Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Hauptmann]

Павел,доброго вечера. Влезу аккуратно со своим...Войсковой старшина Шабанов с супругой на полковом празднике 12-го уланского Белгородского полка 9 мая 1958 года.

 

Шабанов, часом не из Сибирцев?

[Павел Стрелянов /К/]

Павел,доброго вечера. Влезу аккуратно со своим...Войсковой старшина Шабанов с супругой на полковом празднике 12-го уланского Белгородского полка 9 мая 1958 года.

 

Шабанов, часом не из Сибирцев?

Продолжение следует

Нет, кубанский казак. Если коротко, Шабанов Николай Власович – р. 1889, казак ст. Славянской ККВ, Телавская ШП 1915, подъесаул 1-го Запорожского полка ККВ. В ДА, первопоходник в 1-м конном полку, войсковой старшина. В РК. Умер в 1988 на 100-м (!) году жизни. 

[Павел Стрелянов /К/]

28 июнь 6 ч. 30 утра, канцелярия: «Не мог закончить запись за вчерашний день. У дома Вуковича расстались с Мелем, с которым условились, что он вечером переговорит с Ген. Шредером /Главнокомандующим/ о приеме меня. При этом Мель выразил уверенность, что он меня примет. Условились встретиться сегодня в 8 ч. утра в кафе «Русского Царя». Таким образом, закончили мы с Соламахиным дело о Регалиях лишь в 7 ч. вечера и вернулись в канцелярию, когда заседание было закончено. Встретили там Аникова, потом Булгакова, Шеремета и пр., которые сказали, что собрание кубанцев прошло гладко. Вечером составил обращение к Ген. Шредеру.

 

Сегодня утром ко мне пришел Звягинцев и сказал, что от Сутулова слышал, что немцами назначен «комиссаром» по казачьим делам недоучившийся студент Павел Поляков, который предполагает назначить по кубанским делам Курганского или Мерзликина. Это известие было крайне неприятно. Слухи о Полякове носились раньше.

 

В 8 ч. я и Соламахин должны были быть в «Русском Царе». Вскоре подошел Мель с майором, который со смущением заявил, что Ген. Шредер принять меня сегодня не может, что сильно занят, что представление может состояться после, но, что он больше в этом деле не может принимать участие, т.к. уезжает. Что надо искать свидание самим, но что, т.к. Шредер знает обо мне, то это больших затруднений не встретит.

 

Ген. Мель сегодня держал себя совершенно иначе, чем вчера. Вчера был любезен и говорил, что нет сомнений, что прием будет устроен. Сегодня официален и сдержан. Весьма вероятно, что слухи о Полякове верны и что это и есть причина отказа Шредера меня принять.

 

Затем я спросил Меля может ли он передать нам Регалии. Он ответил, что должен переговорить с Адмиралом, который приедет в Белград и назначил свидание сегодня в «Балкане» в 12 ч. дня.

 

В 12 ч. 30 состоялось свидание с Мелем и Адмиралом в салоне «Балкана». Адмирал сказал, что по поводу нашей просьбы о передаче Регалий он запросит Берлин, т.к. сам этот вопрос разрешить не может. Что, по-видимому, этот вопрос будет разрешен одновременно с вопросом о передаче музея в ведение сербских властей.

 

Это второе косвенное подтверждение возможности назначения Полякова. Возможно, что на Регалии заявили претензии Курганский или кто-либо другой из этой своры, т.к. прежде Мель говорил, что Регалии мы можем получить!

 

В конце разговора я спросил Адмирала, можем ли мы осмотреть Регалии, более подробно. Адмирал сказал, что можем это сделать сегодня, так как завтра он уезжает. Условились на 4 ч. дня.

 

В 4 часа собрались я, Соламахин, Данилов и Бородачев. Приехавший майор открыл дверь, и мы приступили к осмотру. Знамена, находящиеся в № 1 не смотрели, т.к. установили вчера наличие их полностью. Недостает несколько грамот о награждении полков знаменами. Войсковые Грамоты все налицо. Нашелся клинок шашки Головатого. Ножен и головки шашки нет. На чердаке нашли ящик с библиотекой Войскового Хора, делами о награждении крестами Спасения Кубани и 3 альбома Екатеринодарского полка. Остальное видели вчера, т.е. 4 блюда, люстра, мундир Импер. Александра II и Вел. Кн. Михаила, перначи, булавы, кисти и ленты от Георгиевских труб.

 

Все найденное отмечено в списке. Имущество Гвард. Дивизиона разграблено полностью, за исключением нескольких мелких частей.

 

Приходится жить лишь надеждой, что что-нибудь найдется. Закончили осмотр в 6 ч. вечера.

 

Камнем на моем сердце лежат Регалии. Фактически я не смог их сохранить. Я главный виновник!»

 

[Павел Стрелянов /К/]

Высочайшие Грамоты. Опись, отдельный лист

 

[Павел Стрелянов /К/]

На этом запись об осмотре Регалий кончается. Почему Ген. Науменко считал себя главным виновником их разграбления для меня непонятно! Наверно лишь потому, что очень переживал их пропажу т.к. приписать ему вину в разграблении музея никак невозможно, как и то, что он не смог это предвидеть.

 

Здесь я должна объяснить высказываемую Ген. Науменко тревогу о том, что Регалии могут быть выданы немцами не Кубанскому Войску а другим, ничего общего с Кубанским Войском не имеющим.

 

Таковыми являлись «самостийники» или иначе «вольные казаки», ненавидящие Ген. Науменко, как главную помеху стоящею на их пути к успеху.

 

Это движение возникло еще в двадцатых годах в Праге и процветало там, поддерживаемое подпольно чехословацкой разведкой. Девизом его была принято бороться «напропалую», не стесняясь в средствах достижения цели.

 

Из многих, сменявших друг друга претендентов на «вольноказачий престол», к началу войны на нем оказался, страдавший манией величия и отличавшийся неистощимой энергией в изобретениях разной клеветы, землемер В.Глазков, к тому времени объявивший себя общеказачим вождем, инженером, а впоследствии, даже, генералом!

 

С приходом немцев он объявил всех своих приверженцев «казачьей партией националистов» равной национал-социалистической партии, находящейся у власти, стал выражать верноподданность Гитлеру и украшать страницы, выпускаемой им газеты «Казачий Вестник» его портретами. При таком подходе к делу, вскоре нашлись немецкие партийцы, начавшие покровительствовать ему и рассматривать его как «казачьего фюрера».

 

Его представитель в Белграде П.Поляков, сразу же по занятию немцами Белграда, явился к ним и, представившись как таковой, предъявил свои претензии на возглавление всех казаков в Сербии. Имея покровителей в партии, теперь эта группа имела все шансы добиться от немцев передачи ей Регалий, чего и опасался Ген. Науменко.

 

Возводившие на него во все время эмиграции самые фантастические обвинения самостийники, теперь стали засыпать Гестапо доносами с главным упором на то, что он ярый англофил – держа прицел на то, что его как такового арес¬туют, а Регалии перейдя в их владение, поднимут их значение в глазах каза¬ков, в своем большинстве, относящихся к ним крайне недоброжелательно!

 

Авторитет боевого Ген. Науменко, прошедшего с казаками Ледяной Поход и всю гражданскую войну, безнадежно сводил на нет все потуги Глазкова и его недоучившегося представителя Полякова, стать в Сербии во главе казачества!

 

Но надежда избавится от ненавистного Ген. Науменко при помощи немцев не увенчались успехом, т.к. те скоро установили, что за Глазковом стоит очень незначительное число казаков и сам он со своей компанией, способен выявлять свой патриотизм лишь в редакциях журналов, а главная масса казачества, горящая желанием сражаться с коммунистами, твердо стоит за своих Атаманов.

 

Таким образом, устроить арест Ген. Науменко самостийникам не удалось и Реалии были вскоре возвращены Кубанскому Войску.

Изменено 10 февраля, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

фотография 1896 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

К концу июля 1941 года Ген. Науменко переехал на постоянное жительство в Белград.

Так как он считал, что для казаков очень важно иметь возможность видеть свои Регалии, то часть их он поместил в Кубанском Штабе, занимающем большую квартиру с постоянной охраной, а остальные, находящиеся в ящиках, поместил в здании Музея Русского Дома. Заботу свою о них он не прекращал и продолжал их проверять и приводить в порядок. Так 15 августа он пишет:

 

15 авг. 11 ч. вечера:

«Сегодня и вчера мы с Соламахиным проверяли наличие наших знамен в Музее Русского Дома. Всего имеется 88 знамен и одно ополченское знамя Екатерины II 1876 года. Оно разорвано, взяли его в Штаб. Попытаемся его как-нибудь склеить или сшить».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Соламахин Михаил Карпович – р. 9 июля 1888 г., казак ст. Некрасовской ККВ, окончил старшим портупей-юнкером Елисаветградское кавалерийское училище (1911), ускоренные курсы Академии Генштаба (1917), офицер 1-го Хоперского Е.И.В. Великой Княгини Анастасии Михайловны полка ККВ. В Великой войне командир сотни, награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. (6 января 1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, есаул (с 25 сен.1918), командир 2-го Кубанского Партизанского конного полка, полковник (1919), командир Хоперской бригады (март 1920).

В эмиграции в Югославии, начальник Штаба ККВ, генерал-майор (1937), причислен к Генеральному Штабу. В Русском Корпусе командир 5-й сотни 1-го Казачьего полка (на 11 сентября 1944), начальник Казачьего военного училища в Северной Италии, в мае 1945 г. выдан в Лиенце, отбыв 10 лет лагерей, проживал в г. Апшеронске на Кубани, умер в 1967 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прошло два года оккупации немцами Сербии, и настал 1943 год. Жизнь в Белграде вошла в какую-то колею и казаки продолжали свою деятельность. Кубанский Штаб был всегда полон народу, т.к. его посещали все приезжающие в Белград кубанцы и другие казаки.

 

Связь между существующими в разных местах поселения кубанцев «станицами» была налажена. Издавалась ежемесячная «Информация». Вообще же, по всеобщему мнению, кубанская организация была одной из самых крепких в эмиграции.

 

Еще в 1941-ом году начали образовываться добровольческие части, в которые казаки вступали почти поголовно, желая принять участие в освобождении своей Родины от коммунистов. Об этих соединениях уже очень много написано, как и о тех которые пришли в Хорватию с востока, для борьбы с коммунистическими партизанами «Маршала Тито».

 

Первая с востока пришла, только что сформированная в Млаве Казачья Дивизия Ген. фон Паннвица, прошедшая конным строем через Белград, к большому воодушевлению эмигрантов, в первый раз за 20 лет встретивших своих соотечественников.

 

В дальнейшем, казаки новой и старой эмиграции не делали никакой разницы между собой и слово «казак», стало синонимом слова «брат». Для наглядности таких взаимоотношений привожу тут запись Ген. Науменко, по случаю посещения Кубанского Штаба хором Дивизии Паннвица, приехавшим в Белград, чтобы дать концерт.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Молодые казаки-добровольцы

 

[Павел Стрелянов /К/]

9 январь 1944 г.

 

«Сегодня ко мне пришел хорунжий Г. и сказал, что хористы, приехавшие из Млавы, хотели бы меня повидать. Я послал Заболотного условиться, когда и где можно повидаться, сказал, что могу прийти к ним. Заболотный, вернувшись, сказал, что хор в полном составе будет в Штабе в 5 часов.

 

В 6-ом часу пришел лейтенант, заведующий хором, и просил разрешения зайти казакам. Войдя казаки построились – впереди кубанцы хора одетые в полную форму – черные черкески, черные папахи с красным верхом и красные бешметы. За ними донской оркестр, одетый в шинели и папахи с красным верхом.

 

Я с ними поздоровался, они ответили дружно «Здравия желаем, господин Генерал!» Потом я обошел их и с каждым поздоровался. Кубанцы больше старики, донцы помоложе. С ними 4 или 5 мальчиков. У кубанцев кинжалы и пояса самоделковые, у них есть мастера – и у всех шашки.

 

Я сказал им несколько приветственных слов, потом позвал в свой кабинет и рассказал о наших знаменах.

 

После этого меня приветствовал один офицер и сказал, что меня казаки знают, помнят, вспоминают по концлагерям. Среди казаков несколько человек служивших у меня в полку.

 

Потом один из офицеров просил разрешения спеть гимн «Ты Кубань». Спели. Я бы не сказал, что очень хорошо. Запевало с необработанным голосом, но, в общем, было трогательно!

 

Потом тот же офицер сказал, что сейчас споют песню, посвященную мне, сложенную казаком станицы Рождественской, вахмистром И.Мясищевым, а музыка переработана регентом хора «Калинки». Песня называется «Стелются туманы над Кубанью» и в ней говорится о взятии мною с полком Екатеринодара и переименования полка в «Корниловский». Мотив мелодичный. Потом казаки пели еще ряд песен. Боясь, что они уже переутомились, я начал расспрашивать их о том, где шили формы.

 

Тем временем приготовился играть донской оркестр. Сначала очень живо сыграли попурри начинающееся мотивом «Всадники-други в поход собирайтесь». Оркестр вроде балалаечного. Потом танцевал один кубанец «казачка», пели частушки, а потом танцевали донцы. Наконец было исполнено несколько песен, совместно хором и оркестром. В общем, на меня хор произвел впечатление хорошего хора наших сотенных песенников. Песни, почти все, несколько искажены, но приятно, что поют казачьи песни, и то внимание, которое оказали мне казаки, дав концерт в Штабе, меня очень тронуло.

 

Кое-кому дали мы справки о родственниках. Племяннику Петра Некрасова я дал его фотографию. Монастырный нашел своего племянника. Переяслов нашел четырех станичников. Всем казакам я подарил краткую историю «Памятка Кубани» Ген. Звягинцева.

 

Жаль, что я раньше не знал, что казаки дадут концерт, а то предупредил бы здешних казаков, и было бы нас больше. А то присутствовало только человек 10-12. Очень мне было приятно такое внимание со стороны лейтенанта и казаков. Я их всех поблагодарил за это. В общем, концерт длился часа полтора».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Корниловский дивизион на отдыхе, лезгинка. 1920-е гг.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Этот хор дал еще 2 концерта при переполненном зале театра «Русского Дома», которые прошли с большим успехом. Кроме того чины Штаба, в полной форме, все в черкесках, посетили с Ген. Науменко хористов и вели с ними долгую беседу к обоюдному удовольствию.

 

Связь между новоприбывшими казаками и эмигрантами не прерывалась. Ген. Науменко несколько раз посещал полки 15-го Казачьего Кавалерийского Корпуса Ген. Паннвица, где ему всегда оказывали радушный прием со стороны казаков и командования.

 

Также он ездил в Новогрудок, где происходили новые формирования производимые Полк. Павловым. В Берлине было открыто Главное Управление Казачьих Войск, где он сотрудничал с Ген. Красновым, впоследствии зверски повешенным в Москве.

 

Между тем Регалии продолжали находиться в сравнительной безопасности в здании Кубанского Штаба, вплоть до 16-го апреля 1944 г., когда союзники, на первый день православной Пасхи разбомбили Белград, перебив множество православных сербов – своих потенциальных союзников. Эта бомбардировка причинила несравнимо большие разрушения, чем немецкая 1941 года и была лишь началом последующих, повторяющихся по несколько раз в неделю.

 

Так как с этого дня бомбежки стали постоянными, то появилось большое опасение, что если бомба попадет в здание Штаба – Регалии в нем погибнут. Поэтому Ген. Науменко решил их перевезти в подвал более капитального здания Русского Дома, но и там, конечно, опасность быть уничтоженными существовала.

 

К осени этого года стало ясным, что Белград будет немцами оставлен и, по всей вероятности, занят советскими войсками, т.к. союзники стали выдвигать на первый план коммунистов Тито, и прекратили всякую помощь королевским войскам Ген. Михайловича, ведущим партизанскую войну на два фронта – против коммунистов Тито и против немцев.

 

Вывезти Регалии стало главной заботой моего отца, но отослать их куда-то в неизвестность без себя он не хотел, а выехать с ними так же не мог, т.к. большинство казаков поступивших в казачьи части, все еще оставались в Сербии, так же как и их семьи и его отъезд равнялся бы бегству с тонущего корабля. Таким образом, мы досиделись в Белграде до времени, когда все мосты через реки Саву и Дунай оказались взорванными, а понтонные то и дело взрывались от набросанных в реки бомб. Поезда не ходили, так как мосты надо было чинить.

 

Запись в дневниках того времени полна опасений за судьбу Регалий и соображений с этим связанных.

 

С каждым днем положение в Белграде ухудшалось. Кто мог, покидал город и уезжал на работы в Германию. Ген. Науменко следит за сводками с фронта не сулящими ничего хорошего и приходит к заключению, что положение становится угрожающим.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Сербский генерал Д.Михайлович с американским летчиком, связным у четников. Равна Гора (Югославия), сентябрь 1944 г.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

4-го августа 1944 г. : «3-го августа немцы впервые употребили торпедо с людьми. Выпущено 10 таких торпед и взорвано 9 судов. Это по образцу японцев. Всего вызвалось на верную смерть 8 офицеров, 2 унтер-офицера 8 рядовых».

 

24-го августа, четверг 10.30 утра: «Положение становится все более тяжелым. Сегодня радио принесло сообщение о капитуляции Румынии. Антонеско убит. Король просит мира. Николович слышал по радио, что Словакия и Болгария тоже начинают переговоры с союзниками. Очевидно, что по тому же пути пойдет и Венгрия. Париж вчера пал. Если так пойдет, то отсюда не выедем».

 

26-го августа: «По карте разобрал где район сосредоточения полков Доманова /бывшие формирования Полк. Павлова/. Это севернее Удино в Италии, на южном склоне Альп. Высота очень большая, больше 2000 метров. Дойдут ли туда казаки неизвестно. Высадились они на Лодди 18-го августа, а путь далекий. Если казаки придут в тот район, то я наметил для себя город Виллах, который недалеко от казаков, но в Австрии на северном склоне Альп. Разрешение на выезд наших семейств уже есть.

 

Мы решили ехать в Берлин, а оттуда будем искать место куда поселиться.

 

Для меня сейчас самое главное вывезти Регалии! Не знаю, сможем ли это сделать. Для них я, так же, наметил место – Виллах».

 

«Начинаю хлопоты о разрешении вывезти отсюда Штаб Войска, тоже в Виллах. Но успеем ли все это! Если авиация порвет мосты через Саву и Дунай, то некуда не выедешь. В городе среди сербов ликование, среди русских настроение близкое к панике. Если я выеду из Белграда, то это внесет еще больше паники в русские круги. Сейчас все больше и больше нападений на железную дорогу. Даже в Банате начали нападать.

 

В таком положении мы еще не были. Когда был крах в России в 1920 г. то было куда выезжать, а теперь! Сидим в ловушке».

 

«Целую ночь меня давил кошмар. Все время не выходит из головы мысль, что сталось с нашими полками. Не дай Бог, если наши части погибли!

 

Если бы закончить формирование ополчения, вывезти Регалии и Штаб, то я мог бы выехать со спокойной совестью. Если дадут для перевозки их вагон, то будет хорошо. Только проедут ли они благополучно при настоящих условиях».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Район расположения Казачьего Стана перед выдачей большевикам

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Так как Ген. Науменко дожидался, пока получит разрешение на эвакуацию семейств и вывоз Войскового Штаба, то мы досиделись до того, что немецкие учреждения стали покидать Белград и получить документы стало трудно. В конце августа он пишет:

 

29-го авг. 1944 г. вторник 7.30 утра: «Положение остается скверным. Дело с перевозом Регалий и Штаба обстоит плохо. Написал письмом Паннвицу, прошу потребовать вагон для наших Регалий и дать проездные документы чинам Штаба, а так же и мне.

 

Соломахин говорит, что мы засиделись, а уехал бы раньше, сказали бы что убежал. Сидим, как на вулкане. Сегодня утром Никита (Дзюба, сотник. – П.С.-К.) поехал с моим письмом к Паннвицу».

 

Наконец мост через Саву был восстановлен и необходимые документы получены. Из Дивизии Паннвицем был прислан в командировку тогда еще есаул этой Дивизии Н.Г.Назаренко, снабженный соответствующими документами и полномочиями на которого и была возложена миссия благополучного вывоза и транспорта Регалий в Германии.

 

Дальнейшие записи в дневниках Ген. Науменко звучат уже более спокойно:

 

6-го сентября 1944 г.: «Хорошо, что к нашему выезду из Белграда успели оправить мост через Саву, иначе пришлось бы переправляться через нее на барже, а это небезопасно, т.к. накануне баржа наскочила на мину и затонула. Погибло много людей. А кроме того и времени переправа на барже занимает много. Видно много мин набросали в Саву. На днях пароход, шедший из Шабца в Белград, наскочил на мину и взрывом был разбит на две части. Все пассажиры погибли».

 

Наконец все главные препятствия были преодолены и Ген. Науменко осталось лишь получить автомобили для перевоза Регалий через мост на железнодорожную станцию в Земуне, откуда шли поезда на Германию. Он записывает:

 

5-го сентября: «В Земуне хорваты отбирают невоенные машины. По телефону говорил с Полк. Зигхолцем и просил дать две машины. Он согласился, но сказал, что надо разрешение коменданта на выезд в Земун. Я опять пошел в фельдкомендатуру и нашел своего Фрица. Рассказал ему, в чем дело и он сказал, чтобы я пришел в 5 часов. Я пришел. Он написал разрешение, понес его на подпись адъютанту, но вернувшись, сказал, что адъютанта нет, и сам подписал за него.

 

Только теперь я получил все необходимые документы! Было 6 часов вечера, и в это время Белград был объявлен на военном положении, т.к. на 6-ое сентября, по случаю дня рождения Короля Петра, ожидалось выступление партизан Ген. Михайловича, которые, якобы, имели в виду обезоружить немецкий гарнизон в Белграде. Но к этому времени там было сосредоточено большое количество немецких войск.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Король Югославии Петр II.

 

[Павел Стрелянов /К/]

«С вечера и ночью ходили по городу патрули, на балконах домов и по улицам выставлены пулеметы. В нашем доме поставили несколько пулеметов на балконах. Я позвонил Зигхольцу и просил автомобили на завтра к 5-ти часам утра. Он ответил, что пришлет, если не помешают события. Покорился за эти дни здорово…».

 

Вышеприведенные выдержки из дневников свидетельствуют, с какими трудностями приходилось встречаться в связи с перевозкой Регалий и какому риску они при этом подвергались. Но и в дальнейшем опасность при их перевозках все время продолжалась и несколько раз они оказывались, почти на краю гибели.

 

6-го сентября. «Встали утром в 5 часов, автомобили пришли только к 9-ти часам т.к. ожидалась тревога. Выехав из Белграда в 9 ч. мы через полчаса благополучно приехали в Земун. Нам отвели вместо вагона только 2/3 его и то не товарного, а пассажирского с дверями купе открывающимся сбоку. Я сначала думал, что мы ящиков внести не сможем. Оказалось, что все, кроме одного с разным хламом, вошли, а тот пришлось разбить и книги внести отдельно.

 

Но прежде чем мы начали грузиться, послышался звук сирены. Нам велели убраться со станции. Мы отъехали версты 3 к северу, остановились на дороге под деревьями и сели закусить. Тем временем неприятельские авионы бомбардировали Белград. Бомбежка продолжалась минут 20-30.

 

После отбоя мы вернулись в Земун и погрузились, но из-за неисправности пути, выехали только в 7 ч. утра, на другой день, т.е. 7-го сентября».

 

7-го и 8-го сентября: «Ехали черепашьим шагом по Хорватии и Венгрии.

 

В последней особенно долго останавливались даже на маленьких станциях, пропуская пустые встречные поезда, идущие на юг. По-видимому, шли они с задачей что-то вывозить.

 

Вечером 8-го сентября мы легли спать и проснулись в 11 час. ночи. Мы стояли на какой то товарной станции Вены. Мы с Супруновским вышли и спросили, когда и куда мне надо пересаживаться, чтобы ехать в Берлин.

 

Надо отметить, что мы долго решали, стоит ли ехать моим в Берлин. Наталка здорово устала и настаивала, что надо ехать в Виллах. Так и решили, а в Берлин еду лишь я с Никитой.

 

Нам сказали, чтобы мы спали, а когда мне надо будет пересаживаться, то предупредят. Мы и заснули...

 

Проснулись, когда было уже светло. Поезд мчался на всех парах, проезжая какие-то станции и села. Я уже думал, что проспал, а оказалось, что он объезжает Вену и везет нас на южную станцию. В 6 часов остановились».

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Надпись на обороте: На память Г-ну полковнику Федору Иван. Елисееву от Никиты Иван. сотника Дзюба, Атамана имени ген. Зборовского станицы. San-Francisco, 14 октября 1959 г. (приписка Ф.И.Елисеева: Сотник Никита Ив. Дзюба. Умер.)

 

Дзюба Никита Иванович – р. 16 апр. 1898, казак ст. Роговской ККВ, в Добровольческой армии и ВСЮР с июля 1918 в команде конных разведчиков и связи 1-го Офицерского (Марковского) полка, урядник 2-го Полтавского ККВ, Корниловского конного полка ККВ, ранен, инвалид, о. Лемнос, хорунжий. В эмиграции в Югославии, сотник. Во 2-й мировой войне атаман Белградской станицы, офицер Войскового Штаба, участник спасения Регалий. После 1945 в США, атаман Кубанской ген. Зборовского станицы, умер в Сан-Франциско 4 янв. 1969.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Расставшись с нами на станции Вены, мой отец уехал в Главное Управление Казачьих Войск в Берлин, а вагон с Регалиями, штабными офицерами и нами в сопровождении прикомандированного к Регалиям есаула Назаренко, был направлен на юго-запад в город Виллах. Там он предъявил в местной комендатуре, бывшие при нем полномочия и наши Регалии было помещены в городской музей, а всем нам были отведены квартиры поблизости.

 

Оставив нас на попечении местных властей, сам Назаренко вернулся в Дивизию, где продолжал оставаться до нового вызова касательно Регалий, если таковой понадобится. Офицеры Штаба так же в скором времени, уехали в Берлин.

 

Успокоившись за судьбу Регалий, Ген. Науменко продолжал работать в ГУКВ и в порядке службы объезжать казачьи части. Так он отправился в Италию, куда уже подошли новосформированные части из Новогрудка. Кроме регулярных частей там стояли и запасные соединения, как и большое число казачьих семейств, последовавшие за отступающими немецкими войсками в надежде уйти от коммунистов и «райской жизни», переносимой ими в отечестве в течение двадцати с лишним лет. Не знали они, бедные, что постигнет их через 8 месяцев в Лиенце!

 

Посетив в Италии новоприбывших казаков Ген. Науменко отправился в район Цветле, место формирования новых запасных казачьих полков. Находившиеся в Виллахе Регалии он считал обеспеченными от опасности.

 

Однако, уже к концу октября 1944 г. стало выясняться, что пребывание Регалий в Виллахе внушает некоторое опасение, т.к. Виллах находился близко от границы бывшей Югославии, где особенно активно действовали в Хорватии банды титовских партизан, настолько осмелевшие, что стали переходить австрийскую границу. Возникла опасность, что в случае краха, они нагрянут в Австрию, тем более что они считались союзниками Англии, снабжавшей их боеприпасами.

 

Пришлось думать о новой переброске Регалий в более надежное место. Ген. Науменко решил, что лучше всего будет устроить их в район, еще никогда не подвергавшегося бомбардировкам Дрездена.

 

Вызванный из Дивизии есаул Назаренко, по получению документов для отправки Регалий в Дрезденский Музей, погрузил их в предоставленный для этой цели вагон и вместе с тремя приставленными к нему казаками 29-го ноября двинулся в путь.

 

Но, видно, Регалиям не было суждено благополучно передвигаться по Германии. Не успел поезд далеко отойти, как произошло нападение из воздуха и аэропланы начали с бреющего полета обстреливать поезд. Так как в нем везли боеприпасы, то весь состав загорелся, и Назаренко с казаками начали, еще под обстрелом, выбрасывать из вагона остановившегося поезда ящики с Регалиями.

 

Так как при выгрузке не было времени опускать ящики на землю, то падая несколько из них, сильно пострадали, но сами Регалии уцелели. В конечном итоге, после еще нескольких перегрузок, вызванных повреждением рельсов, Регалии были благополучно доставлены в городок Дипольдисвальд, находящийся в недалеком расстоянии от Дрездена. В нем уже хранился и вывезенный из Дрездена Военный Музей и Регалии были помещены вместе с ним. Пострадавшие ящики были там же заменены новыми и Регалии приведены в порядок.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Атаманы (слева направо) Кубанский – генерал В.Г.Науменко, Астраханский – генерал Н.В.Ляхов, Донской – генерал Г.В.Татаркин в 1-й Казачьей дивизии. Хорватия, февраль 1944 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вставка, П.С.-К.: После войны, в приложении к «Донскому Атаманскому Вестнику» № 42 от 1960 г., Войсковые Регалии были названы «мертвым инвентарем».

 

Подписал эту инициированную генералом И.А.Поляковым (один из Донских Войсковых Атаманов в период «двуатаманства») статью войсковой старшина Г.Н.Дружакин.

Возмутились многие. Ответил редакции войсковой старшина Н.Г.Назаренко.

 

<…> Вы [Поляков] сами признаете в Ваших «воспоминаниях», что с ноября 1944 года были свободны, имели время и могли разъезжать на казачий счет всюду.

 

…Почему же Вы, приезжая в Прагу, не вспомнили о том, что там находились Войсковые Регалии Всевеликого Войска Донского, которые хранились в местном музее. Почему Вы, «предвидя» скорый конец, не навестили их хранителя полковника Ковалева, чтобы предупредить его об угрозе, выяснить возможности вывоза Регалий, а если нужно, лично помочь ему в этом или снестись прямо с генералом П.Н.Красновым по этому вопросу? Почему Вы… не заинтересовали генерала Балабина делом вывоза на запад Донских Войсковых Регалий? Ведь он был там представителем генерала Власова, а, значит, как таковой, имел все возможности для их спасения. Или Вас, как «самоотверженного слугу Дона», не интересовали заботы о сохранении такой «мелочи», как вековые Святыни Донского Войска?

 

Эти Святыни были захвачены большевиками вместе с полковником Ковалевым, и Вы с генералом Балабиным в значительной мере виновны в их утрате.

 

…Вы срываетесь с «нарезов» в своем «приложении» и с его страниц позволяете назвать Войсковые Регалии Казачьего Войска «мертвым инвентарем»!

А знаете ли Вы, господин «войсковой атаман» и Ваша «редколлегия», что такое Регалии Казачьего Войска и что они значат для нас казаков? По гнусному сравнению Вашего «сочинения» видно, что не знаете, а душой почуять не можете, ибо нутром казачьим не обладаете. Ну, так я Вам всем вкратце объясню.

 

Войсковые Регалии являются историческими Святынями любого Казачьего Войска. Это освященные Церковью Войсковые знамена, каждое с надписью о данном отличии Войска. Это знаки атаманского достоинства – символы высокого положения и власти, которые с древних времен казаки вручали своим законным избранникам. Это Войсковые и другие печати. Это полковые знамена, под которыми в жестоких сечах геройской смертью гибли наши прапрадеды, прадеды, деды и отцы, добывая бессмертную Славу Казачеству. Это неоценимые документы, подтверждающие перед миром права, заслуженные ими на ратных полях для блага родного Войска и его сохранения, как такового, на вечные времена.

 

У казачества уцелели только Регалии Кубанского Войска. В их числе куренные рапиры и печать славного Войска Запорожского Низового, полковые знамена черноморских, хоперских, дунайских и буджакских казаков, Войсковые печати, атаманские булавы, перначи и прочие знаки, царские грамоты, рескрипты и иные документы, начиная с грамот Екатерины 2-й, Войсковые знамена Черноморского Войска, среди которых половина знамен Георгиевских, Войсковые знамена Азовского и Кубанского Войск, которые все Георгиевские, знамена и штандарты полков и пластунских батальонов Кубанского Войска, в числе которых многие знамена и все штандарты Георгиевские, Войсковой образ Покрова Пресвятыя Богородицы, Заступницы и Покровительницы всего казачества.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Знамена и куренные значки Черноморского Войска. Белград, 1930-е гг. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

<…>  В том же приложении к «Атаманскому Вестнику» о спасении Регалий были высказаны и следующие слова обвинения:

«Назаренко перевозил и сохранял не только мертвый, но и живой инвентарь, одновременно спасая свою собственную шкуру. Регалии ведь не стреляют…»

 

<…> Остальной части Вашего утверждения, за исключением клички казакам, я не могу оспаривать – Регалии, действительно, по мне не стреляли даже тогда, когда под бомбами бывали. Признаюсь я Вам и в том, что, заботясь со своей стороны об их сохранении, я одновременно заботился и о вверявшихся мне казаках, которых Вы, как и подобает такому «атаману», считаете, в отличие от Регалий, «живым инвентарем»… 

 

Для защиты от Ваших кличек этих казаков… мне достаточно привести лишь один из официально засвидетельствованных подвигов ради Регалий. 

 

В ноябре 1944 года вагон с Регалиями находился в товарном эшелоне, двигавшемся от Виллаха к Зальцбургу. В его составе было также несколько вагонов с возвращавшимися на фронт после ранений чинами немецкой армии и платформы с крытыми грузами. При подходе к Зальцбургу эшелон подвергся налету авиации, которая, подбив локомотивы, стала бомбить вагоны и расстреливать военных, пытавшихся бежать в поле от вспыхнувшего пожара и взрывов. И вот, оскорбляемые Вами, бывшие со мной два казака не поддались общей панике, но остались на месте. Надрываясь, они помогли мне выгрузить из запылавшего вагона почти трехсоткилограммовые ящики с Регалиями, втащить их в воронки, а затем, несмотря на огонь бивших с бреющего полета аэропланов, кинулись за мной к эшелону спасать беспомощных раненых и обожженных фосфором людей. 

 

И они еще не раз проявляли свою самоотверженность в пути к Дрездену. Там, сдав Регалии на хранение в военный музей, я, как и всегда, после участия в их перебросках, вернулся к своей основной работе в ГУКВ.

 

Это был лишь один случай перемещения Регалий без генерала В.Г.Науменко. Во всех остальных случаях, начиная от Белграда и до Виллаха, от Дрездена и до самого конца, он обычно сопровождал их и нам оставалось только помогать ему, а при опасностях следовать его личному примеру во всем, что было необходимо сделать для их спасения.

 

Из-за Регалий мы пережили бомбардировки Дрездена и Вюрцбурга, не говоря уже про те, под которыми пришлось побывать, как на открытом пути, так и в заторах железной дороги. Было страшновато, но Регалии мы не бросили. Они сохранены и находятся здесь.

 

…Ну, а что Вы тогда спасали и можете теперь здесь показать?

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Ротмистр Н.Назаренко

 

[Павел Стрелянов /К/]

Н.В.Н.-Н., продолжение: В средине декабря и мы, остававшиеся в Виллахе, последовали за ними и поселились в одном из пригородных имений около Дипольдисвальда.

 

Так как теперь Регалии хранились вместе со знаменитым Дрезденским Военным Музеем, то опасения за их сохранность уменьшились. Ген. Науменко продолжал вести работу в ГУКВ в Берлине, а работы, в связи с все большим прибытием с востока казачьих беженцев и частей было немало.

 

Однако это затишье продолжалось недолго. Уже к началу февраля 1945 г. стало очевидным, что дела у немцев на фронте резко ухудшаются, линия фронта надвигается все ближе и Регалии, попав в Зону военных действий, могут погибнуть.

 

В это время уже было решено перевести ГУКВ в северную Италию, где находились казаки /Казачий Стан Доманова/ и переезд туда уже начался. С чинами Управления выезжало и несколько чинов Кубанского Штаба, вывезенного из Белграда.

 

К десятому февраля в Дипольдисвальд съехались Ген. Науменко и Н.Назаренко, для продолжения хлопот по сохранению Регалий и решения, что нам вообще надо дальше предпринимать. Было решено, ввиду сложившихся обстоятельств, отправлять Регалии обратно на запад, поближе к швейцарской границе, в город Кемптен в Баварии. На Швейцарию возлагали некоторые надежды, впоследствии не оправдавшиеся.

 

В тот же день был послан в Кемптен для разведки, офицер Штаба сотник Никита Дзюба. Записи в дневнике за эти дни очень тревожные. Обстановка все время менялась и надо было решать как быть, чтобы не принять неправильное решение.

 

12 февраля 1945 г. : «Сегодня утром Наталка и Коля (Назаренко. – П.С.-К.) ходили в комендатуру к начальнику Дрезденского музея, который оказался здесь. Ходили насчет получения наших Регалий. Как комендант, так и он сказали, что сейчас выехать отсюда нельзя, что все дороги забиты поездами и что вагона раньше чем через две недели, получить нельзя. В паршивом настроении мы пообедали...

 

Только что слушал радио, от нас неприятель в 180-ти верстах по прямой линии /Липиц/ и в 35-ти тоже по прямой линии на северо-восток /Зорад/. Решили, что завтра утром Коля и Наталка пойдут к Коменданту насчет вагона или хотя бы можно было сдать багажом.

 

Но Регалии сдавать багажом очень рискованно. Если Бог даст, фронт удержится еще дней 10-12, то я думаю, что мы сможем получить вагон нормальной колеи.

 

Очень жаль будет, если мы не сможем увезти Регалии в Кемптен.

 

Это будет последний этап наших скитаний по Германии!

 

Вечером слушал радио. В течение 4-дневных боев сов. армия прошла Одер и продвинулась клином на широком фронте, заняв ряд пунктов и в том числе город Липиц /это верстах в 150-ти от Дрездена/.

 

Сейчас такое положение, что лучше отсюда уезжать. Решили не ждать возвращение Дзюбы, ехать в Кемптен, а там разберемся. Я хотел ехать вечером в Дрезден, с тем чтобы завтра ехать оттуда в Карлсбад, а теперь это решение изменил – сегодня едем с Колей в Дрезден, с тем, чтобы там затребовать вагон на Регалии и как только его получим ехать отсюда!».

 

[Павел Стрелянов /К/]

Встреча Нового 1944 года в Сербии, В.Г.Науменко с дочерью Наталией.

Фотографировал генерал А.Г.Шкуро.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Итак – Регалии безнадежно застряли в полосе, которая могла очень скоро превратиться в прифронтовую!

Наступал, как пишет мой отец, для всех нас конечный этап наших скитаний по Германии, т.к. об отъезде пассажирским поездом с оставлением Регалий на волю судьбы не могло быть и речи. При таком положении вещей, ему не оставалось ничего другого как отправиться в Дрезден и попытаться получить вагон через коменданта Дрездена Ген. Меннерта, с которым он уже раньше встречался. Он решил в тот же вечер спешно выехать в Дрезден с тем, что бы с утра следующего дня искать Ген. Меннерта и просить его приказать дать вагон для перевозки наших Регалий.

 

К вечеру 13-го февраля они должны были вернуться – но не вернулись...

 

В ту же ночь, около 10-ти часов вечера, над нами начали с большим шумом пролетать многочисленные эскадры аэропланов и тут же небо над Дрезденом превратилось в грандиозный фейерверк цветных траекторий, пересекающих небо над горизонтом во всех направлениях.

 

Сверху летели бомбы, а снизу выпускала бесконечные снаряды противозенитная артиллерия. Зловещий отдаленный гул разрывающихся бомб и снарядов дополнял эту картину, а отсвет с пылающего огнями неба, осветил все окрестности. Картина была потрясающая!

 

Мы с матерью наблюдали это зрелище из окна, и каждое мгновение отдавалось в груди угрозой смерти и трепетом за наших, находящихся в этом аду!

 

Эта беспомощность и терзающая душу пытка, продолжавшиеся минут 30, не поддаются никакому описанию! Через час, то же началось снова...

 

С рассветом мимо нас начали проходить разные перевозочные средства, как и группы пешеходов. Имение стало наполняться беженцами и ранеными.

 

В средине дня была слышна еще одна бомбежка Дрездена, но без того потрясающего эффекта, который она производила ночью. В попытке хоть что-либо узнать, моя мать попросила одного из оставшихся с нами казаков поехать в Дрезден – к вечеру он вернулся и сообщил, что города больше нет, нет ни улиц, ни какой-либо возможности наводить справки. В городе царил хаос. Оставалось ждать, но чего… 

 

С наступлением темноты и последняя надежда угасла. Не осталось ничего кроме безнадежных мыслей о том, что все погибло, погибли и наши, как погибнут и Регалии, которые перевозить теперь будет некому – всему пришел конец!

Ставшая ненужной жизнь замерла в каком-то всепоглощающем, безвыходном вакууме, и лишь в голове продолжал метаться кавардак беспорядочных мыслей в который, вдруг, ворвались знакомые голоса, раздавшиеся в вестибюле, и перед нами предстали закоптелые до неузнаваемости, но целые и невредимые наши путешественники.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Высочайшие Грамоты. Опись, отдельный лист 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Прибыли они в бодром настроении и мы сразу поняли, что с Регалиями все устроено. Оказалось, остались они еще на одну ночь потому, что Ген. Меннерта не оказалось в городе, куда он должен был вернуться к вечеру.

 

После перенесенных бомбежек они с утра отправились разыскивать его, что им удалось лишь к полудню. Как мой отец пишет в дневнике:

 

«Сам Комендант Дрездена Ген. Меннерт сильно пострадал. Все его имущество… погибло, и он остался «гол как сокол», но сохранил бодрость духа!».

 

Сам Ген. Науменко, видимо, тоже сохранил эту бодрость, т.к. приехал в хорошем настроении.

 

Дальше он записывает, что вскоре началась новая бомбежка и после окончания ее они вдвоем, т.е. мой отец и муж, начали пробиваться по развалинам из города.

 

Для восстановления обстановки того времени привожу две записи из приложенных дневников. Первая от 14-го февраля, т.е. утра после ночных бомбежек, а вторая от 15-го февраля, занесенная в дневник уже по возвращению домой в Дипольдисвальд.

 

14 февраль,10 ч. утра, среда. Дрезден: «Сегодня пережили ужасную ночь. Вчера в 9.40 вечера раздался звук сирены, без предварительной тревоги. Мы с Колей оделись, т.к. уже были в кроватях и были готовы выйти в любую минуту в подвал. Чепига и Заболотный отнеслись спокойно, но все же оделись и они, и мы спустились в подвал, в котором народу было немно¬го. В нем стулья, стол и две двухэтажных кровати с тюфяками. Электрическое освещение. Какой-то немец раскладывал пасьянс...

 

Но вскоре началась бомбежка, которая длилась минут 30. Когда прекратился гул аэропланов, было 10 ч. 20 м. вечера, но бомбы с замедлителем продолжали взрываться. В подвал начал проникать дым. Когда вышли во двор, то кругом все горело. Противоположные 3-4 дома горели со всех сторон. Кроме большого числа разрушительных бомб, сброшено и много зажигательных.

 

Дым стоял густой, режущий глаза. Разгоралось все сильнее и сильнее, дул сильный ветер. После каждой взрывавшейся бомбы с замедлителем, ветер переходил в ураган. При порывах ветра летела масса искр, рушились части горевших домов. К часу ночи начало, как будто, успокаиваться...».

Изменено 17 февраля, 2021 пользователем Павел Стрелянов /К/

[Павел Стрелянов /К/]

Знамя (фрагмент), пожалованное Императором Павлом I Черноморскому Войску в 1801 г.