть. Это было в   час дня. Только задремал, как меня будит Н. и говорит – «вставай, будем уходить!»... Я сначала не понял, в чем дело. Оказывается, пришло распоряжение, чтобы нас выпустили и сказано, чтобы мы были готовы к 3-м часам, когда за нами придут.

 

Дама, которая должна прийти за нами запоздала.

 

Мы снялись группой с нашими коллегами по заключению, с которыми мы сжились. Даже жалко было с ними расставаться. Сердечно распрощавшись, мы покинули наш гостеприимный Бостон.

 

Тюремщик нас выпроводил оригинально! Когда он пришел за нами, чтобы выходить, то сделал выразительный жест коленом – и свистнул...

 

Потом любезно взял наши вещи и проводил нас до автомобиля, где мы с ним, как говорят казаки – «поручковались»!

 

Уезжая из Иммиграционного Дома, я подумал, что может быть, еще будем жалеть за ним. Было тут тепло и сытно, а это в Америке не всегда возможно.

 

Перевернулась еще одна страница нашей скитальческой жизни. Теперь начинается период жизни на свободе, но под надзором иммиграционных властей».

 

После освобождения, Ген. Науменко был отправлен к нашим спонсорам Трояновым, без права переезда в другое место до разбора дела.

 

Ферма Трояновых находилась поблизости от Дома ново учреждённого «Мирового Казачьего Центра» и вскоре выяснилось, что Правление Центра относится к Ген. Науменко с явной предвзятостью и совсем не было воодушевлено приглашени¬ем его Трояновыми в Америку.

 

Уже сам приезд Ген. Науменко в Америку, с ожидающимся прибытием вслед за ним множества казаков из Европы, интерферировал с планом Центра возглавить казачество и представлялся ему помехой к этому. Наличие неугодного Центру Н.Назаренко, еще больше усугубляло это отношение.

 

Не успел Ген. Науменко приехать на место, как до него уже стали доходить распускаемые сплетни, слухи и провокации. В одной из заметок, сразу после своего прибытия на ферму он пишет:

 

3-го декабря: «Из всего и разговоров видно, что Елатонцеву, Королькову и другим деятелям Центра, мой приезд сюда некстати. Они только приготовились захватить власть над казачеством, а тут меня, как выразился Корольков – «черти несут». Корольков, когда узнал, что я еду в Америку, не выдержал и сказал – «несут его черти сюда, ехал бы в Парагвай!». Елатонцев же переврал содержание моего письма Зарецкому /уже жившему в Америке/, говоря, что неудивительно, что меня задержали при таком моем настроении и, что меня отправят в Германию, где я и «подохну с голода».

 

[Павел Стрелянов /К/]

В.Г.Науменко и Н.Г.Назаренко на пароходе в Америку. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

4-го декабря: «В то время когда мы были в церкви, на квартире у самостийника Карпенко собрались: Черешнев, Булавин и еще кто-то из самостийников. Приехал незваный Троянов. По-видимому, они хотели решать дело о Регалиях. Булавин настаивал на том, что немедленно должно быть объявлено, что части Регалий недостает. Его провокационное предложение разбил Троянов и он выскочил с собрания».

 

7-го декабря: «Сегодня посетил меня донской казак, писарь местной станицы М.Е.Шерстобитов. 

 

Шерстобитов не скрывает, что эта публика настроена в отношении меня недоброжелательно. Еще он говорит, что они ставят себе в большую заслугу, что взяли меня на поруки. Что же касается этого, то они не могли не взять, потому что тогда бы открыли карты перед казаками!».

 

8-го декабря: «Писал письма. За это время накопилось много писем, на которые надо отвечать. Написал Гульдиеву и Черешневу, что мне надо с ними видеться».

 

9-ro декабря: «Странно, что в течение 10-ти дней моего пребывания здесь, Черешнев не потрудился ко мне приехать. Видно он ведет двойную игру!».

 

11-го декабря: «Вчера, после обеда, были у меня Гульдиев, и Клименко. Потом подъехал и Черешнев. Говорили на разные темы. Разговаривали по моему делу.

 

У Черешнева проскальзывала тенденция, что-де Кубанцы соберутся для решения такого-то вопроса. На это я совершенно определенно сказал: что право сбора Кубанцев я оставляю за собой. Что же касается решений, то здешним казакам не надо забывать, что большинство Кубанцев в Европе

 

и что здешние казаки не имеют права решать Кубанские вопросы кроме местных, а лишь могут высказывать свое мнение.

 

Затронул я вопрос о Николае. Упомянул о клевете на него, что он продаст Регалии и прочее. Я указал, что он хранил их, спал на них три года и при перевозе под бомбами авиации переносил их на собственном горбе и что подобные слухи недостойны порядочного человека. Я сказал, что со сплетнями и клеветой буду бороться всеми доступными мне средст¬вами, выводя клеветников «на чистую воду».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Атаман В.Г.Науменко и Н.Г.Назаренко в Казачьем Стане. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

16-го декабря: «По освобождению из Иммиграционного Дома, я как будто окунулся в тину и никак не могу выбраться из нее.

 

Бесконечная наглость самостийников, Булавина, Карпенки и т.д., недоброжелательность Елатонцева, Королькова и тех, что с ними, неискренность Гамалия, двойственность его поведения, инертность многих тех, кто думает не плохо... И только отдельные казаки как Троянов, Ченчиковский, донец Шерстобитов, Близнюк и некоторые другие высказываются так, как думают и не хитрят. Горб не ошибся, я увидел «настроение и дух наших казаков».

 

31-го декабря: «Надоело все это смертельно и, кажется, я не дождусь декабря будущего года, а назначу выборы нового Атамана раньше.

 

Пусть выбирают кого угодно: Гамалия, Елисеева, Лебедева, Савицкого или кого хотят из любителей атаманской булавы. А хотят пусть признают Иваниса...

 

Осточертели мне американские казаки за этот месяц, больше чем в Европе за 29 лет!».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал-майор О.И.Лебедев (перед знаменами) и полковник Ф.И.Елисеев (справа) у Кубанских Регалий, США.   

 

[Павел Стрелянов /К/]

Эта запись, так расходящаяся со всеми другими на протяжении цитирования дневника, дает представление до какой степени огорчения дошел Ген. Науменко, окунувшись в среду американизированных казаков, не похожих на тех с которыми он был в Европе! В дальнейшем он записывает: «Безлюдье сейчас у нас в Америке, надо прибытие большого количества людей из Европы, чтобы выправить направление здешних умов», а дальше добавляет: «Масса казачья живущая в США инертна. Она, в своем большинстве, или ушла в личные дела, или же, просто не хочет вмешиваться в общие дела. Зато отдельные люди имеют возможность развернуться вовсю!».

 

Несмотря на отсутствие общих интересов и большое расхождение в мировоззрениях, Центр, по-видимому, для видимости, все же предложил Ген. Науменко своего адвоката Черешнева для защиты его на суде, как и каких-то имеющихся у него свидетелей. При этом Ген. Науменко было поставлено на вид, что из Европы продолжают поступать новые и притом очень серьезные доносы, так что без надежного адвоката, высылка его в Европу неминуема.

 

Но эта угрожающая перспектива не смутила, находящегося на поруках у Центра Ген. Науменко, и он продолжал свою работу по Кубанской линии самостоятельно.

 

Такая независимость его поведения явилась неприятной неожиданностью для руководителей Центра, привыкших ставить прибывающих бесправных эмигрантов в полную зависимость от себя.

 

Между тем из Европы поступали письма с сообщениями, что самостийники там ликуют и говорят, что Регалии у Науменко уже отобрали и ему их уж больше никогда не видать! Обстановка же была очень напряженная в связи с ожиданием дальнейших событий – разбора дела! Время шло, и наступил уже 1950-й год.

 

13-го февраля, 1950 г.: «Сегодня получил уведомление от иммиграционного Управления о том, чтобы мы больше не давали сведения о себе, потому что дело наше передано для слушания в Ню-Йорк, откуда мы и должны ждать распоряжений. Выходит, что дело будут разбирать. Возможно, что и отправят в Германию. Послал это сообщение Черешневу».

 

3-го марта, 10 ч. вечера: «Послезавтра ожидаю Черешнева для того, чтобы условиться, как выступать на моем деле. Возможно, что приедут Гульдиев и Клименко».

 

Слушание дела должно было состояться на «Острове Слез» в Ню-Йорке, так называвшемуся потому, что на нем задерживали многих новоприбывших эмигрантов, по разным кляузам. Так как вызов туда теперь уже мог прийти в любой день, то Ген. Науменко и попросил Черешнева приехать.

 

Черешнев появился на третий день с еще двумя казаками, один из них член «комиссии» Клименко, а другой Кеда, и тут же поставил Ген. Науменко ультиматум: перестать вредить Центру, расселиться с Назаренко – и сложить атаманские полномочия! В случае непринятия ультиматума, Центр на суде помогать не будет и свидетелей не предоставит!

 

Для более подробного описания этого необыкновенного события, привожу записи самого Атамана Науменко:

 

6-го марта, понедельник, 11 ч. дня:

 

«Вчера я пережил кошмар в благодарность от казаков за 30 лет атаманства.

 

Вечером приехали ко мне Черешнев, Клименко и третий кубанец, которого я не знаю. Я пригласил Черешнева для того, чтобы обсудить, как нам держать себя на предстоящем процессе, каких свидетелей надо вызывать и все остальное связанное с моим делом.

 

Но Черешнев, как только вошел в комнату заявил мне, что у него время крайне ограничено и, что нам надо поторопиться с разговором.

 

Затем он заявил, что прежде чем говорить о моем деле, он должен пере¬дать мне поручение Казачьего Центра следующего содержания:

 

Центр находит, что вся моя деятельность направлена против него и для его дискредитирования, и потому он желает получить ответ – буду ли я и дальше продолжать в том же духе, или нет и что от этого будет зависеть дальнейшее поведение Центра, и будет ли он выступать на моем процессе в защиту меня, или нет. При этом Черешнев добавил, что у Центра есть ряд свидетелей в мою пользу, но они будут приглашены, если Центр будет высту¬пать.

 

На мой вопрос, в чем Центр видит мою работу против него, он ответил, что, например, хлопоты о перевозке Кубанцев.

 

Когда я этому удивился, то он пояснил, что Центр подозревает, что я имею в виду подорвать доверие к нему казаков, приписав себе, что до приез¬да моего Центр ничего не делал, а вот, де, я приехал, и дело сразу пошло. Ну, можно ли дойти до такого абсурда!

 

Я объяснил этой тройке, что, как Атаман, считаю нужным и объединить Кубанцев в Америке, и заботиться о перевозе и попытаться создать свой Центр. На это Черешнев сказал, что так-то оно так – да и не так! В частности, о перевозе он сказал, что, конечно Кубанцев перевозить надо, но только через Центр. На эту тему разговор затянулся. Его поддержал Клименко и другой казак.

 

Сюда же приплели и Николая и сказали, что мы с ним не должны жить на одной квартире, потому что это истолковывается казаками, как нахождение мое под его влиянием – а когда мы расселимся, то отношение ко мне у всех исправится. И такое заявление делается совершенно серьезно!

 

Еще в разговоре мне было заявлено Черешневым, что я должен публично заявить о том, что не считаю себя пожизненным Атаманом, и что сложу свои полномочия.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Атаман Науменко с казаками в Казачьем Стане. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Я пытался этим трем кубанцам доказать, что моя забота о Кубанских Казаках, вовсе не означает работу против Центра, но успеха я не имел...

 

Толковались долго и когда все они поднялись чтобы уходить, совершенно не коснувшись вопроса, по которому я приглашал Черешнева, т.е. о моем деле, то я спросил Черешнева, будет ли он защищать на предстоящем процессе мои интересы. Он ответил, что будет только в том случае, если ему это разрешит Центр.

 

Таким образом, перед самым моим процессом я поставлен перед ультиматумом, от которого зависит защита меня Центром и его адвокатом Черешневым!

 

Должен сказать, что для себя они выбрали момент очень подходящий! Такие действия Центра и Черешнева я считаю шантажом!

 

В заключение я сказал Черешневу, что против Центра не выступал и выступать не собираюсь, что благодарю и Центр и его, Черешнева, за оказанную ранее помощь, что же касается дальнейшего, то заставить их я не могу, и им самим предоставляется делать так, как они находят нужным.

 

Черешнев, видимо, остался неудовлетворенным таким моим ответом и, уходя, вновь заявил мне, что доложит Центру о моем ответе и тот должен решить сам, что ему делать.

 

Надо отметить трогательную дружбу и Казачьего Центра и Комиссии по хранению Регалий с газетой Вайнбаума Н.Р.С. Свои сообщения они не помещают в национальной русской газете «Россия», а в просоветском «Новом Русском Слове».

 

Только теперь я вижу, как я в людях ошибался и подходил к ним доброжелательно. Недаром вся эта братия якшалась с большевиками!».

 

/Во время войны вносили в церкви красные флаги и украшали стены портретами «вождей», о чем Ген. Науменко узнал лишь только после прибытия в Америку. – Н.В.Н.-Н./.

 

Атаман Науменко не принял предъявленный ему ультиматум, атаманских полномочий не сдал и с Назаренко не расселился. Отказавшись от помощи Казачьего Центра и его адвоката Черешнева, он обратился к Гр. А.Л.Толстой и Капитану Б.В.Сергиевскому, имеющим свои организации в Нью-Йорке, и они дали ему известного американского адвоката Д.Вашбурна, охотно взявшегося за это дело.

 

Узнав об этом, Центр «сменил гнев на милость» и решил предоставить Ген. Науменко своего адвоката Черешнева, но это предложение принято не было.

 

Слушание дела было назначено на 17-е марта. На нем, вместо 20-ти свидетелей имеющимся, по словам Черешнева, у Вайнбаума – появилась только одна свидетельница. После разыгранной ею мелодраматической сцены с рыданиями, она отказалась устно подтвердить свои обвинения и, закатив истерику, удалилась.

 

Следователь, просмотрев увесистые папки с доносами и задав ряд простых вопросов Ген. Науменко, закрыл заседание.

 

После рассмотрения доносов на месте и получения результатов расследований проведенных Си Ай Си в Европе, дело Ген. Науменко было прекращено и Ген. Науменко получил право жить, где захочет. Окончательное уведомление о закрытие дела последовало 29 января 1951 года.

 

Из всего в этом очерке приведенного ясно, что в течение всей эмиграции Ген. Науменко не переставал «пользоваться вниманием» своих противников, без конца обвиняющих его во всевозможных житейских пороках, что не производило на знавших его казаков, ожидаемого действия.

 

С началом войны эта борьба пошла уже «не на жизнь, а на смерть», в буквальном смысле этого слова. С приходом немцев, их стали заваливать доносами о том, что Ген. Науменко всегда был ярым англофилом и ненавистником немцев.

 

Это представлялось удобным способом от него избавиться т.к. с симпатизирующими вражеской стороне, Гестапо не церемонилось!

 

С приходом американцев им стали строчить доносы, приписывая ему всякие злодеяния, творимые им под немцами.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Обвинения Науменко в англофильстве. / Дневник В.Г.Науменко № 21 (7.09-19.12.1944). Копия из архива П.С.-К.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Увидев, что и это не помогает и его, даже после опубликования доносов в американской жи-кой прессе, без задержки пропускают в США, еще и поместив его портрет в военной газете – было прибегнуто к экстренным мерам!

 

Как впоследствии выяснилось, накануне прибытия парохода, на котором был Ген. Науменко, в Бостон спешно приехал сам редактор газеты НРС М.Вайнбаум, чтобы лично вручить новый донос местным иммиграционным властям – по которому Ген. Науменко и был задержан. Донос был подписан, явившейся на слушание дела, лжесвидетельницей и содержал уже криминальные обвинения.

 

В заключение должна сказать, что все эти господа, привыкшие в течение многих лет промывать мозги казакам не стесняясь в средствах, на этот раз сильно просчитались, упустив из вида, что в данном случае, имеют дело не с рядовыми казаками, а с опытными американскими следователями.

 

В своем последнем доносе они до того разошлись и настолько переборщили, что суд признал все обвинения абсурдными и прекратил дело без права подачи апелляции!

 

Таким образом, затея вернуть Ген. Науменко в Германию, где он должен был бы быть выдан как «военный преступник» окончательно провалилась и черешневская «комиссия» была принуждена сдать Регалии обратно Кубанскому Войску!

 

Сначала они были помещены в Кубанском Доме в Ню-Йорке, а затем перевезе¬ны в построенный в Ховелле Музей, где находятся и по сей день (на 2005 г. – П.С.-К.).

 

Ген. Науменко жил надеждой вернуть Регалии на Кубань, но дожить до исполнения своей мечты ему не удалось! Утешением ему служило лишь сознание, что во время войны Регалии уцелели!

 

«Все возвращается на круги своя!» и надо считать, что и Кубанские Войсковые Регалии, после долгих лет скитаний по чужим странам, в бурных волнах вокруг них вздымавшихся и чуть их не унесших, вскоре обретут покой на Родной Земле!

 

Слава Кубанским Войсковым Регалиям!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Георгиевское знамя, пожалованное Императором Николаем II Кубанскому Войску в 1896 г.  

 

[Павел Стрелянов /К/]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Здесь надо отметить одно обстоятельство, истекающее из всего вышеизложенного, а именно – что спасению Регалий способствовали люди нахо¬дящиеся на противоположных полюсах, разных национальностей и разных убеждений, но объединенные одним и тем же стремлением оказать нам помощь при сохранении их.

 

Сначала немцы, уже идущие по дороге к поражению, когда все вокруг них рушилось, все же до конца оказывали нам всякую помощь в деле сохранения Регалий, вплоть до помещения их вместе со своими знаменами, вывезенными из Дрездена и последующей отправки их на запад и дальше в Тироль.

 

Затем французский Гувернер оказал полное уважение нашим историческим знаменам, вернув их по принадлежности, как и м-м Фроже, искренне заботящаяся о возвращении Регалий Кубанскому Войску и радовавшаяся этому!

 

Католические монахи считали себя польщенными честью хранения Регалий в своем монастыре!

 

Как отмечает в дневнике Ген. Науменко и представители Союзной Власти в Германии, со своей стороны, оказали полное содействие и доброжелательство при отправке Регалий в Америку.

 

Очевидно – геройство заслуживших их наших предков, вызывает преклонение не только казаков, но и людей других национальностей, усматривающих в нем величие духа человеческого и отдающих этому дань!

 

Доброжелательство всех этих людей, невольно вызывает во мне ответное чувство благодарности, которое и хочу здесь отметить, так как без помощи оказываемой с их стороны, Кубанские Войсковые Регалии могли погибнуть безвозвратно.

 

Наталия Назаренко

 

 

ДОПОЛНЕНИЕ К ОЧЕРКУ О РЕГАЛИЯХ

 

Закончив этот очерк, я пришла к выводу, что для непосвященных в события описываемого далекого времени, останется непонятным как могло дойти между казаками в эмиграции до таких взаимоотношений. Казалось бы, стремление к одной цели должно бы было объединить их, а между тем, деятельность разви¬ваемая самостийниками доходила вплоть до криминала, в стремлении уничто¬жения своего противника Ген. Науменко. С удовлетворением должна тут отметить что ни сам Ген. Науменко, ни его сторонники никогда не унижались примене¬нием подобных методов в так называемой «политической борьбе», и ни в какую полемику с «вольными» не вступали.

 

Да и в какую полемику можно было с ними вступать! Главным аргументом, из которого они исходили, было обвинение Ген. Науменко в преданности монархии и стремлении закабалить казаков в ней, в чем они старались уверить всех подпадавших под их влияние казаков. На самом же деле, все подобные заявления являлись лишь фиговым листком, прикрывающим всю наготу цинизма с которым они, создавая большой шум, ломились в открытые двери, изображая, что берут их приступом. Ломиться им вообще было некуда т.к. ничего подобного в действительности не существовало.

 

Что все их обвинения являются лишь злонамеренным измышлением, им было хорошо известно еще с 1923 года, когда «Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека» объявил свою программу, после чего подвергся яростным нападкам со стороны монархических организаций, обвинявших этот Совет в измене России.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Объединенный Совет Дона, Кубани и Терека (ОСДКТ) – образован 14 января 1921 г. в составе Донского Атамана генерала А.П.Богаевского, председателя Донского правительства генерала В.А.Апостолова, Кубанского Атамана генерала В.Г.Науменко, председателя Кубанского правительства Д.Е.Скобцова, Терского Атамана генерала Г.А.Вдовенко и председателя Терского правительства Е.А.Букановского. 

 

11-12 июня 1923 г. в Белграде на заседаниях ОСДКТ утверждены политические положения и основная задача казачьего зарубежья: «Борьба с коммунизмом и свержение диктатуры коммунистической партии в лице советской власти на территории России». Указывалось, что казачество является крупной бытовой группой, наиболее развитой и свободолюбивой частью русского народа, что оно стремится к единству России, считает себя, как и раньше ее неотъемлемой частью. Вместе с тем казачье зарубежное руководство считало целесообразным, в интересах наиболее успешного возрождения России, сберечь свои конституции, сохранив за казачьими краями известную временную самостоятельность – до восстановления государственной власти, признанной всем народом. Самостоятельность эту оно, как и во время минувшей борьбы с большевиками, рассматривало как временный этап на пути к возрождению целого. Вопрос о форме государственной власти в России оставался открытым. /П.С.-К./.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

С особой силой они обрушились на Кубанского Атамана Ген. Науменко тогда же отдавшего свой Приказ № 5, обнародований в газете «Казачьи Думы» от 2-го августа 1923 года.

 

Цитирую выдержки из этого Приказа:

 

Казачество, искони осуществлявшее в своей жизни начала народоправства и управлявшееся в последнее время своими выборными органами /Войсковой Круг, Рада и выборные Атаманы/ будет отстаивать начала народоправства и для всей России.

 

«Насильственное установление той или иной формы правления, идущее извне или изнутри России казачество считает недопустимым: исключительное право разрешить этот вопрос принадлежит только народу»

 

«Объединенный совет, учитывая опыт 4-х летней гражданской борьбы, ставит своей целью освобождение Родины, не задаваясь вопросами будущего образа правления в России – это многим не нравится, они желают идти в Россию с определенным флагом».

 

«Не нравится также многим стремление Атаманов отстоять исторические права казачества».

 

Вышеприведенные выдержки из Приказа № 5 исключают всякое предположение, что вольные могли заблуждаться в убеждениях Ген. Науменко, тем более, что он неоднократно в течение лет эмиграции заявлял, что замышляет будущее казачества как Союз Казачьих Войск на правах самоуправления, причем в него должны были войти, когда-то «отчужденные от Кубани и переименованные в Черноморскую Губернию искони кубанские земли, а так же и часть Ставропольской Губернии, отнятой у казаков после окончания завоевания Кавказа. В каждой из этих областей было расказачено по 12 станиц и обращено в села этих губерний.

 

Взгляд на подобное положение вещей Ген. Науменко не оставляет никакого сомнения после прочтения его статьи «В защиту Кубанского Казачьего Войска».

 

В заключение всего вышеприведенного необходимо упомянуть, откуда вообще появилось самостийное движение и когда оно возникло.

 

Движение это зародилось еще до краха Белой Армии. Как известно, Кубанская Рада была настроена демократически и многие ее члены являлись первыми самостийниками, вернее националистами в хорошем смысле этого слова <…>.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

«Меня в Раду станичники выбирали заочно.

В станице Незамаевской был забаллотирован П.Л. Макаренко.

Н.Ст. Рябовол в своей станице (Динской) прошел лишь с незначительным большинством, а Манжула Ст.Ф., казак той же станицы, был даже совсем забаллотирован.

Историк Кубанского Войска Ф.А. Щербина тоже потерял свой мандат».

/Скобцов Д.Е. Три года революции и гражданской войны на Кубани. С. 176/.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

После окончания гражданской войны некоторые члены Кубанской Рады, по выезде заграницу обосновались в Праге, где и продолжали свою националистическую, а затем называемую самостийной деятельность. Между ними был бывший Председатель Рады П.Макаренко, члены Рады Быч и другие казаки.

 

Однако вскоре с ними произошла какая-то непонятная метаморфоза, и из патриотов Кубани, ушедших от большевиков в эмиграцию, они превратились в их верных союзников и сторонников нового режима. Восхваляя достижения революции, они стали обращаться к казакам с воззваниями, возвращаться на родину, которая им все простила, и пристать к новому многообещающему режиму.

 

Находились легковерные казаки, которые поверили своим бывшим вождям и тут же вернулись на Кубань где и исчезли бесследно. В такое вероломство даже трудно поверить, тем более исходящее от членов Рады, где они еще недавно ратовали за ее свободу и самостоятельность.