Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Далее следует описание того, как кто-то в подвале сошел с ума, а Полк. Чепига стал задыхаться от дыма. Как он с Назаренко спасал из горевшего рядом дома маленьких детей какого-то офицера, забившихся под кровать и чьи-то вещи. Как он устал от этих занятий и вернулся в отель в свой номер перед началом новой тревоги, начавшейся в 1 ч. ночи.

 

«Раздались звуки сирены» и т.д. …следует продолжение записи:

 

«Я встал и только спустился в первый этаж, как началась бомбежка.

 

Одна бомба упала, видимо, очень близко т.к. наш отель сильно затрясся. Я думал, что попала в наш дом. Бросали недалеко минут 10-12.

 

Пока длилась бомбежка, в подвал попасть было нельзя, и мы стояли на лестнице... Прибежала какая то женщина и сказала, что горит наша крыша. Коля и какой-то солдат побежали и потушили зажигательную бомбу».

 

За этой записью следует описание утра наставшего дня, новая бомбежка, их поиски Коменданта и благополучное решение вопроса касающегося Регалий.

 

15 февраль. Дипольдисвальд: «В 1.45 мы с Колей пошли домой. По дороге шли часа 1-2 . Взяли направление к выходу из города в сторону Дипольдисвальда. У прохожих спрашивали дорогу.

 

По пути картина ужасающая. Сплошь дома разрушены или сожжены. На улицах валяются кирпичи от домов, между ними полусожженные трупы. Деревья парков почти сплошь поломаны...

 

Местами рушатся стены. Одна обрушилась, только мы ее прошли. Один труп обгорелый лежит на животе, опершись на локоть и подняв голову...

 

Почти все трупы полуголые и обожженные. Много сгоревших автомобилей. Валяются трамваи, порванные провода – и всюду страшенная пыль с мелкими частями песка, извести и прочего, буквально забивает глаза.

 

При выходе из города масса народа с вещами, с детскими повозками, на велосипедах. Группы партийцев и их семейств ждут, по-видимому, в условленных местах, перевозочных средств.

 

Мы прошли верст пять по хорошему шоссе, местами бетонному, местами выложенному камнями…

 

Шло много народу. Легче себя почувствовал, выйдя из города и полосы дыма. Глаза резало очень сильно!

 

Коля сообразил предложить мне вспрыгнуть на подножку одного из проходивших грузовиков, и мы вспрыгнули. Подножка показалась мне ненадежной, сильно колебалась. Я сел на крыло спиной к ходу автомоби¬ля, а Коля вспрыгнул на борт кузова.

 

Ехали что-то очень долго, приехали домой около шести вечера...».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Сараево. Рис. генерала В.Г.Науменко 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Эта сокращенная запись не дает полную картину того ужаса, в который попал Ген. Науменко в Дрездене.

 

По газетам того времени за одну ночь погибло до 150 000 человек. Ужасающие фотографии гор трупов, собираемых на площадях Дрездена, появились в печати.

 

Впоследствии, уже тут в Америке, эти самые фотографии фигурировали в жидовской прессе в доказательство «холокоста» творимо немцами над жидами в «газовых камерах» Германии!

 

Тут надо отметить, что по каким-то причинам, союзники за всю войну ни разу не бомбили Дрезден, в то же время, разрушая дотла другие города. Считали, что это потому, что Дрезден был переполнен беженцами и иностранными рабочими из союзных англо-американцам стран.

 

Ходили даже вздорные слухи, что его не будут бомбить – потому, что в нем живет тетка Черчилля!

 

Население к тревогам относилось спокойно и не бежало по первой сирене в укрытие, уже привыкнув к ложным тревогам, поэтому на этот раз потери оказались огромными т.к. почти половина населения погибла!

 

Итак, положение наше пока исправилось и по возвращению наших в Дипольдисвальд к нашей группе присоединилось еще несколько казаков подошедших из Дрездена.

 

О нашем отъезде записано следующее: 

 

16-го февраля 5 ч. вечера /продолжение/ «...чтобы нам дали проездные документы и вагон для перевозки Регалий от Дипольдисвальда до Кемптена. С этими бумагами Коля и Наталка пошли к Коменданту местному, и тот сказал, что теперь он имеет основание и завтра даст нам вагон.

 

Дай Боже нам вывезти благополучно наши Регалии, да и самим выехать. Если дадут вагон, то решили все ехать в нем. Полагаю, что если завтра дадут вагон, то послезавтра мы сможем выехать.

 

По дороге к Чепиго прибилось 3 казака, так что компания наша еще увеличилась. Итак нас уже 17 человек: Науменко 2, Назаренко 2, Чепига и Гаух 2, Заболотных 2, Русановых 2, Андриевичей 2, Супруновский, Дзюба и Афанасий и 3 казака. Пожалуй, в вагоне будет тесновато.

 

Вместе с Чепигой приехал и Дзюба, возвратившийся из Кемптена.

 

Кариус сообщает, что квартиры для всех будут.

 

Сегодня ложусь спать в более спокойном настроении».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Дочь Атамана Н.Науменко в русском костюме. Сербия, 1934 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Наконец закончив со всеми формальностями и получив вагон, мы выехали к новому месту назначения только 19-го февраля.

 

Покидая имение, распрощались с остающимися в нем «рабочими с востока» из бывших военнопленных и насильно вывезенных немцами на работы в Германию русских, радостно ожидавших скорых приход «своих», еще не подозревая, что и их постигнет судьба «изменников родины» по возвращению домой.

 

В дневниках за эти числа следует описание пути и разных мелких событий, как тревог, бомбежек, остановках на долгое время на некоторых станциях. В дороге поминаются станции: Гансберг, Таран, Хемниц, Геф, Лихтенфельд.

 

21-й февраль, среда: «Едем третий день. В вагоне холодно. Лежать жестко и неудобно, потому что лежим на ящиках. Коля старался уложить их поудобнее, но все же везде жмет и давит.

 

В 8.50 утра приехали на станцию Лихтенфельд. Здесь нас поставили около перрона и отцепили от паровоза, Коля ходил справляться, когда мы поедем. Было две тревоги. Неприятельские аэропланы обстреливали из пулемета город и станцию, вывели из строя три паровоза, стоящие в депо и перебили много проводов электрической железной дороги. Третья тревога была уже в темноте, когда мы уже легли спать. Мы в убежище не пошли».

 

22 февраль, четверг: «В 5.15 утра мы, в составе длинного товарного поезда, двинулись со станции Лихтенфельд, но не в Нюренберг, как предполагалось, а на Вюрцбург, т.е. почти на запад.

 

На пути в 9.50 утра наш поезд остановился в поле, а потом задним ходом отошел в выемку. Нам машинист предложил выйти из поезда, т.к. могли налететь и обстрелять неприятельские самолеты.

 

Мы вышли и, подавшись из выемки, прождали в леску до 11.25, когда двинулись дальше».

 

«На этой станции выяснилось, что в нашем составе 25 вагонов с жи-ми и проштрафившимися женщинами разных народностей, всего 1.200 человек. С ними несколько десятков таких же мужчин, 3 вагона с порохом и 16 цистерн с бензином! Все груз почтенный, но не особенно приятный!

 

В 4.50 вечера прибыли на станцию Вюрцбург и наши казаки пошли на станцию за супом, но дежурный чиновник предупредил, чтобы они не уходили далеко, т.к. наш поезд скоро пойдет.

 

Мы обрадовались, но, преждевременно. Только в темноте нам подали паровоз, который долго качал воду, потом нас куда-то повез, в темноте остановился и куда-то ушел».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Высочайшие Грамоты. Опись, отдельный лист

 

[Павел Стрелянов /К/]

Так как на станции Вюрцбург нам предстояло оставаться до 4-го марта, т.е. еще 10 дней, и так как на ней наши Регалии были так близко к погибели как никогда до и после этого времени, то приведу более подробно записи обстоятельств к этому чуть не приведших!

 

23 февраль, пятница: «Проснулись утром 23-го февраля и увидели, что стоим где-то на путях. Ориентировавшись узнали, что мы находимся между главным вокзалом Вюрцбурга, версте в одной от него, и сортировочной станцией того же названия. Коля пошел узнать, когда мы двинемся и железнодорожники уверяли, что здесь стоять мы долго не будем.

 

От нечего делать развели около вагона костер, варили кофе и пекли картошку. Наши спутницы жи-ки, с наступлением дня, буквально осадили наш вагон. Должен отметить, что все это были жи-ки, перевозимые с работ в Лодзи, в Агенсбург. Между ними были, наряду с простыми женщинами и доктора, и адвокаты, но определить, кто из них относится к какому классу, было трудно.

 

Дзюба уехал пассажирским поездом в Кемптен. Нам же суждено было оставаться в Вюрцбурге не один день.

 

В 11.10 раздался звук сирены, а затем настоящая тревога. Все мы пошли на горку, что вблизи нашего стояния. Горка эта в виде сопки опоясанной стенками предохраняющими виноград от оползня земли. Остановившись у первой же стенки, где было маленькое укрытие, если лечь около нее на камни, мы смотрели на летящие аэропланы.

 

Они сначала выбрасывали какой-то дым, а затем бросили две дымовые шашки. Вслед за этим с аэропланов были выброшены бомбы на район вокзала. Коля крикнул, чтобы мы ложились, и мы все упали на землю, прижавшись к стенке, высотою около метра.

 

Сбросив довольно большое количество бомб на главный вокзал и часть города, самолеты противника перелетели через нас, и сбросили десятка два-три бомб на сортировочную станцию. Через нас летели осколки неприятельских бомб и камни. В 1.53 дан отбой».

 

23 февраль: «Были предварительные тревоги и боевая в 12.58. Мы выходили на горку, где были во время бомбардировки.

 

Налетела довольно большая группа неприятельских аэропланов, начала маневрировать и пускать дым над городом, но налетело несколько безпропеллерных немецких машин и американцы улетели. Потом была в воздухе пулеметная стрельба, аэропланы гонялись друг за другом, а где-то вдали была слышна бомбардировка».

 

«Последние тревоги в этот день были от 2.30 до 2.53, от 4.05 до 4.45 и от 5.05 до 5.45 – при последнем налете опять был бой аэропланов из пулеметов. Спускались они и молнией пролетали нал нами очень низко, при этом их стрельба не была приятной. Приходилось прижиматься к стенкам.

 

Между прочим, когда бывают тревоги, то ж-к из вагонов не выпускают и немецкая стража остается при них».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Георгиевское знамя, пожалованное Императором Александром II Кубанскому Войску в 1856 году.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

26 февраля, понедельник: «Ночь и день холодные, сильный ветер, пронизывающий через теплую одежду. Тревоги от 8.50 до 10.19 и от 2.15 до 4-ех. Оба раза пришлось выходить на горку. Жи-ки становятся все смелее. Нас буквально осаждают с разными просьбами, от разрешения печь картошку и до просьбы дать хлеба. Они видно голодают. Некоторые ходят и подбирают корку картошки и обломки сухого хлеба. Все наши понемногу дают им поесть.

 

Мимо нас ходит много поездов. Наши попытки, несмотря на большое количество выдаваемого табака, не увенчиваются успехом. Мы все стоим и стоим на одном месте».

 

27 февраль, вторник: «Ветер утих. Проходит много поездов. Были воздушные тревоги от 12 до 3.10, от 4.2 до 5.18 и от 8.20 до 8.55…

 

Опять приходилось уходить на горку. Это, в последнее время, стало нашим обыденным упражнением».

 

28 февраля, среда: «В час ночи у нас было происшествие. Еще с вечера мы обратили внимание, что не был зажжен семафор, стоявший около нашего поезда. Я подумал, как бы чего не случилось.

 

Легли мы спать и проснулись от страшного удара. Многие подумали, что разорвалась бомба. Я сразу понял, что это на нас наскочили. Так оно и было! Со стороны главной станции Вюрцбург на наш поезд наскочил другой.

 

Две цистерны, бывшие на противоположном от нас краю поезда, были разбиты. Наш поезд, несмотря на то, что был на тормозах, отбросило метров на 80 по пути, где-то под поездом разрушен путь.

 

Мы с Н. лежали параллельно задней стенке, так из-под нас выбило вагон так, что вещи оказались отодвинутыми, вместе с нами, почти на метр от стенки. Пришлось все вещи перекладывать. Но все обошлось благополучно.

 

В этот день я написал письмо банхоф-офицеру (ж/д офицеру – П.С.-К.) и просил нас, если можно, отцепить от этого поезда и прицепить к другому. Но он ответил, что лучше не отцеплять, что исправят путь на Аугсбург и Ульм и тогда нас могут отправить сегодня ночью».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Георгиевское знамя, пожалованное Императором Александром II Кубанскому Казачьему Войску в 1856 году

 

[Павел Стрелянов /К/]

1 март, четверг: «Сегодняшний день внес нам разнообразие. В 10.30 нас отцепили и повезли на сортировочную станцию. Здесь поставили к какому-то поезду, при котором было два вагона с противосамолетными пулеметами. Это дало нам надежду на скорый наш отход.

 

День облачный, холодный и ветреный. С ж-ми мы распрощались без особого сожаления. Слышали, что их дальше не повезли, а выгрузили в Вюрцбурге. Было на новом месте 3 тревоги, мы никуда не ходили».

 

2 март, пятница: «Продолжаем стоять на сортировочной станции. Солнечно и холодно. В 11 ч. пошел снег, все усиливающийся. Несмотря на это, неприятельские аэропланы летали мелкими группами и одиночками – впечатление, что производили разведку».

 

3 март, суббота: «Все стоим, а неприятельские самолеты кружатся над нами. Становится тревожно, что-то много они рассматривают местность. Снег продолжает падать. Коля и Наталка пошли говорить с кем-то из железнодорожников о нашей отправке, конечно, не без табака.

 

Вернувшись, сказали, что сейчас пойдем и действительно, в 9.15 к нашему вагону прицепили паровоз. Через 5 минут была тревога, длившаяся от 9.20 до 10.00.

 

Продолжает падать снег, и летают аэропланы. В 10.43 двинулись с сортировочной станции на главную. Там стояли невдалеке от полуразрушенного вокзала до 2.28, когда тронулись дальше, прицепленные к длинному поезду, составленному из товарных вагонов. Пока стояли, была еще тревога от 1.20 до 2.10. Но далеко мы не уехали... Опять стали на станции Вюрцбург 3-ей.

 

Здесь стояли до 5.40, когда пошли дальше и опять остановились, пройдя какой-нибудь километр от этой станции. Поезд тяжелый и машинист заявил, что дальше идти не может пока не пришлют с главной станции еще один паровоз, который будет подталкивать сзади.

 

Темнело. Решили ложиться спать... Я сказал, что теперь бояться бомбардировки не приходится и посоветовал всем снять обувь. Этому совету, последовали, кажется, все...

 

И только мы легли, как в 8.30 послышалась боевая тревога и одновременно гул аэропланов, а через минуту-две, они начали бросать бомбы!»

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Высочайшие Грамоты. Опись, отдельный лист

 

[Павел Стрелянов /К/]

«Одна из них разорвалась очень близко от нашего вагона, который весь задрожал. На крышу вагона посыпались камни и осколки металла. Одновременно с взрывом, вагон осветило красным пламенем...

 

Мы все соскочили со своих мест вниз и на полу начали одеваться. В потемках это трудно удавалось.

 

Мадам Гаух, с больной ногой, лежавшая дальше всех от дверей вагона, оказалась около них раньше всех со здоровыми ногами. Она громко читала молитву! Затем она крикнула, что ранена и что у нее на лице лежит мертвая собака....

 

Разрывы стали удаляться и мы начали разбираться, что делается у нас. У Гаух оказалась пробита кожа на голове. Перевязав, ее уложили на соломе. Она все твердила, что у нее вылезут мозги. Это она нащупывала рукою сгустки крови, которой она потеряла много. Кроме того у нее отнялась левая нога и рука, видимо с испугу, почему она и упала.

 

А с Фоксом нашим была история! Он очень боится бомбардировок и когда она началась, он стал метаться по вагону. Я его оттолкнул и видно в этот момент он оказался на м-м Гаух и лишился сознания! Когда бомбардировка начала удаляться, Наталка в темноте взяла его и говорит, что он действительно не живой, по-видимому, убило его осколком. Она положила его на свою постель.

 

Когда все более или менее улеглось, я его позвал. Он встал и подошел совершенно здоровый. Впервые слышу, чтобы это случилось с собакой, и если бы сам не был очевидцем, то этому не поверил бы!

 

Было происшествие и с Колей и Наталкой. Они где-то достали несколько яиц и, завязав их в платочек, подвесили к потолку вагона. В самый разгар бомбардировки, на Колю начала капать какая-то липкая жидкость.

 

Как говорит Коля, он сразу подумал, что Наталка убита, т.к. она молчала и на него капает ее кровь. Он стал ее ощупывать, пальцы его дрожали, а Наталка, почувствовав на себе липкую жидкость и его скрюченные пальцы, решила, что убит он.

 

Николай говорит, что впервые в своей жизни он почувствовал непреодолимый страх, так что слова выговорить не мог! А дело было простое. Оба они были невредимы, а яйца, лопнувшие от сотрясения, потекли на них и их перепугали. В остальном все обошлось благополучно!

 

Вагон наш был пробит осколками в нескольких местах. Если бы не дробилка камня, утвержденная на вагоне, случайно оказавшемся на соседнем пути и прикрывшая наш вагон, то мы могли пострадать и больше. Впереди нас в стоящем багажном вагоне выбиты большие выдвижные двери, а осколки стены вагона вонзились в противоположную стену.

 

Говорят, что разрушения от этой бомбардировки в городе большие, а сортировочная станция, на которой мы стояли последний день, совершенно разбита. Наталка и Коля как будто предчувствовали и пошли рано утром просить нас увезти!

 

Значит, недаром самолеты кружились последние дни над Вюрцбургом. Все в руках Божьих! И на этот раз Он нас спас!»

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Знамена, бунчук, литавры – хранились в Екатеринодаре.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Так невозмутимо спокойно заканчивает Ген. Науменко описание самых критических моментов, в которых оказались Регалии, сохранение и благополучное возвращение на Родину которых, он поставил себе главной целью в жизни.

 

По своему характеру он никогда никакой панике не поддавался и вел себя как ни в чем не бывало, даже при самых отчаянных обстоятельствах. Об этой его черте рассказывали мне и казаки, прошедшие с ним гражданскую войну.

 

Его описание случившегося носит даже какой-то, слегка юмористический оттенок, преуменьшающий грозящую опасность, существующую в действительности, сведенную лишь к фразе: «Мы могли пострадать и больше».

 

Тут к месту вспомнить казачью пословицу «Бог не без милости, казак не без счастья!» Принимая во внимание все вышеизложенное, представляется просто чудом, что в такое время и при таких событиях, среди хаоса бомбежек Дрездена, удалось получить вагон для перевозки Регалий.

 

Не меньшей удачей является и то, что при вышеописанных обстоятельствах Регалии уцелели. Фактически, их удалось убрать с сортировочной станции лишь за несколько часов до ее уничтожения, а бомба в них чуть не угодившая, промахнулась всего на несколько метров!

 

Когда мы осмотрелись после бомбежки, то по воронке установили, что бомба, так сильно встряхнувшая вагон, упала почти рядом, сразу же за вагоном с дробилкой камней, до верха ее наполнявших. Если бы не эта случайность, не оказавшаяся между нами и бомбой дробилка, то Регалии бы, безусловно, погибли от такого близкого взрыва!

 

На несколько мгновений судьба Регалий повисла на тонкой нити, чуть не оборвавшейся и не унесшей с собой это неоценимое достояние кубанских казаков в бездну небытия!

 

Им действительно есть, за что возблагодарить Господа Бога и отслужить благодарственный молебен в казачьем Соборе Екатеринодара по возвращению Кубанских Войсковых Регалий на родную Кубань!

Изменено 21 февраля, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Путь регалий после доставки их из Югославии через Венгрию в Вену:

 

Вена – Виллах – Дрезден – Кемптен – Ройте – Мемминген – Бремен (Бремерхафен)

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

После ночной бомбежки, заставшей нас на станции Вюрцбург, нас, наконец, вывезли с этой станции, на которой мы простояли 10 дней. Дальнейшее наше путешествие, хотя и было нарушено одним мимолетным обстрелом и небольшими бомбежками, благополучно закончилось прибытием в Меминген в среду 7-го марта. Приехали быстро т.к. после больших переговоров удалось добиться, чтобы наш вагон прицепили к пассажирскому поезду, что раньше отказывались сделать, т.к. боялись, что этот товарный вагон может слететь с рельс.

 

7 март, среда: «Ехали мы с пассажирским поездом, шли с большой скоростью и ничего с нашим вагоном не приключилось. Всюду много снега и довольно холодно. В 11.30 прибыли на станцию Кемптен. Мы с Колей и Наталкой пошли искать Кариуса. Его застали дома и он нам сказал, что здесь Ген. Романцов /начальник Штаба/ и Полк. Зарецкий /адъютант/. Зарецкий нашел для перевозки Регалий и других вещей подводу, запряженную двумя лошадьми. Регалии и вещи погрузили на эту подводу, и они на ней переночевали во дворе Штаба, покрытые брезентом.

 

Кемптен симпатичный городок, но только в смысле бомбардирования опасный. Постройки его старые, ненадежные. Много домиков старинного германского стиля. Вокзал и вблизи его недавно бомбардировали. Сама станция не пострадала, а разрушено несколько домов вблизи. Семейство Зарецкого было засыпано, и он их откапывал».

 

9 март, пятница: «Утром и после обеда был в Штабе. Организовывал работу. Приказал на все письма отвечать. От 11.30 до 12.30 была тревога».

 

10 март, суббота: «Вчера наши Регалии перевезли в помещение таможни Кемптена. Помещение неважное и наши ящики поставили около дверей нижнего этажа. В пожарном отношении скверно, надо их перевезти в другое место. Вообще же нам надо куда-нибудь выехать за город и вывезти Регалии».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Привоз Кубанских регалий из Ройте в Мемминген.

На грузовике – Н.Г.Назаренко и казак Н.И.Золотько; у грузовика – Г.И.Зарецкий, сдававший регалии на пароход в Бремене, генерал В.Г.Науменко, А.Жданов, за спиной Атамана его адъютант М.И.Зарецкий.    

 

 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Беспокоясь о том, что Кемптен подвергался многим бомбежкам и о возможности попадания бомбы в место нахождения Регалий, Ген. Науменко предпринимал все меры для вывоза их из города, но ему это не удавалось, т.к. этот район был невероятно загружен как беженцами, так и войсками. Предполагалось, что Тироль будет последним бастионом, на котором немцы окажут максимум сопротивления наступавшему противнику.

 

Бомбежки стали почти ежедневными и нарушали всякий порядок жизни, внося постоянное опасение за благополучие Регалий. Записи этих дней полны тревоги по разным причинам. Чем дальше шло время, положение наше все ухудшалось.

 

14 апреля: «Утром Кариус мне сообщил, что получена телеграмма от бургомистра Пфронтена о том, что квартир, как условились, он дать не может т.к. весь населенный пункт предназначен для размещения в нем германской вооруженной силы».

 

15 апрель: «Было несколько боевых и обычных тревог. Опять пришлось большую часть дня сидеть за городом. Работать, при таких условиях, совершенно невозможно и я вполне понимаю, какое огромное значение имеет авиация. Вся жизнь останавливается, у людей пропадает охота работать, да и невозможно сосредоточиться на чем-либо, когда беспрерывно раздаются завывания сирен».

 

16 апрель: «С утра было две тревоги, и мы уходили за город на ручеек, что примерно, в одном километре от города. Когда там сидишь, то жутко от гула самолетов, которые обычно идут в северо-восточном направлении и проходят как раз через это место».

 

16 апрель: «После обеда, в пять часов, раздался звук боевой тревоги. Мы вышли на ручей. Вскоре над нами появились большие формации самолетов, направляющиеся по 7 и по 9 машин на северо-восток.

 

Они сбрасывали бомбы группами, по-видимому, каждый самолет по одной штуке. Затем делали залет и опять бросали.

 

Таких залетов они делали много, и бомбардировка продолжалась около двух часов с перерывами. При этом можно было наблюдать, простым глазом, как отделяются бомбы от самолетов, затем, через некоторое время, слышны звуки разрывов. При последнем залете одна из групп сбрасывала зажигательные, по-видимому, фосфорные бомбы. Было видно в воздухе, как они горели.

 

Во время бомбардировки, как и в прошлый раз, я переживал большое волнение за целость наших Регалий. Но, слава Богу, и на этот раз они уцелели!»

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Русская церковь в г. Кемптене, разрушенная американцами. В Кемптен привезли Кубанские регалии из Дрездена. 12 августа 1945 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

18 апреля: «После обеда лег поспать, но лежал недолго. Акут-аларм! Мы решили не идти. Но опять Акут-аларм, решили уходить. Пошли в поле. Над нами пролетело больше 100 самолетов крепостей, масса шума!

 

Около трех с половиной часов отбой и я пошел в Штаб».

 

19 апрель: «Сегодня день тревог. Почти все время, начиная с 9-ти утра и до сих пор, пришлось быть за городом.

 

К 9-ти часам я, Кариус и Назаренко, как было условлено, пошли к Коменданту майору Франку. Сказали ему, что просим отвести нам, где-нибудь за городом, хотя бы сарай или дать строительный материал – и лучше дальше от Кемптена. Его это, как будто, обрадовало. Он согласился. Но в это время раздался сигнал боевой тревоги, он заторопился и просил зайти после тревоги, но т.к. они были беспрерывны мы так к нему и не попали.

 

Единственное решение вопроса это постройка землянок. Казаков пребывает много и тогда я бы мог их собирать!

 

Сегодня была большая бомбежка где-то к северу, причем впервые были слышны какие-то особенные взрывы. Гул... а потом ряд взрывов до 8-ми штук на совершенно одинаковых интервалах. И это длилось с полчаса. Возможно, что применяли союзники какое-нибудь новое средство.

 

Кемптен все больше наполняется германскими тылами. Комендант говорит, что безжалостно выселяют и местное население. Вообще город принимает вид ближайшего к фронту тыла. Наших тоже прибавляется все больше и больше».

 

20 апреля: «День больших бомбежек. Почти с утра и до позднего вечера летали большие формации неприятельских самолетов. В 11 ч. летели с запада на Кемптен 6 групп аэропланов, всего 37 штук. Над Кемптеном они резко повернули на север – по-видимому, на Ульм. Была слышна большая бомбежка.

 

Наблюдал интересную картину: от Кемптена за этой группой погнался один германский скороходный истребитель, влетел в эту группу и был обстрелян со всех неприятельских самолетов. Видели, что летчик сбросился на парашюте....

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Город Кемптен, на снимке (открытке) крестом отмечено здание таможни, в котором хранились Кубанские регалии, незадолго до попадания в него бомбы. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Утром был с Зарецким и Назаренко у Коменданта. Говорили относительно перевозке Регалий из города. Добились от него, что написал он транспортной конторе, что просит дать нам средства перевозки».

 

Апрель 23: «Ночь провели спокойно, если не считать аларма.

 

Ночью шел дождь. По улицам бесконечное движение пешеходов, автомобилей и, отчасти, повозок. Все проходит через Кемптен на юг. Драп в полной мере!

 

Вчера мы решили просить вагон на Брегенс и дальше на юг, но когда я сегодня пришел в Штаб, то мне Заболотный сообщил, что французы прорвались по северному берегу Боденского озера и, в настоящее время, находятся в 25-ти верстах от Линдау.

 

Над этим направлением надо поставить крест. Остается одно направление на Пфронтен, на него и надо обратить внимание.

 

Коля и Зарецкий были в транспортном бюро и оттуда обещают дать нам грузовик до Пфронтена, а может быть и до Ройте. Он должен прийти из Мюнхена и тогда его могут дать хоть сейчас. Что-то не очень верю этому!

 

Ходили Коля и Зарецкий насчет вагона, достать его невозможно. Сейчас пошли Дзюба и Заболотный насчет подвод. Не исключена возможность, что нам дадут грузовик, но его надо ждать из Мюнхена. Меминген занят парашютистами, а оттуда рукой подать до нас.

 

Предупредил всех, на случай если попадемся в плен, не скрываться, а с достоинством говорить кто мы!»

 

24 апрель /вторник 17.50: «Писать не смог, лег!

 

Пишу только в 20.25.

 

Начну по очереди: 23-го апреля удалось получить автомобиль, грузовик, трехтонный. Дали его к 4-м часам к помещению таможни, где хранились наши Регалии. Четыре человека из общежития погрузили их и привезли к нашей квартире. Но здесь начались бесконечные тревоги...

 

Налетело несколько неприятельских самолетов, обстреляли город из пулемета, бросили легкие бомбы на вокзал, зажгли там несколько зданий.

 

Как раз, когда был обстрел, я шел по улице из Штаба домой.

 

Потом были два раза Акут-алармы и несколько боевых тревог. Мы то прятались в подвал, то поднимались наверх и укладывали вещи на автомобиль. Отбой был в 8.35 вечера.

 

В 8.50 автомобиль тронулся от нашего дома в направлении на Ройте. Поехали: Н. /жена/, Наталка, Николай, Зарецкие, Андриевичи, Руслановы, Афанасий и Алеша. Бомбардировка и обстрел города были не особенно долго.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Одна из промежуточных разгрузок Регалий. На грузовике Н.Г.Назаренко, М.И.Зарецкий, ген. В.Г.Науменко.

 

Перед грузовиком стоят шофер немец и казак Н.И.Золотько. 1945 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

После отхода автомобиля я пошел в Штаб, там мы решали свое положение. Я с Полк. Михеевым пошли к Коменданту города узнать обстановку. Он сказал, что чем скорее уедем, тем лучше... На мой вопрос можем ли подождать до утра, он ответил, что лучше ехать раньше.

 

В это время в городе были открыты военные склады и оттуда выдавали населению и солдатам бесплатно продовольствие и боеприпасы.

 

Все это вместе взятое, в связи со слухами, что ночью неприятельский воздушный десант занял Меминген, что в 30-ти верстах от Кемптена, как и тем, что мосты у города подготовлены к взрыву, дает основание предполагать, что часы города сочтены.

 

Вернувшись от Коменданта, я зашел в отель к Романцову.

 

Он сказал, что решил оставаться. Я просил его, оставаясь за меня руководить отправкой казаков в Пфронтен. Почему именно туда? Потому что, вечером приехал Ген. Шелест и привез бумагу от Коменданта, которой Пфронтен отводится нам.

 

Пишу это в вагоне на станции Пфронтен. Света нет. Темно. Прекращаю на сегодня запись».

 

25 апрель: «продолжаю за 24 апрель. От Романцова вернулся в Штаб. Там толчея. Обсудив обстановку решили в 2 ч. ночи идти из города, если к тому времени не вернется автомобиль, в котором поехали наши и отвезли Регалии. С Регалиями послал свою машинку, потому пишу карандашом.

 

Не знаю где дело о Регалиях, бывшее у Галаневича. У меня лишь решение Белградского Суда о пропавшей части наших Регалий.

 

В 2.15 ночи нас 18 человек вышло из нашего Штаба. Ночь светлая и звездная. Когда проходили мимо станции, видели несколько догоравших строений. Скоро перешли через мост. Это был самый опасный момент т.к. мы не знали, когда он будет взорван.

 

Пройдя километра три, в 3.30 встретили Зарецкого возвращавшегося автомобилем из Ройте. Шофер категорически отказался ехать второй раз. Зарецкий и Алеша присоединились к нам. По дороге мне Зарецкий рассказал, что ехать было трудно из-за заторов забитых автомобилями.

 

В Ройте приехали около 12-ти ночи. Город забит. Шофер вывез их километра 2 за город и там выгрузил Регалии на каком то отдельном дворе, где не было даже сарая, чтобы переночевать. Пока он уехал, из дома никто не показался.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Газыри, погоны, ордена казаков

 

[Павел Стрелянов /К/]

В 6 ч. светает, показалось солнце, день ясный. Вдали снеговые горы к которым мы приближались. Воздух хороший – прохладно и свежо.

 

Еще в темноте были слышны временами раскаты, не то стрельбы, не то бомбардировки, но откуда, благодаря горам, определить невозможно.

 

Думаю, что бомбили Кемптен. Потом опять, в том же направлении, были слышны раскаты в 11 ч. дня».

 

Эти сильно сокращенные выдержки из дневника приведены для того, чтобы дать ясное представление об общей обстановке, при которой приходилось вывозить Регалии из Кемптена. Тут надо отметить, что решение вывезти Регалии, с которым не все были согласны, было принято Ген. Науменко очень удачно и своевременно, т.к. в одну из последовавших на другой день бомбежек, здание таможни было снесено дотла!

 

В дальнейшем в дневнике следует подробное описание продвижения вышедшей с Ген. Науменко группы, как пешком, так и по железной дороге, с разными неприятностями по пути, и прибытие их в Ройте лишь к 27-му апреля.

 

От себя тут должна добавить, что высадившись ночью в снег на поляне, принадлежавшей крестьянскому дому, мы смогли ориентироваться, как быть дальше, лишь с наступлением утра.

 

Заночевали сидя и лежа на ящиках с Регалиями – кто как мог! Закрывшись буркой я проспала до утра, когда меня разбудили и позвали перейти в пристройку с сеном, где наши, с разрешения проснувшихся хозяев, завтракали.

 

Мой муж Н.Назаренко отсутствовал, т.к. с рассветом отправился искать комендатуру, откуда вернулся с разрешением отправиться в гостиницу «Крону» и там поместить Регалии, в принадлежавшем к гостинице павильоне, а нас всех в ее номерах.

 

На хозяйских лошадях перевезли туда Регалии и когда Ген. Науменко прибыл с группой казаков, они уже были там.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Знамена. Опись, отдельный лист   

 

[Павел Стрелянов /К/]

27 апреля: «Приехали в Ройте около 12.15. Оставив казаков на станции, пошли на квартиру. Около 1 ч. были дома. Живут тесно и не особенно сытно. Гостиница «Крона» чисто сельская – безо всяких удобств. Тесно, но есть пол!

 

Здесь узнал, что в помещение, где помещаются наши Регалии, вселились солдаты с «пфейфергунгом» /свистками?/. Майор, ими ведавший, предложил не беспокоиться т.к. его часовой охраняет склад.

 

Надобность в нашем карауле отпала, а поместить его оказалось некуда, т.к. туда, куда мы его собирались поместить с Регалиями, это было сделать невозможно. Кое-как поместили их в каком-то вагоне для перевозки мебели стоявшем на улице около вокзала.

 

Вечером я и Назаренко сделали визит майору и спросили, когда могу видеть Генерала, что бы ему представиться. Условились, что он сообщит мне об этом.

 

В тот же день толковались дома о том, что делать с Регалиями и решили вывезти их в глухое село Штег, что по шоссейной дороге в Блюденц.

 

Говорили об этом в тот же вечер с Генералом. Он обещал дать большой грузовик и танк для сопровождения».

 

28 апреля - Вербная Суббота: «Утром майор сказал, что обстановка изменилась, на Штег ехать нельзя – а что Генерал приказал дать нам автомобиль до Инсбрука и написал сношение Коменданту последнего, взять наши Регалии на хранение. Мы собрались грузить, но автомобиля все не давали. В конце концов, нам предложили часть автомобиля, и вывезти Регалии было невозможно.

 

Вместе с тем обстановка складывалась очень скверно. В ночь на 28-го апреля неприятельские танки заняли часть Пфронтена и наша публика, что была в вагонах, частично пошла пешком — Ген. Гетманов, Кузнецов, Дзюба и группа казаков.

Они выступили в 11.30 и шли пешком таща вещи на повозочке. По дороге едва прошли баррикаду против танков.

Пришли в Ройте 28-го, в 7 утра. Голубинцев, Галаневич, а также Кариус, остались у противника, но вечером Голубинцев, Галаневич и Лакозин с несколькими казаками, тоже пришли в Ройте.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Общий вид Ройте, в который были доставлены Кубанские регалии в последние дни войны. Две башни, различаемые в середине рисунка, принадлежат монастырю, в котором они находились. Рис. Н.В.Назаренко-Науменко.

  

[Павел Стрелянов /К/]

Между тем Начальник Дивизии сообщил мне, что обстановка резко изменилась к худшему, что в Фюссене неприятельские танки и что возможно нападение на транспорт идущий по Инсбрукской дороге. Он находит, что Регалии везти не безопасно и лучше их оставить здесь.

 

Для меня началась душевная мука. Как их оставить! Ждали автомобиля. Его все не было. Положение становилось критическим. Если бы неприятель ворвался в город, то пришлось бы оставаться.

 

В 5.30 началась не-то артиллерийская, не-то минометная редкая перестрелка в направлении Пфронтена. Говорят, что больше стреляла немецкая артиллерия, расположенная сзади баррикад.

 

Нервность в городе возрастала. Было объявлено о раздаче складов».

 

На этом месте, для пояснения дальше происшедшего, надо внести некоторые подробности не вошедшие в дневник.

 

Во время войны Ген. Науменко не отрывался от казаков и принимал самое деятельное участие в их жизни. Казаки, считавшие его своим Атаманом, так же всегда тянулись к нему и около него группировались.

 

Объезжая казачьи части при формированиях на Востоке, сражавшиеся против коммунистов на Балканах в Дивизии Ген. Паннвица, пришедший в северную Италию т.н. Казачий Стан, запасные полки в Цветле и прочие места сосредоточения казаков, он еще больше сроднился с ними и считал себя нераздельным от них!

 

При наступающем крахе предполагалось, что части Ген. Паннвица, как и [части] находящиеся в Италии, будут стягиваться в район южной Австрии, как это потом и случилось. Ко времени нашего прибытия в Ройте, по доходящим сведениям, туда же шел и Русский Корпус, в котором были казачьи части.

 

Существовала надежда, что союзники, принужденные во время войны объединиться со Сталиным, не дадут коммунистам захватить всю Европу и что в таком случае, добровольческие части, сражавшиеся против коммунистов, им понадобятся.

 

Вывозя Регалии от надвигавшихся опасностей Ген. Науменко считал, что они будут с ним привезены к казакам и, наткнувшись на невозможность дальнейшего их передвижения, попал в дилемму им непредвиденную.

 

При сложившейся обстановке он был поставлен в необходимость продолжать путь на соединение с казаками и полную невозможность везти с собой Регалии!

 

Поэтому он и записывает: «Для меня началась душевная мука. Как их оставить!»

Изменено 27 февраля, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Войсковой штаб ККВ (слева направо): генерал-лейтенант М.А.Фостиков, генерал-майор М.К.Соломахин (стоит), полковник К.Г.Булгаков, генерал-лейтенант А.Г.Шкуро, генерал-майор В.Г.Науменко, генерал-майор В.М.Ткачев. Белград, 1943 г.