Из архива Кубанского Атамана генерала Науменко

[Павел Стрелянов /К/]

Ждем, полностью рассвело, и резкий свисток дает нам команду наступать. Пошли. В метрах трехстах от нас хаты редкие, начало села, идем по пахот­ному полю, сапоги вязнут, и чем дальше идем, тем больше вязнем, а пройдя сорок-пятьдесят метров, ноги погрузились в густую липкую грязь до колена. Грязь полезла в сапоги, и чтобы сделать шаг, нужно было, закинув винтовку за спину, хвататься руками за сапог и вытаскивать ногу. Вернуться не могли, грязь держала ноги так крепко, что мы стояли как истуканы, отдыхая от напряжения.

Никогда я еще не был в таком дурацком опасном положении, как в то утро, и не только я, а все, кто шел по пахотному полю. Слава Богу, что партизаны сбежали, не дав бою. Будь у них два снайпера, они бы нас всех, стоящих в поле, перестреляли, как беззащитных зайцев. Правда, мы тоже могли стрелять, но стоя, как статуи, без возможности двинуться хоть на шаг. И так шли мы, вытаскивая по очереди то одну, то другую ногу. Поход провалился, и возвращались мы в Обреновац, чувствуя себя очень и очень глупо.

Никто не был виноват, кто же мог предположить такой исход. Но нас ожидал еще один сюрприз. Во время поездки назад, в казармы, грязь в сапогах успела подсох­нуть, и вытащить ногу из сапога было почти невозможно. Многим пришлось разрезать сапог, чтобы освободить ногу. Два перекрестка улиц были заняты солдатами, отмывающими сапоги от грязи, не только снаружи, но и внутри. До вечера крутились мы на перекрестках, и женщины, пришедшие за водой, мило посмеивались, глядя на нашу кутерьму. Так закончился наш бесславный поход. Многие ходили в распоротых сапогах, как инвалиды, боясь потерять на ходу подвязанную веревочкой обувь, ожидая очереди, чтобы сапожник сшил по шву.

Казарменная жизнь нас заела. Скучно!!! Ходить в «солдатен хайм» можно, да денег не густо, я курил, на табак деньгу берег, Юрка тоже, часто бывало, что шлялись без дела по казарме, то в гимнастический зал, то просто по комнатам, навещая друзей и похохатывая над анекдотом, рассказанным в сотый раз. Но иногда бывает, проблеск удачи сверкнет, и жизнь станет веселей. Так и у нас с братом.

Выходя из гимнастического зала, наткнулись на группку соратников из пополнения, которые спорили и рассуждали о силе физической, вспоминая Володю Фишера, нашего белградс­кого гимнаста, который, приседая, поднимал большой груз. Слушая их, я каким-то хвастливым тоном заявил, что тоже могу так делать, могу присесть и поднять брата, сидящего у меня на шее. Те вскинулись: как, да это враки, не сможешь поднять хоть двадцать раз. Могу, заявляю я, хоть на пари! На что? Я кидаю сумму денег, их у нас с братом нет, но я уверен в себе и иду на блеф, морочу их, и, чтобы добавить жару, увеличиваю ста­вку, говоря, что сделаю тридцать раз. Те, похохатывая, пари приняли.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Присел я, брат Юрка сел мне на шею, и начал приседать и подниматься с Юрой на шее под громкий счет присутствующих. Юра держи­тся руками за мою голову, чтобы не сваливаться, а я под счет поднимаюсь и опускаюсь, и так тридцать раз. Соперники ахнули, но честно расплатились.

Секрет был прост: помимо того, что мои ноги были очень сильны, мы с братом до поступления в корпус занимались этим способом гимнастики. Поэтому мне легко было исполнить на пари этот оспариваемый физический прием. Будучи в Белграде, я в нашем гимнастическом зале упражнялся в этом силовом приеме с дисками до пятидесяти килограммов, приседая до сорока раз. Единственное, что меня немного смущало, когда я решился на пари, был вопрос: выдержу ли я, не упражнявшись два года, проведенных в Корпусе.

Мы славно поужинали в тот вечер за счет бывших спорщиков в «солдатен хайм». Два раза с успехом мы использовали на пари этот при­ем, и после второго удачного состязания по нашему отряду в Обреноваце пошел слух, что братья Плескачевы, исполняя цирковой номер, обирают ротозеев-зрителей. Конечно, после такого слуха никто не желал идти на спор. К сожалению, дело заглохло и, «грусть в желудке затая, распевал я с братом соловья». И бросил я также даль­ше упражняться, ибо усилия требует питания, а именно его не хватало.

Нежданно-негаданно прибыло к нам временное начальство, так нам сказали, есаул Николай Николаевич Протопопов[1], не занимавший никакой дол­жности, якобы как инструктор, и к нему в помощь прибыл унтер-офицер Вознесенский Алексей Владимирович. А как командир нашей сборной роты прибыл лейтенант Георгий Данилович Драценко, бывший подпоручик югославской армии, артиллерист, ходивший с тростью под мышкой на английский манер.

Месяц январь кончается, погода все та же − премерзкая! «Солдатский телефон» снова вступил в свои права: обещает, что скоро прибудут новобранцы и будет создаваться пятый полк. Что офицеры, кото­рые прибыли к нам, являются будущими командирами новых рот, и окончательно утверждалось, что мы, сборная рота, будем распре­делены по новым созданным подразделениям и, в конце концов, произ­ведены в унтера. Приятно слышать, да тяжко ждать. Изверились, слышим это в сотый раз.

 

---

[1] Николай Николаевич Протопопов, терский казак, был командиром нашей 5-й роты 5-го полка до своей смерти (убит под Чачаком в октябре 1944 года). Прекрасной души человек и отважный командир. Лейтенант Драценко заменил его после его смерти.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Атаман ген. В.Г.Науменко, за его правым плечом полковник П.М.Маслов (?), за левым есаул кн. М.Л.Голицын, справа ген. В.Э.Зборовский, далее полулежа есаул Н.Н.Протопопов, фотоаппарат со штативом в руках полковника К.И.Щербакова. Все чины в югославянской форме. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Но телефон солдатский не предупреждал, к сожалению, о том, как себя будут вести партизаны, на этом он скис и заглох до следующего раза. Дело в том, что за рекой Колубарой зашевелились снова партизаны, в прошлые года они начинали шевелиться с весной, но зима фактически отказалась быть таковой и дала повод выходу из зимней спячки. Предвиделось, что будет поход, и ждали приказаний.

Немецкая разведка доносила, что в районе Уб, южнее Обреновца, появились крупные части партизан, которые нагло вели себя по отноше­нию к крестьянам и жителям этого края. Был приказ готовиться с выступлением на заре, нас разбили на две группы, одна часть роты идет с немцами прямо на Уб, а другая часть также с немцами по другой дороге в обхват Убу, чтобы запереть парти­зан в мышеловку.

Юра и я попали при разделении во вторую группу с поездкой в обход Уба. В два часа утра, поеживаясь от холода ночного, тряслись мы в грузовиках и клевали носами, что является первым приз­наком недосыпа. К нашему счастью, грузовики были крыты брезентом, так что ветер, поднимаемый скоростью, не тревожил нас.

Утро, остановились, приказали развернуться в цепь для наступления и ждать приказа насту­пать. Стою с Юрой вместе, досадно, что нельзя курить, и вполне понятно, но именно в такие моменты появляется соблазн покурить. От напряжения нервов, возможно. Простояли так минут десять, как со стороны Уба послышался сильный шум пулеметной и ружейной стрельбы, знак, что там столкнулись с партизанами. Вперед!! Вперед!!

И мы пошли, поначалу молча, но вскоре нас обстреляли, и тут-то заварилась каша. Нас взяли в оборот с двух сторон, с фронта и с левого фланга, что было для нас сов­ершенной неожиданностью: не мы устроили капкан, а сами попали в него. От неожиданности немцы смутились в первый момент (они были на левом фла­нге), и тут мы увидели на деле, чему нас учили на курсах. Команд мы не слыхали из-за выстрелов, но видели, как перебежками немцы свернули свой фронт под углом, часть их на Уб, а другая на неожиданно появившегося противника. Партизаны смутились, не ожидав этого маневра, и под огнем немецких пулеметов[1] бросились наутек, оставляя за собой сраженных немецким огнем своих соратников.

 

---

[1] Немецкие легкие пехотные пулеметы выпуска 1943 года, выпускали до 2500 патронов в минуту. На должность пулеметчиков немцы выбирали хладнокровных и спокойных в любой жизненной обстановке людей. Все отделение из 9 человек были обвешены пулеметными лентами для своего пулеметчика.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Наше наступление по фронту на Уб прошло успешно, партизаны бросали все, что мешало бегу, и в два счета очистили местность от своего присутствия. Но тут началась потеха: разъяренные немцы, понеся потери в виде убитых и раненых, врывались в дома в поисках партизан, выволакивали из домов женщин и мужчин, избивали, требуя ука­зать, где остались скрывающиеся партизаны, и вскоре начался грабеж, который однако был вскоре остановлен.

Нужно отдать справедливость крестьянам, они не постеснялись, указывая на избитых своих соотечественников и требуя возвращения краденого добра. Наше и немецкое офицерство было возмущено, нас всех построили отдельно от немцев, и крестьяне начали ходить вдоль строя, выискивая виновников. В грабеже мы не участвовали, так что крестьяне, походив по рядам в присутствии наших офицеров (особенно распинался им угодить лейтенант Драценко, жаждавший найти виновника среди нас, может, это сказывалась прошлая принадлежность к сербскому офицерству), никого не найдя, поблагодарили, поклонились и ушли.

Но зато со стороны немецкого строя слышны были мощные крики возмущения, до нас доносилось знакомое «сакрамент», «доннер веттер» и неслыханное ранее «ферфлухт». С той стороны, проходя мимо нас, крестьяне несли мешки с добром.

Так закончился для нас поход на Уб. Мы отделались дешево: только несколько человек были легко ранены. Бог хранил молодежь на будущее, сколько их полегло в конце 1944 года и в 1945 году.

Продолжали тянуть лямку караульной жизни: ходили патрулями по ночам и с нашего прихода в Обреновац обученные немцами забегали к сторожу «солдатен хайма» погреться, боясь напороться на проверочный патруль.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Протопоповы, есаул Николай Николаевич в югославянской форме и сыновья Николай и Георгий у клумбы с щитком С.Е.И.В. Конвоя. Перед казармой в Мойковиче 

      

[Павел Стрелянов /К/]

Февраль оказался сговорчивым: уходила сырость, погода стала лучше, сторож «солдатен хайма» начал скучать, к нему больше не забегали по привычке погреться. Здешние жители привыкли к нам и к разряду «швабов» больше не относили, но знаменитая тетя из Белграда не изменила своего мнения, и наш друг перестал ходить под окнами своей возлюбленной, так как окно это оставалось закрытым.

Унтер-офицер Вознесенский Алексей Владимирович оказался милейшим человеком, доступным всем, и вскоре завоевал наше дове­рие. Знаю по личному опыту, что часто бегали к нему за советом, в котором он не отказывал. Был он бывшим русским офицером, прошедшим все этапы войны и революции, и милостиво смотрел на нас как на буду­щее поколение, которому придется нести огонь идей и традиций.

Лейтенант Драценко смотрел на нас иначе, мы были для него солдаты, исполняющие его приказания, и только. По утрам он разгуливал перед нашим строем с тросточкой под мышкой и прислушивался к нашей перекличке.

Заработал во всю мощь «солдатский телефон» и огорошил долгожданной новостью: «Едут, едут, скоро будут новобранцы, готовьтесь к встрече!». В подтверждение этому через пару дней начали нас вызывать и отправлять по полкам для приемки пополнения и обучения их. Пустовато стало в казармах, дали нам пару дней отдыха. Затем нас временно заменили немцы, и «солдатен хайм» ожил опять, обслуживая жующую и пьющую публику.

На скорую руку устроили короткие курсы, чтобы воскресить в нашей памяти давно прошедшие уроки. И, наконец, пришел день, когда перед нашим строем появился есаул Николай Николаевич Протопопов с радостной вестью для нас: «Новобранцы приезжают завтра. Потрудитесь встретить их хорошо, первая встреча важна, по ней созда­ется впечатление о будущих днях совместной службы. Будьте дружелюбны и старайтесь помогать им во всем. Понятно?» И дружный ответ ему был: «Понятно! Исполним!».          

Кончен век, и романтика прежних времен

С героизмом в венок увязалась.

И от сонма ушедших в забвенье имен

Лишь бессмертная слава осталась.

                                                               Иван Сагацкий

 

Каракас. 27.12.2012.

Судьбу идей – событья вяжут,
Пройдут года, и редко старожилы
Легенды внукам скажут,
Как тут с боями руссы проходили.

О. П.

[Павел Стрелянов /К/]

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Плескачев Олег

=================================================================

ПРИЛОЖЕНИЕ. Чины 1-й юнкерской роты 1-го полка, 1941–1942  гг.

1/ Акиров Владимир Иванович.

2/ Акиров Николай Иванович.

3/ Андерс Валентин Валентинович.

4/ Андржейкович Петр Петрович.

5/ Бабушкин Владимир.

6/ Бекханов Георгий Павлович.

7/ Бени Николай.

8/ Бенсон Александр.

9/ барон де Боде Владимир Валерьянович. Командир отделения.

10/ барон де Боде Константин Владимирович.

11/ Борисов Николай Владимирович. Командир отделения.

12/ Бублик Виктор Васильевич.

13/ Бурачек Георгий Степанович.

14/ Гаттенбергер Петр Георгиевич. Командир отделения.

15/ Гордеев-Зарецкий Михаил Тимофеевич. Командир роты. Полковник.

16/ Горохов Николай.

17/ Гранитов Владимир Владимирович. Командир отделения.

18/ Гранитов Евгений Владимирович.

19/ Деглинг Владимир Рудольфович.

20/ Демченко Степан /Андреевич*/.

21/ Демченко (?), брат Степана /Александр Андреевич*/.

22/ фон Дрейлинг Константин Романович.

23/ Думбадзе Александр Григорьевич.

24/ Думбадзе Игорь Григорьевич.

25/ Жаго Евгений Владимирович.

26/ Жеромский Геннадий Сигизмундович.

27/ Жилин Александр Михайлович.

28/ Забелин Святослав Николаевич.

29/ Захаров Николай Владимирович.

30/ Игнатьев Игорь.

31/ Иордан Алексей Борисович.

32/ Кашкаров Владимир Павлович.

33/ Квятковский Игорь Александрович.

34/ Кованько Георгий /Александрович*/.

35/ Копанев Игнатий Павлович.

36/ Крейтер Никита Владимирович.

37/ Лагус Валентин /Васильевич*/.

38/ Лебединский Александр.

39/ Левандовский Александр Михайлович.

40/ Леваневский Григорий.

41/ Котляр Георгий Карпович. Командир взвода, полковник.

42/ Ивановский Евгений Леонтьевич.

43/ Лутченков Олег Димитриевич.

44/ Лутченков Сергей Димитриевич.

45/ князь Максутов Иван Иванович. Командир отделения.

46/ Мартыненко Владимир Леонидович.

47/ Марков Сергей Владимирович. Командир отделения.

48/ Маркин Вячеслав.

49/ Мастиков Борис.

50/ Медведев Юрий.

--------------------------------------------------------  

* Наши дополнения и уточнения. – П.С.-К.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Юнкера Э.Мистулов и Н.Смирнов на посту № 5 на руднике Столица, декабрь 1941 г. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

51/ Миролюбов Владимир.

52/ Мистулов Эльмурза Дзангекович.

53/ Мономахов Петр /Николаевич*/.

54/ Морозов Николай.

55/ Москаленко Александр Александрович.

56/ Назимов Николай Владимирович.

57/ Назимов Георгий Владимирович.

58/ Нещерет Алексей Михайлович.

59/ Ольховский Юрий Львович.

60/ Ордовский-Танаевский Игорь Николаевич.

61/ Пиноци Иван Ильич.

62/ Плескачев Олег Николаевич.

63/ Плескачев Георгий (Юрий) Николаевич.

64/ Политанский Александр Сергеевич.

65/ Полянский Игорь Николаевич.

66/ Пустовойтенко Алексей Алексеевич. Командир отделения.

67/ Раевский Владимир Владимирович. Командир отделения.

68/ Редькин Александр Петрович.

69/ Рибас Анатолий Григорьевич.

70/ Родзянко Олег (Михайлович*).

71/ Руссет Олег Евгеньевич.

72/ Ряснянский Борис Николаевич. Капитан. Командир взвода.

73/ Сакович Ростислав (Георгиевич*).

74/ Стольников Георгий (Константинович*).

75/ Сапронов Виктор (Константинович*).

76/ Саринов Димитрий Александрович.

77/ Сахаровский Владимир Иванович.

78/ Свистунов Михаил Георгиевич.

79/ Секанов Николай.

80/ Смирнов Николай (Сергеевич*).

81/ Сперанский Глеб Николаевич.

82/ Стамбуровский (?). (Игорь*)

83/ Студенцов Игорь Федорович.

84/ князь Тархан-Муравов Борис Сергеевич.

85/ князьТархан-Муравов Михаил Сергеевич.

86/ Трайкович Борис.

87/ Троицкий Александр Петрович. Полковник. Командир взвода.

88/ Трушкевич Георгий Данилович.

89/ Фортель Михаил Федорович.

90/ Хихин Сергей Борисович.

91/ Шимкевич Георгий Владимирович.

92/ Шереметов Николай Александрович.

93/ Шауб Сергей Владимирович.

94/ Шеффер Борис Владимирович.

95/ Шеффер Георгий Владимирович.

96/ Шиловцев Николай.

97/ Янушевский Анатолий Иосифович.

98/ Янушевский Александр Анатольевич.

99/ Мартьянов Александр Димитриевич.

100/ Миклашевский Михаил.

101/ Шатилов Владимир Димитриевич.

102/ Браилов (?).

103/ Змунчилла Владимир (Игоревич*).

Преподаватели Военно-училищных курсов:

Полковник Аквилонов Александр Михайлович.

Полковник Троицкий Александр Петрович.

Полковник Антонов Константин Николаевич, летчик.

-------------------------------------------------------- 

* Наши дополнения и уточнения. – П.С.-К.

[Павел Стрелянов /К/]

о. Вассиан с молодежью Корпуса, все чины в югославянской форме  

о. Вассиан – иеродиакон Александро-Невской церкви в Белграде. В Русском Корпусе, убит под Чачаком 23 окт. 1944.  

       

[Павел Стрелянов /К/]

ЮНКЕРА

Родословная первой роты

(«Мыловары» или «Оперетка»)

В глухом ущелье по тропинкам

Наша рота вьется,

Рядом, ниже, у дороги

Река бурно бьется.

 

Шагаем вольно, сказы, смех,

Дымятся папироски.

Обильный пот по щекам льет

И наши шутки плоски.

 

Со мною рядом брат идет, /Георгий Плескачев/

Тархана подзывает, /Тархан-Муравов Борис/

А Слоник Мока воду пьет, /Сакович Ростислав/

Жажду утоляет.

 

Чтобы взвод собрать тесней,

Котляр подул в свисток, /полковник Котляр, ком. 2 взвода/

И с Ордовским бок о бок /Ордовский Игорь /

Идет Полянский «Поплавок». /Полянский Игорь/

 

Романсов, песен властелин,

Гитары бог, совсем как мальчик, –

То взвода нашего певец,

Наш Миша Шестипальчик. /Юрий Медведев/

 

А Морозов с Студенцовым /Морозов Николай, Студенцов Игорь/

Мощь басов своих сверяют,

И как огонь свечей тушить,

Систему проверяют. /Оба – знаменитые басы, служили дьяконами при патриархах/

 

Полковник Троицкий учил, /полковник Троицкий, командир 3-го взвода/      

Как к бою быть готовым,

Мурза смешит своих друзей, /Эльмурза Мистулов/

Шутя, ругаясь с Кашкаровым. /Владимир Кашкаров/

 

Пиноци с Фортелем все спорят, /Иван Пиноци и Михаил Фортель/

Кто прикокошил Вука,

Думбадзе братья им внимают

И не проронят звука.

 

Собаку Ваньку приласкать

Старается Сперанский /Сперанский Глеб/

И чванно смотрит в стороне

Шура Политанский. /Александр Политанский/

 

Перед ротным командиром

Пустовойтенко стоит, /Пустовойтенко Алексей/

И Гордей Зарецкий строго /ком.роты/

Ему что-то говорит.

 

Толька Рибас там идет, /Анатолий Рибас /

С ним корнет Раевский /Раевский ?/

И взвода первого друзья,

Шауб с Леваневским. /Шауб Сергей и Григорий Леваневский/

 

Старой бабе все ж продать

Отрез сукна для платья

Старался Петя Гаттенбергер

И Лутченковы братья. /Олег и Сергей Лутченковы/

 

       

[Павел Стрелянов /К/]

4-й взвод 1-й Юнкерской роты в югославянской форме. Третий справа Н.Н.Протопопов-мл., 1942 г. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

2.

Как бокалы чокать нам,

Корнет Борисов нас учил, /Борисов Николай, ком. отделения/

Шагает прямо франтом он,

Аршин как будто проглотил.

 

Гранитов Женя не казак, /Евгений Гранитов/

В станице не был он Цимлянской,

И вечный насморк свой лечил

Капитан Ряснянский. /Борис Н. Ряснянский/

 

Редькин, брат, стрелок прекрасный, /Редькин Александр, ком.взвода/

Мишень сбивает сотни раз.

Гранитов старший метит в брови, /Гранитов Владимир/

А попадает прямо в глаз.

 

Как стрелок из пулемета

Жилин был и так и сяк, /Жилин Александр/

И с Венерой поругавшись,

Кашкарь ходит враскоряк. /Кашкаров Владимир/                  *

 

Чтоб заслужить особый чин,

Ольховский ходит как павлин /Ольховский Юрий/

А на пастушек косит глаз

Сахаровский-ловелас. /Сахаровский Владимир/

 

Стамбуровский говорил,

Как чудесным махом

Собрал винтовку в миг один

Петя Мономахов.

 

Неверовского ругая /Неверовский Евгений /

За небрежности к еде,

Братья Шефферы съедают /Борис и Георгий Шефферы /

Два кила каши в котелке.

 

А вы, друзья, меня простите,

Писал о всем как мог.

И все ж Олега извините

За неудачный слог.

 

Продолжение следует… Фамилии перезабыл на старости лет, помогите, друзей фамилии пошлите, тогда во всем нам будет толк, собрать имен на целый полк.

Олег Плескачев.

Каракас, 8.4.1983. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

На скамье генерал В.Э.Зборовский (3-й слева), далее полковник А.И.Рогожин и войсковой старшина К.И.Щербаков. В центре впереди молодой доброволец  

 

[Павел Стрелянов /К/]

ПРИЛОЖЕНИЕ

Казак природный – конный воин.

Я на коне всю жизнь прожил,

Так казаком я быть достоин,

К тому ж я это заслужил

В боях лихих победной кровью.

И вот в Преградной казаки

И с простотою, и с любовью

Меня избрали в старики.

И загорелся вновь в восторге

Военный жар в моей груди:

О, да пошлет Святой Георгий

Всем нам победу впереди!

21 апреля 1916 года

========================================

Часть вторая. И Я БЫЛ ТАМ  

Пыхтя и обдавая паром, проходит мимо нас паровоз и тянет вагоны с висящими на них гроздьями людьми. Эшелон составлен лишь из товарных вагонов, есть только один пассажирский, занятый нашими офицерами и немцами, сопровождающими новобранцев.

Шум, гам, немцы носятся с криками «alles heraus!» («Все наружу!»), и новобранцы спрыгивают со своими скудными пожитками на перрон.

Мы разбиты на группы по пять человек на вагон, с любопытством осматриваем пополнение, жмущееся около вагонов, в ожидании приказа о приеме этих людей. Немцы исчезают, видно, сдали свои обязанности.

Кто-то из нашего начальства, взобравшись на гору ящиков, коротко приветствует новоприбывших и, указывая на нас, советует обращаться к нам по всем вопросам, как к братьям. Люди рады слышать родную речь, понимают, кое-как строятся, и мы выводим колонну на улицу, направляясь к временно реквизированным домам в Обреноваце.  Разбиваем их по группам, на одну группу один дом.  Но новобранцы держатся своих: «земляки здесь, так и я с ними». Идет земляк за земляком, одессит к своим, бессарабцы тоже, а про буковинцев и говорить не стоит, так жмутся друг к дружке, что видно сразу: тесно спаяны.

 

[Павел Стрелянов /К/]

На молитву.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Махнув на все это рукой, смотрим сквозь пальцы на перебежки из дома в дом, значит, земляк ищет земляка. Всё со временем переменится и перемелется, и мука будет. В комнатах люди занимают «посты» на кроватях, укладывая на них свои скудные пожитки. Вскоре появляются раздатчики с едой, с котелками, с манерками и кормят людей. Следим за порядком, даём час отдыха.

А затем мы проходим по комнатам, записывая имя и фамилию каждого, расспрашиваем, откуда человек, кем был раньше, какое ремесло знает, служил ли в войсках. Люди радостно отвечают, шутят, и часто мы смеёмся все вместе над нелепым ответом кого-нибудь из хлопцев. В ту ночь рано заваливаются спать новобранцы и спят крепко в этой новой для них обстановке, охраняемые нашей дежурной командой.

Рассвело. Трубач играет подъём, дежурные бегают и свистками поднимают людей. «Скорей, скорей!» – кричим мы. По команде выводим на улицу будущих наших солдат. С усилием строим эту массу людей, ещё не разбитых на взводы, одетых в штатское. Звучит команда: «Слушай, на молитву! Шапки долой!» С изумлением смотрят на нас одесситы, не понимают команду, но, увидев, что мы да буковинцы обнажаем головы, срывают со своих голов картузы, ушанки да шапки, поют вразнобой, прислушиваясь к общему хору. Кланяются в пояс, крестясь, буковинцы и бессарабцы. Многие прослезились. «Накройсь!!»

И началась подготовка для всех нас, подготовка к будущей жизни. Разбивка на взводы, на отделения, построение по росту. На каждое отделение назначался командир, и тут снова сказалась тяга земляка к земляку. Просили и упрашивали, чтоб им позволили переменить взвод или отделение. Особенно отличались в этом одесситы, старались держаться друг друга, смотря свысока на других. И нам аукнулось это в будущем.

Раздавали обмундирование, особенно следили за выдачей сапог, чтобы было точно по мерке, ведь в плохой, тесной обуви далеко в поход не уйдёшь. Выдавали котелки, манерки, ложки, вилки, ножи, хлебные сумки, пояса, подсумки, наплечные ремни, шлемы.

А через пару дней, на утренней перекличке, при команде «На молитву! Шапки долой!!», стоял перед нами строй солдат. Подстриженные, бритые, но по-штатски неуклюжие, бодрые той бодростью, какая отличает людей в девятнадцать-двадцать лет. Эх! То были золотые времена!

 

[Павел Стрелянов /К/]

Унтер-офицер и неизвестный. У офицера (?) под крестом Лемноса-Галлиполи еще какой-то знак, к сожалению, нечеткий. Оба в югославянских мундирах. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

И пошла с тех дней большая работа, напряжённая, требовалась огромная выдержка, сила воли, спокойствие. Дали нам, молодым, четыре месяца тому назад закончившим унтер-офицерские курсы, возможность доказать, что учились не напрасно и что сможем обучить и других. То была наука, как сделать из «шпака» солдата.

Наука все дает! Опыт жизненный также учит! Нас в эти дни только одно интересовало и занимало: обучение и шлифовка солдат, строй, маршировка, беседы с солдатами, затем сборка оружия. Не дать солдату бездельничать! Обучать его, занять его делом, готовить его к войне, к тому, к чему мы все готовимся, – к бою!

И дали мне, рабу Божьему, лихому ефрейтору, 19 человек солдат на обучение. Чувствовал я себя грозным начальником, вершителем судеб и почти что полководцем. Но, к счастью для многих из нас, в том числе и для меня, командиром одного из отделений оказался Алексей Владимирович Воскресенский *. Офицер царс­ких времён, спокойный, выдержанный, прекрасный психолог, умница, он импонировал нам знанием своего дела. Мы, командиры других отделений, часто собирались у него по вечерам, чтобы посоветоваться. Алексей Владимирович задавал нам вопросы: «А ну-ка, Мошин, как у вас в отделении, что замечаете? В чем себя чувствуете неуверенным? Говорите как отцу, не скрывайте!». И шла беседа, разбирали затруднения наши, верили ему, зная, что на него можно положиться.

Его домик стоял рядом с моим, где я ютился с отделением, и поэтому я чаще всех соприкасался с ним, беседуя на разные темы, но больше всего на военные. «Олег, дружок, – говорил он мне, – не забывай никогда, что солдат – человек, как ты, как я. Подходи к нему благосклонно, но пускай он чувствует в тебе начальника. Заботься о нём, помогай ему, если нужно, но не распускай слюни, панибратства не допускай. Ты начальник, и твоё слово – закон».

Алексей Владимирович часто говорил о прошедших войнах, рассказывал об истории Русской армии, о Первой мировой, о революции, приводил примеры храбрости, ответственности, исполнения долга. И во всем, о чем он рассказывал, видна была любовь к солдату и забота о нём. «Олег, никогда не принимай решений, не взвесив и не обдумав, каким бы ни был проступок солдата, но не спускай никакой провинности без наказания, спустишь – уйдёт дисциплина».

Многое старался я запомнить и применить к моей жизни и к моим солдатам. Старался их понять, проникнуться их жизнью. Сам был солдатом и делил с ними солдатскую жизнь. То, чему меня и других учил Алексей Владимирович, впитал своим умом и сердцем. Стал разумнее.

------------------------------

* Воскресенский Алексей Владимирович – подпоручик, в эмиграции. В Русском Корпусе командир взвода 7-й роты 2-го батальона 5-го полка (унтер-офицер), убит под Дреном 4 авг. 1944 г.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Присяга пополнения в Кральево. 

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

И покатился день за днём в немудрёных науках, заполнявших наше время с утра до вечера. Через неделю командование перевело нас в Забрежье, к пристани на реке Саве, недалеко от Обреноваца. Было там много места, обширная площадь, хоть две роты учить можно сразу, широченные улицы, маршируй сколько хочешь. Побережье было занято домиками, в которых мы и расположились. Зажили знатно.

Занятия возобновились с новой силой. «Направо! Налево! Шагом марш! Разойдись! Стройсь! Равняйсь!» От напряжения глотки охрипли. Данненберг так охрип, что начал говорить шёпотом, дня на два голос потерял. Я усиленно шевелил губами и меня едва слышали. И так же было со многими другими молодыми командирами. И смех и грех! Но зато, когда проходила хрипота, голоса становились мощными, с металлическим оттенком, за версту слышно, а вблизи если крикнут, так хоть уши затыкай.

Месяц февраль выдался неудачным, без снега, слякоть всюду, туман висел над рекой Савой. Дни хмурые, с холодным ветром, от которого часовые на постах лязгали зубами, а нам всё нипочём, в движении мы не унывали. Крепкое у меня создавалось отделение, спаянное муштрой, ходили как один, приёмы выполняли – прямо загляденье. Чтоб убить однообразие, вызывал по одному перед строем и давал возможность командовать: им интересно и весело, а я присматривался и примечал, кому быть в будущем ефрейтором.

Получили винтовки итальянские, с привинченным штыком, – ну и дрянь! Выдали нам пулемёты, патроны, и пошло дальнейшее обучение, но уже со стрельбой по мишеням. Одно лишь не радовало – не было спайки меж людьми. Как это бывает при совместной жизни большего количества людей разных сословий, разного воспитания и разных обычаев, происходили столкновения из-за непонимания друг друга. Дикие плоские шутки и жуткий мат одесситов не прилипали к бессарабцам или буковинцам. Часто со стороны Одессы-мамы кричали: «Что одесситу хорошо, то буковинцу смерть!» На что оные отвечали: «Плюём на вас и на Одессу с высокого дерева, да и плевка не стоите!». И за этим следовала драка. Зато честность, прямолинейность и вера в Бога обескураживали одесситов.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Обе эти группы пели хорошо, были прекрасные голоса. С полей широких буковинских, со степей бессарабских лились тягучие песни или разом звенели азартные плясовые. Чудно! А одесситы, сидя кругом, часто вспоминали песни подпольного воровского мира:

• Гоп со смыком – это буду я!
• Граждане, послушайте меня:
• Ремеслом я выбрал кражу,
• Из тюрьмы я не вылажу,
• И тюрьма скучает без меня.

А потом, бросая убийственные взгляды на буковинцев, продолжали песню, рыча:

• Век жить буду, не забуду
• Я предателя Иуду,
• И получит он расплату от меня!

На что буковинцы весело смеялись, показывая им фигу. Была ещё одна песня подпольного мира, тягучая, которую очень любили все:

• В Пастуховском переулке мёртвый трупик нашли.
• Он был в кожаной куртке, восемь ран на груди.

И грустно им было, и, совсем повесив головы, продолжали:

• Вот умру я, умру я, похоронят меня,
• И никто не узнает, где могилка моя.

А потом хоть и жалостно, но с воодушевлением переходили к концу:

• На мою на могилку уж никто не придёт,
• Только ранней весною соловей запоёт.

Хоть такие песни не нравились нам, но мы их не запрещали, как не могли запретить вспоминать их бывшую жизнь.

Начались кражи, драки, и, конечно, чаще всего страдали буковинцы. Это принудило нас к строгим арестам и чистке рядов от нездорового элемента. Часто жаль было этих молодых людей, мы знали, что очень много было озорства в таком поведении. Им внушали, по-доброму, в ожидании, что исправятся, но повторения не могли допустить и чистили, отсылая без зазрения совести. Так установилась более мир­ная жизнь. И со временем люди познакомились ближе, подобрели и начали понимать друг друга. Осмотревшись, они увидели, что их никто не прес­ледует, а наоборот, о них заботятся, им помогают, и это заставило их измениться к лучшему.

 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Полковник В.И.Третьяков со своим взводом 1-го полка в югославянской форме 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Поначалу дали мне группу одесситов для обучения и воспитания. Впервые я столкнулся с людьми из России, да ещё из Одессы.

До сих пор я вращался в среде исключительно эмигрантской. В большинстве своём это были люди военные, прошедшие Первую мировую войну, а затем революцию. Это была большая, хорошо знакомая семья, со своими правилами, со своей точкой зрения, со своими традициями, и для меня, молодого, сногсшибательно было наблюдать людей с нашей Родины. Народ моего возраста, весёлый, бойкий, за словом в карман эти ребята не лезли, любили песни да весёлую жизнь. От работы не отлынивали, но и не напрашивались. И вместе с тем это были люди, не державшие данного ими слова, могли схитрить, солгать, могли украсть. Были исключения, но редко.

Чтобы развлечь ребят, водил я их в кино, единственное в Обреноваце. Мой первый выход с ними кончился плачевно. Как они умудрились, не знаю, но незаметно для всех обокрали пару магазинов, и мне стоило большого труда заставить их вернуть краденое. Лгали, глядя в глаза, не мигая.

Дрались меж собой; часто ругались так виртуозно, не жалея никого, поминая всех и вся, самыми грязными словами и выражениями, что уши вяли. Будучи ещё юнцом, я знавал на одном из рудников моряка боцмана, ругался он страшно. Знатоки дела говорили про него, что он мог ругаться, не запинаясь и не повторяясь, пять минут без передышки. Но теперь я убедился: он был младенцем в сравнении с одесситами.

Вёл я эту группу с нашего переезда в Забрежье, где добавили мне ещё несколько человек. Через пару недель, по общему приказу, произвёл отбор людей по их способностям. Спас Алексей Владимирович, а то самых лучших отдал бы. Менее пригодных – в обоз, ловких и сообразительных отдавали в тяжёлые взводы, обслуживать бомбомёты и станковые пулемёты, а так, шалтай-болтай, оставались нам. Много раз в душе благодарил я Алексея Владимировича, что надоумил меня, сосунка, и остался я с хорошими людьми, как в уставе сказано, я сам плюс девять человек. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Весна на носу! Весёлые ручейки талого снега текут по канавкам, набухли почки на деревьях, вербочки вот-вот выпустят свои серёжки, в садиках ландыши растут на прогалинах. Потеплело знатно, и занятия идут по-прежнему. Хорошо нам, молодёжи, бодрее звучит голос, вид у всех весёлый, шутки и смех, усталости нет. Работа спорится. В строю идём, песни льются, да заметно, как солдаты на прохожих девушек и женщин зорятся, (заглядываются - сербск.), смотрят, подмигивают. Пилотки набекрень да грудь колесом. Знай наших!

• Русский штык да русский муж –
• Два родные брата.
• А ну-ка, милка, поцелуй
• Русского солдата!

Отделение моё делалось всё лучше не только в строевой подготовке, но и в своём поведении, во взаимоотношениях они стали другими. Но изредка, вспышками, прорывалось в них старое. То ли это были счёты прежних времён, ибо в их ругани и криках проскальзывало, что знали они друг друга ещё до приезда к нам. То ли они избавлялись так от накопившейся из-за однообразной жизни усталости, то ли бурлила в них кровь, требуя более сильных эмоций. Тяжело бывало мне.

Но время брало своё. Помимо занятий, начали готовить солдат к караульной жизни. Стали давать им наряды, дежурства по роте, в караулах, в патрулях. Недавние школьники жили теперь жизнью настоящих солдат. Ходили слухи о скорых походах в разведки. Но слухи оставались слухами, а жизнь шла вперёд, служба да учения, строй да гимнастика, и только по вечерам хорошо отдыхали на берегу реки Савы, возле пристани, наблюдая, как уходит солнце на вечерней заре.

В один прекрасный день взяли наш взвод с учения, и строем, с песнями, пошли мы к пристани, а там командир роты представил нам нового командира нашего взвода, лейтенанта Драценко. С этого момента взвод словно зажил жизнью кадровых войск: в постоянной муштровке и дисциплине.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Юнкера 1-го полка. Слева направо: 2-Е.Жаго, 3-В.Акиров, 4-подпоручик В.Гранитов; наверху О.Родзянко. Столица 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Настал март, первое число. Нас производят в унтер-офицеры! День радостный, грудь колесом, нашивки на погонах! Расступись, жизнь, это мы идём! И долго в ту ночь вздрагивал сонный Обреновац от нашего крепкого шага, и лилась песня:

• Гей, прохожий, дай дорогу,
• Славный корпус наш идёт!
• Ну-ка, братцы, твёрже ногу,
• Впереди нас счастье ждёт!

Ура, наконец-то в поход! Куда точно, не знаем, говорили, что идём за реку Колубару, где появились отряды партизан. Ну что ж, пора! А то засиделись, плесенью покрылись. Выступаем в четыре часа утра. Взвод готовится, слежу за моим отделением, всё ли есть, чего не хватает. К шести часам вечера всё готово, всё проверено. Ужинать да спать! Не спится перед дорогой, но сон всё же одолевает.

Трясут нас грузовики на дорожных кочках, покачиваемся на скамейках, установленных вдоль бортов кузова. Иногда так качнёт нас, видно, на глубокой выбоине, что валимся друг на друга. Лязгает железо о железо, позвякивает снаряжение, и позади виден приглушённый свет фонарей идущего за нами грузовика. Вспыхивают огоньки папирос от глубоких затяжек, курим, разговариваем мало, клонит ко сну.

Брезжит утро, уже видим друг друга. Сидя в задней части кузова, смотрю на дорогу и окрестности. День обещает быть хорошим. Наши новые солдаты ведут себя довольно смирно, боязни не заметно, разве что любопытство, мол, что же будет. Минут сорок спустя останавливаемся. «Долой с машин, оправиться!» – звучит команда спереди. Лейтенант Драценко, собрав отделенных, даёт наставления. Дальше идём пёхом, наступаем на село, что за холмами, якобы там партизаны. Мы должны прочесать и очистить его. Поступать велено судя по обстановке.

Тронулись строем по одному, идём через поля, село перед нами, за буграми, и его пока не видно. Немцы идут где-то справа, тишина вокруг. Сапоги намокли от росы, зябко, идём без шинелей, которые остались в камионах. Справа протрещали выстрелы, все подтянулись. Из колонны по одному разворачиваемся в цепь, взбираемся на бугры и видим село, расположенное под нами.

[Павел Стрелянов /К/]

Генерал Гонтарев и полковник Гескет на учениях. Косов. Митровица, 1943 г.

Гонтарев Борис Викторович – р. 18 авг. 1879 в Харькове, 3-я Одесская гимназия, Одесское ВУ 1905, АГШ 1911, офицер 49-го пех. Брестского полка, офицер штаба 7-й кав. дивизии. В Великой войне полковник, генерал-квартирмейстер и начштаба 12-й армии, Георгиевский кавалер (?). В Добрармии и ВСЮР, 1918 начштаба отряда Шкуро, затем нач. орготдела Генштаба, начштаба формирований Кубанской армии, нач. снабжений Кубанской армии, пом. главного начальника снабжений ВСЮР, в Русской Армии нач. управления снабжений, затем в прикомандировании к отделу генерал-квартирмейстера штаба Гавнокомандующего. В эмиграции в Югославии, с 1924 начальник отдела Генштаба КИАФ, генерал-майор, на 1 апр. 1937 член Общества офицеров Генштаба. В Русском Корпусе с 31 окт. 1941 начальник штаба Корпуса, с 17 мар. 1943 командир 3-го полка, окт. 1944 командир боевой группы (Сводный полк и Запасный батальон), ранен, 1 янв. 1945 эвакуирован в Вену. Ум. в Зальцбурге (Австрия) 27 окт. 1977.

Гескет Борис Сергеевич – р. 13 дек. 1890 в Варшаве, из дворян Полтавской губ., сын генерал-майора, Александровский КК 1908, МАУ 1911. В Великой войне ранен 19 окт. 1914 и 5 июля 1915, орден Св. Георгия 4 ст. (26.11.1916), офицер Л.-гв. Измайловского полка. Во ВСЮР полковник, эвакуирован дек. 1919–мар. 1920. В эмиграции в Югославии, на 1938 представитель полкового объединения. В Русском Корпусе с 31 окт. 1941 казначей 1-го полка, с 8 апр. 1942 командир 2-го батальона 3-го полка, с 15 дек. 1943 командир 4-го полка, убит у Чачака 23 окт. 1944. 

 

[Павел Стрелянов /К/]

Вперёд, вперёд! Скорее! Катимся вниз к селу, которое уже близко. Парочка выстрелов встречает нас, и всё затихает. Врываемся! Кому как повезло, кто по улицам, а мне с отделением пришлось сигать через заборы и проникать в сады. Осматриваем наспех хаты, кругом испуганные лица, слышен плач женщин и детей. Рыщем по подвалам и чердакам. Никого! Двигаемся дальше! Чтоб не сигать через заборы, выбиваем прикладами доски, прокладывая себе дорогу. Дальше! Дальше!

Слева затявкал пулемёт и захлебнулся. Из-за быстрого движения и напряжённого ожидания встречи с врагом от меня пар идёт, винтовка крепко зажата в руках. Следя за своими солдатами, прощупываю взглядом углы хат, деревья, сады перед нами. Ребята не отстают. Кроме жителей, никого.

Но вот и селу конец, собирается рота на поле возле села, сидят около заборов запыхавшиеся солдаты, промокшие от пота. Иду рапортовать лейтенанту Драценко. Появляются немцы, наши офицеры уходят на совещание, минут через десять возвращаются. Приказано повернуть назад, прочесать опять село и идти на сборный пункт, к грузовикам.

Говорили, что большая группа партизан ушла за полчаса до нашего прибытия и что они были предупреждены. Не шум ли грузовиков нас выдал? Идём назад, снова прочёсываем село. Выходим в поле. Начальники взводов сигнализируют руками в направлении грузовиков. Понятно! Часикам к трём дня снова были в Забрежье, и так бесславно закончилась наша первая разведка. Стараюсь не вспоминать о нашем разочаровании.

Приблизительно через две недели был большой поход на Велику Моштаницу. В дело был пущен весь батальон. Но результаты были те же: никого, кроме жителей. И вот тут ребята-одесситы вспомнили прежнее и начали грабить дома. Пришлось резко останавливать, чуть ли не зуботычинами.

Вернувшись, гонял их по полю при полном снаряжении, с ранцами на спине в наказание: «Ложись, вставай, бегом марш, снова ложись!» Через три часа ребята взвыли, не ходили, а шатались, клялись мне, что больше не будут. И не только моё отделение бегало по полю, было их много.

Вот день великий Христова Воскресения! Пасха! Христос Воскресе! Воистину Воскресе! Праздник всем нам! Но к десяти часам утра наша радость ушла. Эскадрильи бомбовозов плывут над Белградом, кружат над ним. Англи­чане и американцы бомбят его. Невооружённым глазом видны столбы дыма и огня от взрывающихся бомб. Тоска на душе! Как мама? Ведь она там, да не только она, ведь там так много семейств живут, родные наших корпусников… Так печально кончился первый день Пасхи сорок четвёртого года. Потом узнали, что никто из наших не пострадал. Слава Богу!!

Дни идут за днями, служба, караулы, и как-то все вдруг заговорили о нашей переброске, что будем уходить. Куда? Когда? Не знали. Дня через два пришёл приказ готовиться к походу.

 

[Павел Стрелянов /К/]

Пасхальное богослужение в Русском Корпусе

 

[Павел Стрелянов /К/]

• Оружьем на солнце сверкая,
• Под звуки лихих трубачей,
• По улицам пыль поднимая,
• Уходил полк гусар-усачей...

 

Пыхтит пароходик перед нами, его труба густо дымит, а ветер речной разносит дым по сторонам. Стальной трос, как пуповина, соединяет нашу баржу с ним, тянет нас вверх по реке Саве, в направлении Шабаца, в район 1-го полка. Хорошо на барже, палуба под ногами не дрожит от работы машин, плещут волны в борта, а за кормой остаётся пена от нашего прохода, и прорезанная вода волнами бежит к берегам. Солнышко печёт славно, весна нас нежит, и чистый воздух наполняет грудь. Хорошо! Ребята-солдаты сидят по бортам, кто спит, кто смотрит на берег. Тихо, не слышно команд, нет службы, отдыхаем.

Слухи оправдались! Посылают нас в район первого полка на укрепление гарнизонов, чтобы усилить район нашими войсками. Грузили нас также в Забрежье, благо недалеко, и вот мы плывём вверх по реке. Многим из нас, из младшего командного состава, побывавшим в этих местах в районе первого полка в 1941-1942 годах, приятно вернуться на старые стоянки и вспомнить былые ушедшие времена.

Ушли юнкерские роты (1-я, 2-я и 3-я), побывавшие на стоянках по берегам Дрины, и все бывшие юнкера распылены по полкам Русского Корпуса; в чинах офицерских и унтер-офицерских по частям с новым пополнением. Много нас, этих бывших юнкеров, в нашем батальоне, в этом отношении у брата и у меня есть с кем что вспомнить и есть с кем поговорить.

Сидим на корме баржи группой, мы, «седые командиры», бывшие юнкера, и текут разговоры да воспоминания про первые походы: Лозница, Столица и бой около неё, Крупань, Зворник, Любовия, шутки, смех, вспоминаем друзей и забавные случаи. Славно на душе! Хорошо вспомнить друзей-единомышленников, хорошо вспомнить, что хоть и стоим по разным полкам, но мыслим одинаково, что мы дружны, действуем по совести, мы едины, мы – одно целое, мы – братство.

            Подплыли к Шабацу, разгружаемся. Пристань пустынна, народу не видать, кроме служащих, сразу видно, что другие времена идут в районе 1-го полка. Все движение жителей кончалось в 8 часов вечера и так до 6 часов утра. И в нашем 1-м казачьем полку шутя говорили: «Не спи, казак, во тьме ночной, партизаны ходят за рекой».

Переночевали в казармах, и наутро начался наш первый поход, поход нашей новой части 5-го полка. Но не на грузовиках, а так, по старинке, по православному, пешком. Нам, побывавшим здесь, дело знакомое, но зато солдатам нашим впервые. Добро своё несли на себе, почему оно не было нагружено на подводы, не знаю, и поэтому шли, как во времена Наполеона, времена турецких войн и Первой мировой: с ранцами на спине и при полном боевом снаряжении.